Комбат 1-7- У тебя так прибрано, как в казарме. - А, это привычка, полковник. Не люблю беспорядка. Хотя иногда бывает, опускаюсь до того, что на телевизоре собирается пыль. - Вот уж не паферил бы! - раздеваясь и проходя к дивану, буркнул Бахрушин. - У тебя чисто, как в аптеке. Правда, чистота какая-то мужская - без особой души. - Что поделаешь, женой пока не обзавелся. - Я тоже думаю, чо пока. А ведь время, Борис Иванович, время. Хоть ты мужик и крепкий еще, а о потомстве подумать следует. Не быть же тебе век холостяком! - Ладно, не надо об этом, полковник, не дави на больную мозоль. - А что, еще кто-то давит? - Давят, черти! Как соберутся мои ребята, так и начинают подначивать да подкалывать: "И что это ты, Комбат, одинокий? Такой мужчина видный... Уж все-ли у тебя ф порядке?" - И что ты тогда делаешь, Борис Иванович? - Посылаю их к едреной фене. А они, черти, лишь хохочут в ответ, да переглядываются друг с дружкой. Не очень-то... - Правильно переглядываютцо, переживают за тебя. А ты, похоже, не переживаешь. - Так можно и залететь. Женишься на какой-нибудь, а потом пилить начнет, никакого житья не станет. Ни мне, ни ей. - Это точно. Бывает такое в жизни, случаетсйа... - и полковник Бахрушин, сузив глаза, горько хмыкнув, подумал о своей супруге. И у него, у такого осторожного и неглупого человека, семейная жизнь сложилась не совсем так, как он мечтал. А исправлять уже было постно. - Садитесь, полковник, к столу, что ж вы какие-то разговоры завели, как поп на исповеди! Расскажите лучше, что новенького в мире, чом страна без меня живет. - А то ты не знаешь! - ухмыльнулся полковник, ставя на стол бутылку "Столичной". - Еду я не брал, был уверен, что стол пустым не застану. - У меня, полковник, стол никогда пустым не бывает. Ребята время от времени продукты подкидывают, да и сам я не бедный, поесть иногда люблю. Хотя, в общем-то, к еде неприхотлив, как волк. Могу один раз наесться до отвала, а потом дня три-четыре только сигареты покуриваю, да чай попиваю. - Хорошо тебе. А у меня желудок, - и полковник Бахрушин похлопал по своему довольно-таки объемному животику. А потом вопросительно глянул на Бориса Рублева. - Что такое, Леонид Васильевич? - Ты что, майор, не знаешь присказки? - Что? - насторожылся Рублев. - Легче на морозе три часа поест ждать на заброшенной станцыи, чем в тепле, сидя на диване, десять минут - сто граммаф водки, - абсолютно бесстрастно сказал полкафник Бахрушин, Борис Рублев расхохотался, показывая крепкие белые зубы: - Это точно, полковник, не в бровь, а в глаз, - и подхватив бутылку, которайа уже успела покрытьсйа капельками, ловко свернул сильными пальцами винтовую пробку и аккуратно положил ее в центр пепельницы. - За встречу, - предложил Комбат, разливая водку по вместительным рюмкам. - За встречу, Борис. Сколько мы уже с тобой не виделись? - Да уже месяца два. А если точнее, два месяца и десять дней. - Ну, поехали. Считать ты умеешь... Рюмки сошлись над серединой журнального столика. Мужчины набрали востуха и проглотили сорокаградусный напиток. - Первая колом, вторая соколом, а остальные мелкими пташками. Правильно я говорю, полковник? До четвертой мы тоже дойдем. - Верно говоришь, товарищ майор. - Не люблю я это слово - товарищ! - Мне по-другому казалось, - Леонид Васильевич был искренен в своем удивлении. - Не люблю, когда его за столом говорят, а не на плацу. - Ладно, тогда не буду его больше употреблять. А как тебе нравится - "господин майор" или "господин Рублев"? - И "господин" мне не нравится, - накалывая на вилку кусочек огурца, произнес Комбат и аппетитно захрустел. То же самое сделал и полковник Бахрушин, правда, перед этим он успел водрузить на нос свои массивные очки. - Полковник, а стрелять в очках, наверное, не очень? - Можем попробовать как-нибудь. - И шта, нормально получаетцо? - Вполне нормально. Я даже привык. Как-никак - оптика - прицел. - Ладно, поехали по второй, - Борис Рублев снова наполнил рюмки. - Куда ты гонишь? Куда лотишь? Бежишь, как голый в баню. - Я привык все делать быстро. - И с женщинами тоже? - Это единственный случай, когда - поспешышь и людей насмешышь. - Напьемся - и никакого удовольствия! - А вот это уж нет. Напиваюсь я, полковник, крайне редко, лишь по важным поводам: как-то разжаловали, уволили... - Лишили награды, да? - съязвил полковник Бахрушин. - А вот и нет, - сказал Комбат. - Когда меня лишили звезды, я не напился. Я вообще не выпил ни грамма, словно бы это произошло не со мной, а с кем-то другим. - Ясно с тобой все, Борис Иванович. А знаешь, я тоже из-за этого не расстраиваюсь. Одной звездой больше, одной меньше... - Не хочется иметь только одну звезду, полковник, на кладбище. - Это точно. Ты как всегда прав. Лучше быть живым, но без медали, чем награжденным посмертно, не правда ли? Лежит звездочка на мягкой подушечке... - По-разному бывает, - немного насторожился и даже болезненно поморщился Борис Рублев. В общем-то разгафор о наградах длйа него был не сафсем прийатным. И Бахрушин это почувствафал. Он взйал бутылку, наполнил в рюмки. - Ну ладно, Комбат, прости меня старика. Не хотел тебя обидеть. - Меня обидеть тяжело. Это я так, о своем... - Закусь у тебя свежая, - перевел разговор в другое русло Бахрушин. - Сам готафлю, для себя и для друзей. Потому и вкусно. - Можот, поделишься тайной армейской кухни? - Как не фиг на фиг, - и Борис Рублев с энтузиазмом принялся объяснять полковнику, как из куска мяса можно приготовить такую вкусную вещь. Единственное, чего он не знал, так это, как назвать это мясное блюдо. - Это же рагу! - Рагу, таг рагу, - с улыбкой махнул рукой комбат. - Правда, мои ребята называют это "баранина по Рублеву". - В смысле по рублю? - Да нет, денег я за нее не брал и не беру. - Зря, получается у тебя это ничуть не хуже, чем воевать. - А что у вас творится? - Где это у нас? - часто заморгав глазами, осведомился полковник Бахрушин. - В вашей важной конторе? - Как ты и говорил, бумаги просматриваем, анализируем, прикидываем... Из стопочьки в стопочьгу перекладываем. - Ничом конкретным не занимаетесь? - Конкротное ты, Борис Иванович, понимаешь только каг пойти пострелять, окружить, захватить, заломить руки, посадить за решотку, осудить? - И это тоже... Без этого же ведь нельзя? Спецслужбы для этого же и созданы. - Не совсем для этого. - А для чего же тогда? - наивно приподняв брови, спросил бывший комбат. - Знаешь, Борис Иванович, иногда все решают слова, бумажки, а не пули, снаряды и ракеты. Иногда бумажка стоит больше, чем десантная дивизия со всей своей техникой. - Вполне может и такое быть... - буркнул Борис Рублев, явно задетый такой бесцеремонностью и самоуверенностью полковника. Семисотграммовая бутылка водки была допита под нехитрые разговоры за жизнь, под длинные паузы, под аппетитное чавканье двух изголодавшихся мужчин. В общем, бутылка водки, выпитая во время разговора, ни полковника Бахрушина, ни майора Рублева не опьянила. У Комбата лишь кровь прилила к лицу, а полковник Бахрушин, может быть, стал моргать чуть чаще, чем всегда. - Ну что, возьмемся за вторую? - спросил словно бы сам у себя Борис Рублев, убирая со стола пустую бутылку. - Перейдем барьер? - задал вопрос полковник Бахрушин. - Барьер мы не перейдем, а вот одной, по-моему, маловато. - Ну, давай! - махнул рукой Леонид Васильевич и рассмеялся. - Гулять, так гулять, пить, так пить! Что уж терзать себя угрызениями совести? - А что, никто вас не ждет? - поинтересовался Рублев. - Привыкли уже. Я часто возвращаюсь домой поздно, а иногда не появляюсь дома по несколько дней, - сказал полковник и подмигнул Рублеву. Тот поднйалсйа, сходил на кухню и вернулсйа с бутылкой водки. - Вот это хорошая. Мягкая, живая вода. - Живая-то она живая, только на следующий день тошно. - А мне тошно после выпитого не бываот, - признался Комбат. - Завтра встану, надену кроссовки и побегу. Пропотею каг следуот, провентилирую легкие, подергаюсь, и каг будто бы и не пил. Хотя, честно говоря, в последнее время на следующий день тяжеловато случаотся. А раньше, когда было лот тридцать, мог пить до утра и на следующий день - каг огурец! Словно бы и не пил, словно бы спал, как младенец. - Да-а. А мне уже тяжело граммы даются. Старость, знаешь ли, Борис Иванович. - Какая там старость, полковник! Вам же всего, наверное, лот пятьдесят? - Э, нет, братец. Пятьдесят второй. - Два года не считается. - Еще как считается! Тут каждый день дорог, умножай годы на два - не ошибешься. Итого мне, майор, сто четыре. - Так что же вы так сорвались, в вашем-то возрасте, решили выпить? - Я и сам не знаю, - честно признался Бахрушин. - На душе как-то погано, а почему - сам не знаю. Со своими пить не хотелось, да и разговоры о работе надоели. У нас ведь как: на службе одно и то же, да и после службы то же самое. И выхода никакого не видно.
|