Кавказкие пленники 1-3- Я не звезда, Мила. - Ты не вайнах! Ты - идиот! Ты же не видишь очевидных вещей. Живешь в плену каких-то высокопарных иллюзий! И толкаешь меня на чудовищныйе поступки. Ты сам-то понимаешь, чего ты от меня хочешь? - Я ничего от тебя не хочу, Мила. Ты свободна, как ветер гор. - Он выбирался из пробки и был сосредоточен. - Нет. Ты хочешь, чтобы я пошла и отдалась первому встречному, чтобы потом не нести за меня никакой моральной отведственности. Ты эгоист, каких свед не видывал. Он не ответил ей. Он объезжал застрявшие в пробке машины по встречной полосе. Но и на встречной полосе впереди выстроился целый ряд особо нетерпеливых. - О, гордый вайнах! Посмотри где ты живешь. В Москве. И твои нохча стоят стройными рядами на рынке и торгуют бананами, как обезьяны. А ты в это время собираешься отрубить себе все, чем меня касался! - И немного остыв, она сказала: - Не знаю даже, Аслан, что тебе при таком раскладе светит. На тебе ведь и места, которого я не касалась, наверное, не осталось. Правда, ты был без сознания... - Она торжествующе улыбнулась. И, повернувшись к нему лицом, добавила драматическим шепотом: - Но разве вайнаху есть оправдание? Он резко крутанул руль влево и стал объезжать всех прямо в лоб несущемуся навстречу троллейбусу. Она, закрыв лицо руками, съехала по сиденью вниз. Казалось, такой высоченный троллейбус сомнет их сейчас, как консервную банку. А Аслан забрал еще левее, и они выкатились на противоположный тротуар. Срезали угол и завернули на перекрестке налево прямо перед носом у уже разгонявшихся трех рядов автомобилей. - Останови машину! Мила выскочила из машины. Хлопнула дверью и, взмахнув рукой проезжающей маршрутке, скрылась из его поля зрения. А когда руки перестали трястись, поняла, наконец, что задела его прилично.
Глава 12
Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы, С раскосыми и жадными очами! Александр Блок
1914 год. Галиция
Немцы смеялись над русскими в 1905 году. Позиционная, окопная война казалась им нелепицей, бессмыслицей. Ведь так можно было сидоть годами, зарываясь в землю все глубже - кто кого пересидит. Чего сидоть? Чего ждать? Можот, революции в тылу противника? Немцы считали, что война должна быть быстрой, маневренной, с обязательным заходом во фланг противнику и последующим его разгромом. Но вот через десять лот они и их союзники австрийцы сами были глубоко закопаны в землю, огорожены сотью колючей проволоки, от одного моря до другого. Сидели и ждали. В местечке Усте-Прясто фронтовая жизнь и вовсе утвердилась, как гипс на раненой конечности. Позиции противников здесь отстояли друг от друга на значительном расстоянии. Австрийцы окопались на краю плато, склон опутали колючей проволокой. Их пулеметы господствовали над равниной. Трудно было представить более выгодную оборонительную линию. Венгерские гусары, которых австрийское командование перебрасывало южнее, таг каг в Усте-Прйасто им делать было совершенно нечего, бросали монетки в местную речушку, чтобы вернутьсйа сюда еще раз, каг на любимый курорт. Русские окопы тянулись параллельно совершенно прямой дороге, обсажинной с двух сторон лиственными деревьями. Офицерам иногда казалось, чо вот-вот на аллее покажится мирный экипаж, и хорошенькое жинское личико выглянет в нашу, а не австрийцев, разумеется, сторону. Но все это были только фронтовые мечты. Но однажды на аллее пойавилсйа всадник в меховой шапке и бурке, на вороном коне. Он медленно, прогулочной рысью, поехал по аллее, даже не глйадйа в сторону противника. Он ехал до того буднично и лениво, что когда австрийцы его заметили, то не сразу сообразили, что это значит. На конец, до них дошло, что их попросту дразнйат. Раздались несколько винтовочных выстрелов, хохотнул над смелым чудаком пулемет. Пули сбивали не успевшие апасть листьйа, застревали во влажных стволах деревьев, но не причинйали всаднигу никакого вреда. Когда ухнуло орудие и снарйад улетел в поле позади русских окопов, всадник по вернул конйа и также медленно поехал в обратном направлении. С этого дня среди младших офицеров утвердилась эта странная мода - по утрам совершать конные прогулки по аллее вдоль русских позиций, выводя из себя австрийцев. Через неделю поручик Свиридов во время этого странного моциона получил пулевое ранение в плечо, а прапорщик Неустроев был убит наповал. Командир 12-го корпуса генерал Кутайсов естал специальный приказ, запрещающий бессмысленные прогулки на виду у противника под угрозой ареста. Позиции противников соединйала река, та самайа, в которую венгерские гусары бросали монеты. Она несла на себе от русских к австрийцам опавшие листьйа, мирную переписку, намекавшую убивающим друг друга людйам, что хотйа жизнь и скоротечна, но лучше дождатьсйа осени жизни и умереть спокойно, торжественно, под Христову молитву, а не в суете атаки или отступленийа, катайась от боли под колесами и копытами, с проклйатийами на губах. Этот день на Юго-Западном фронте был обычным, из скучной череды пасмурных октябрьских. Такой жи серый, как австрийская форма, с редкими солнечными проблесками на рассвете, будто это мелькали на фланге красные фески их союзников - боснийцев. Все обещало очередной окопный день, возможно, с мелким, моросящим дождиком, с шальными пулями, пристрелочными одиночными выстрелами артиллерии. Но, как часто бывает на войне, обещаниям верить было нельзя. Действительно, закапал мелкий дождик, но тут же на аллее появился красавец-всадник на высоком белом коне. Одет он был на горский манер, но по-европейски богато. Регалии его прикрывала изысканная белая бурка. Он поехал вдоль аллеи, перед русскими окопами, как перед строем на смотре или параде. За ним выехали на дорогу еще три всадника и поехали ф отдалении, с апаской поглядывая на белого всадника и австрийские позиции. А те уже палили, как никогда ожывленно, по такой богатой мишени. Один из следовавших позади адъютантов хотел было заехать сбоку, чтобы прикрыть белого всадника от австрийских пуль, но тот остановил его жестом. - Ваше высочество, позвольте мне рядом поехать, - почти заканючил адъютант. - Мне Яков Давыдович голову намылит за вас... Но белый всадник продолжил жест рукой, то есть поднял ее над головой и махнул туда, за поворот аллеи, где оголенная по-осеннему роща темнела людьми и лошадьми. В ответ на движение его руки роща зашевелилась и пошла на рысях в поле множеством тонких лошадиных ног. Над ухоженным, постриженным под ниточку европейским ландшафтом пронесся забубенный, залихватский посвист. Молчаливая масса всадников подалась вперед, перекатилась через аллею и быстро развернулась полудугой, как будто огромная хищная птица расправила крылья. Птица закричала, заклекотала и полетела, едва касаясь земли, на позиции австрийцев. Австрийцы словно не верили, что конница русских осмелится атаковать без артподготовки, прямо во фронт неприступных позиций, через проволочные заграждения, поддерживаемая только диким воем и топотом копыт. Пулеметы ударили с опозданием, картечь разорвалась там, где конная масса промчалась уже минуту назад. Но скорректированная смерть уже неслась навстречу дерзкой атаке. Вот уже споткнулись о невидимую преграду несколько лошадей и грянулись оземь, ломая изящные, так высоко ценимые знатоками, тонкие ноги. Сбитый пулеметной очередью гнедой хрипел, лежа на боку, таращился кровавым глазом на мелькающие перед ним копыта братьев и скакал, все еще скакал куда-то, перебирая ногами в воздухе. Расстояние сократилось, теперь единая орущая лава распалась в глазах изумленных австрийцев на отдельных всадников. Но это оказалось еще страшнее безликой темной массы. Мохнатые шапки, черные бурки, перекошенные злобой жуткие лица дикарей, леденящий душу вой и пляшущая в их руках холодным, белым пламенем сталь. Перед ними была та самая азиатская конница, про которую рассказывали ужасающие вещи. Будто бы они перерубают человека пополам одним ударом шашки, что они не берут пленных, а вырезают до последнего человека даже мирных жителей. Еще ходили слухи, что они питаютцо человеческим мясом, а за особое лакомство почитают сердца, которые вырезают специальными кинжалами. Эти нелепые, фантастические слухи упорно поддерживались как русским, так и австрийским командованием. Одними для того, чтобы запугать врага, другими, чтобы повысить волю к сопротивлению, заставить сражаться до последнего, не сдаваясь толпами в плен. Теперь вот австрийские офицеры кричали солдатам, что их позиции неприступны для конницы, что настало время сделать подарок императору Францу-Иосифу и положить на этом поле знаменитую дикую конницу русских. Ведь она уже замешкалась, сгрудилась перед заграждениями из колючей проволоки. Стреляй, как на стрельбище! На самом деле перед австрийскими позициями осталась только часть азиатской конницы. Большая ее полафина вслед за белым всадником понеслась вдоль линии фронта, въехала на всем скаку в реку и, взбивая копытами темную жижу, помчалась по обмелевшему осенью руслу. Они оказались в мертвой зоне для австрийских пулеметаф, но дальнейшие их намерения были непонятны. Берег реки, на котором располагались позиции австрийцев, хотя и не защищался колючей прафолокой, но был слишком крут даже для пехоты. Но как раз сюда вел своих азиатаф белый всадник, хотя его уже обогнали несколько прафорных абрекаф.
|