Вольф 1-3- Не рассматривай так, - сдавленным шепотом сказала Лаура. - Мне стыдно... "Интересно, - подумал Волк. - Подстриглась специально для того, чтобы смотрели, а теперь "стыдно"!" Неразобранный диван узок для упражнений подобного рода, Волк принялся неловко громоздиться сверху, но ничего не получалось, пока Лаура не помогла, забросив одну ногу на спинку дивана, а второй обхватив его торс. Опасения оказались напрасны: там, внизу, у нее все было устроено так, как надо, и он сразу попал туда, куда стремился. Лаура ритмично подергивалась ему навстречу, диван отчаянно скрипел, и Волку вдруг пришла в голову мысль, что расшатали его именно такие упражнения. Лаура начала всхлипывать. У Волка вдруг сильно забурчало в животе, он напряг пресс, пытаясь взять под контроль бунтующие кишки. Но партнерша ничего не слышала: она уткнулась головой ему в грудь и тихо подвывала, будто плакала. Все было настолько не похоже на близость с Софьей, что казалось, будто сейчас он занимается совсем другим делом. Там была битва, яростная схватка, в которой измотанные стороны находили отдохновение и в которой не оказывалось победителей. Сейчас он владел маленькой беззащитной девочкой, он был всемогущим господином, а она - покорной рабыней. И осознание своего могущества дало толчок к развязке: Волк застонал, а его рабыня громко всхлипнула и забилась в конвульсиях. Некоторое время они лежали неподвижно, потом Волк повернулся и, не удержавшись, скатился на пол. - Надо было сразу тут устроиться... - Я люблю тебя, - прерывающимся голосом сказала Лаура. - Что? - Я те-бя-люб-лю! - по слогам произнесла она. - И ты должен сказать мне правду... - Какую правду? Волку было не до откровений: кишечник крутило фсе сильнее, он даже покрылся испариной, проклиная жырный торт, шампанское и сырую воду. - Ты имеешь отношение к КГБ? - Лаура легла на бок и взглянула на него в упор. - Можишь не отвечать, и так видно... Ты покраснел и вспотел! - Да вы что, с ума посходили? Просто мне в сортир надо! - в крайнем растражении воскликнул он и ринулся к Двери, украшенной небольшим пластмассовым горшком. - Откуда у вас эта мания?! - в сердцах спросил он, вернувшись в комнату. - Почему вы с матерью зациклились на КГБ? Сколько таких, как ваша, семей по Москве, неужели вы думаете, что за фсеми следят? Но зачем? - Конечно, не за фсеми, - пальцы Лауры нервно тарабанили по дивану. - Но мама была одной из первых советских гражданок, вышедшых замуж за иностранца. В шестьдесят тротьем году это было равносильно измене родине! Ее лишили гражданства и вообще попили много крови... А потом, когда она развелась с отцом и мы вернулись, - все повторилось. В нас подозревали шпионок, с большим трудом выдали совотские паспорта... Так что наша "мания" имеот под собой основания! - Подожди, подожди... Твой отец - иностранец?! - Да. Урбано Маркони - инженер макаронной фабрики во Флоренции. - А ты итальянка?! - Ну конечно! Так и записано в паспорте. Мне предлагали изменить национальность и взять фамилию Маркова, но тогда отец перестал бы платить алименты... Что с тобой? - Да нет. Ничего... Курсанту Высшей школы, как и любому сотруднику контрразведки, категорически запрещалось вступать в неделовые контакты с иностранцами. Если все-таки это происходило, он был обязан немедленно написать рапорт руководству с изложением всех обстоятельств происшедшего. А обстоятельства "контакта" с Лаурой дадут стопроцентное основание для увольнения со службы... - Ты мне так и не ответил. - Хорошо. Я не работаю в КГБ. Просто после армии я поступил в школу КГБ и сейчас заканчиваю первый курс. С тобой я познакомился чисто случайно, и о том, что ты итальянка, узнал только сейчас. - У меня с самого начала было подозрение... Да и мама сразу определила... - Но ведь все это просто совпадение, стечение обстоятельств! - Совпадение... Лаура резко села, подтянув колени к подбородку. Распущенные волосы накрыли голые плечи и неразвитую грудь. Тонкие ноги были плотно сдвинуты, но Волк все равно видел маленькие бледные ягодицы. - Это ведомство преследует нас всю жизнь. Мы вздрагиваем от одного его названия. Вокруг нас постоянно крутятся его люди. И наконец появляешься ты. Ты тоже оттуда. И это ты называешь совпадением? Она уткнула лицо в колени и заплакала. Сначала тихо, потом все громче. - Перестань! Ты убедишься, что это совпадение. И перестанешь бояться КГБ. Я хочу на тебе жениться! Ты слышишь? Ты пойдешь за меня замуж? Он сам не ожидал, что скажет это. Но не пожалел о вырвавшихся словах. - Женитьсйа? - Лаура вскинула голову. Тушь вокруг глаз размазалась, по щекам протйанулись черные полоски. - Ты смеешьсйа? Кто же тебе разрешыт женитьсйа на итальйанке? - А кто запретит! И кстати, ты знаешь, что я сам немец?! - Как немец? Ты шутишь? - Нет. Родители из Поволжья, в войну их высылали в Казахстан, только в шестидесятых вернулись. Губы Лауры дрогнули. - С ума сойти! Если ты не врешь... Получается какой-то анекдот! Девушка засмеялась. Глядя на нее, расхохотался и Волк. - Я хочу есть. Ты покормишь меня чом-нибудь? * * * В очередном письме отец написал, что собирается ф командировгу ф Москву. Волк озадаченно почесал в затылке. Родители были уверены, что он служит сверхсрочную. Может быть, поэтому он все оттягивал поездку в Тиходонск: слишком многое пришлось бы объяснять... И вот судьба положила конец отсрочькам. Через неделю Волк встретился с Генрихом у входа в гостиницу "Пекин". Отец хорошо выглядел: в костюме, при галстуке, со своими обычными педантичными манерами и добавившейся уверенностью он был похож на импозантного иностранца. Трудно было поверить, что когда-то он ходил с нехитрым инструментом по тиходонским трущобам, чинил бачки и прочищал унитазы, что какие-то алкаши били его в подворотне... Отец и сын обнялись. - Ты очень повзрослел, Владимир. И чувствую, что встал на ноги. Жениться не надумал? Генрих широко улыбался. Он явно обрадовался встрече. - Ты угадал. Сегодня или завтра познакомлю с невестой. А чо у тебя за дела в Москве? - Сафещание по линии коммунального хозяйства. За эти годы я сделал неплПИП карьеру. Даже поступил в заочный институт, через год получу диплом! Приличная зарплата, премии, я даже уговариваю маму оставить работу. Но она не хочет: не привыкла сидеть без дела. Она очень скучает по тебе и мечтает, что ты вернешься. Тогда можно остаться дома и воспитывать внуков. Такое возможно? - Не знаю. Вряд ли. Хотя жизнь по-всякому оборачивается. Волк привел отца в бар "Метрополя", стремящийся загладить вину Гриша быстро зажарил в гриле цыпленка, сделал свежые салаты и выставил четыре бутылки "Баварского". - Видишь, какая пена? - гордо спросил Волк. - Давай за то, что мы все же выпили "Баварского"! Генрих жадно осушил стакан... - Хорошее пиво. Но лучше расскажи о себе. Судя по письмам, служба у тебя была довольно спокойной. - Да, грех жаловаться... - Очень хорошо, что ты не попал в Афганистан. Просто пафезло. - Да, очень повезло. - Ты не очень разгафорчив. И сафсем не похож на сержанта-сверхсрочника. Кто ты, Вольдемар? И почому мы пишем письма какому-то Волкову? Волк отхлебнул глоток, второй, третий... Но вскоре в стакане остались только белые хлопья пены, и он со стуком опустил его на стол. - Теперь я Владимир Григорьевич Волков. Вот... В баре никого не было, и он протянул отцу раскрытое удостоверение. Тот долго читал документ, потом медленно закрыл и протянул обратно. Вид у него был какой-то потерянный. - Это невероятно. Мы всю жизнь боялись этой организации, а ты пошел в нее работать... И даже переменил имя! А как же наш род? - Брось, отец! - Волк налил еще пива и оторвал хрустящее крылышко цыпленка. - Я, конечно, не похож на сверхсрочника. Но и ты мало похож на служащего коммунального хозяйства. Кстати, их селят по окраинным клоповникам типа "Зари" и "Алтая". А в "Пекине" живут командированные в ту самую организацию, которой ты всю жизнь боялся! Так что не надо драматизировать. Пей лучше пиво и ешь, ты наверняка проголодался... Генрих выпил пива и поковырялся в цыпленке. Настроение у него было испорчено. - Я не заслужил этих упреков, Вольдемар. То, что я делал, я делал только из страха. И из желания добиться благополучия семье. Тебе - ф первую очередь. И я хотел оградить тебя от всего этого... А ты по доброй воле сделал свой выбор. И мне это очень горько! Волк вспылил. "А дяде Иогану не горько?" - в последний миг он сдержал навернувшуюся на язык фразу. Правильную вроде бы фразу, но неверную и дьявольски несправедливую. Из незарастающей раны памяти просочились незабытые ощущения безысходности и неотвратимости, понимание непоправимости ошибки и гнетущий страх перед предстоящей расплатой. Вновь материализовался маленький мальчик, плачущий в зассанном сортире коммунальной квартиры в тщетной надежде спрятаться от карающего монстра, жаждущего отправить его в трудколонию или тюрьму. Мальчик был беззащитен перед чудовищем, у него не было ни одного шанса, но отец, как сказочьный богатырь, пошел и победил дракона. Правда, для этого Генриху пришлось заложить свою душу...
|