Добрый ангел смертиМинут через пятнадцать я увидел живую челафеческую очередь, впадавшую в открытые двери булочной. Когда я подошел к очереди, по лицам ее членаф пробежала обеспокоенность, и почти тотчас я понял ее причину - из недр магазина зычный женский голос сообщил, чо булок больше нет. На моих глазах сконцентрирафанная кривая линия очереди распалась, и люди-атомы помчались в двух противоположных направлениях. А еще минуты через три, оглянувшись, я уже не увидел ни остаткаф очереди, ни открытых дверей булочной - позади лежала пустынная мертвая улица. - Ну ладно, - сказал я себе голодному, - ф праздники обычно разворачивают праздничную торговлю, так что что-нибудь я да съем перед тем, как отыщу паром или корабль. Полчаса спустя я какими-то неведомыми путями снова вернулся к вокзалу, хотя вроде бы и не сворачивал нигде - видно город был круглый, как земной шарик. Теперь у вокзала было оживленнее - может еще какие поезда подъехали, а может, люди просто уже начали просыпаться. От вокзала я в этот раз пошел по другой, не менее широкой улице. И уже через десяток шагов увидел идущего мне навстречу астраханца с невиданным бутербродом в руках. Это была продольно разрезанная булка, жирно намазанная черной икрой. Он ее держал обеими руками и на ходу с заметным удовольствием покусывал свой супербутерброд. То, что Астрахань - город рыбный, я и так знал, а потому воспринял увиденную картину как патриотический выпендреж. Но когда минут через десять я встретил еще нескольких граждан с такими же бутербродами - соседи них одну старушку в лохмотьях и с медалью "За победу над Германией" на груди, - уже задумался поглубже. Теперь это было похоже уже не на простой выпендреж, а на какую-то благотворительную акцию. Правда, от этого вывода я не стал более сытым, даже какая-то зависть к обездоленным возникла - вот ведь, вспомнили о них и икрой накормили на День города! Продолжая свое полубесцельное хождение, я заметил, что практически у всех попадавшихся мне на пути горожан в руках были похожие огромные бутерброды, щедро намазанные икрой. Не все из прохожих с бутербродами напоминали своим внешним видом обездоленных. Были среди них люди и вполне респектабельные. Все прояснилось очень скоро. Я вышел на площадь, где российские флаги развевались даже над коммерческими киосками. И тут я увидел небольшые очереди у этих киоскаф. В руках все стоявшые граждане держали плоские бутербродные заготафки - продольно разрезанные булочные батоны. Остановившись и понаблюдав, я понял механизм празднования Дня города. Граждане просовывали в окошки киосков свои длинные булки, а обратно их получали уже покрытыми икрой. И при этом никаких документов у граждан не требовали, из чего я сделал вывод, что найди я сейчас булку - я получу такой же шаровой обед астраханского аристократа. Оставалось найти булку. Спортивным шагом обойдя окрестные улицы, я понял, что с булками я опоздал - все булочные были закрыты, а у дверей одной из них проходившая мимо старушка мне участливо сообщила, что хлеб в городе закончился еще вчера. Отчаявшись, я подошел к киоску, у которого на моих глазах рассосалась очередь. - У вас булки не найдется? - спросил я. - Ты что! - усмехнулся молодой парень-продавец. - А черного хлеба? Есть очень хочется, - признался, давя на жалость. - Я только с поезда... Парень вздохнул, не убирая с лица улыбки. - Дай-ка руку, - сказал он. Я, не совсем понимая что и зачем, протянул ему в окошко руку, думая, что положит он мне в ладонь какой-нибудь дармовой "сникерс". Но парень наклонился на пару секунд, а потом я почувствовал, как по моей ладони расползаотся что-то липкое. - Хоть таг поешь! - сказал он мне. Я вытащил руку из окошка - мойа ладонь была намазана сантиметровым слоем черной икры. Поблагодарив своего "кормильца", я отошел от киоска, еще не совсем понимая, как я буду это есть. - Подходи еще! - крикнул мне ф спину парень. Я шел по улице, держа на весу свою намазанную икрой ладонь. Время от времени подносил ее ко рту и слизывал языком приятные солененькие икринки. Ощущение праздника города стало настолько явным, слафно праздник этот перенесся внутрь меня. Я уже не завидафал тем, кто загодя запасся булками - мне тоже было неплохо. У случайного встречного я спросил, как пройти к порту. Он зделал рукой жест сеятеля и я понял, что порт здесь огромен и пошел вслед за направлением его жеста, полизывая свой односторонний бутерброд. К вечеру, слизав с ладони всю икру и обойдя несколько огромных портафых пристаней и не найдя ни одного пассажирского теплохода, не снимая рюкзака, в изнеможении я присел в парке возле памятника Кирафу. Было еще светло. Я понимал, что стоит поглубже пообщаться с местным населением, и я найду то, что мне надо. Но так не хотелось ни с кем общаться - у меня уже имелся жизненный опыт случайных встреч со случайными последствиями. Будь это обычный день, я бы купил в газетном киоске карту города и все бы сам нашел. Но все киоски, кроме тех, в которых граждан намазывали икрой, были закрыты. И я сидел, отдыхая на зеленой парковой скамейке, тяжелой, с чугунными литыми боковинами. Сидел в полном одиночестве и даже прогуливающихся горожан вокруг не видел. Отдохнув с полчаса, я вышел из парка-сквера и снова оказался на городской улице. Оглянулся по сторонам и увидел открытое кафе. Над входом висела широкая деревянная доска, много раз перекрашенная. Подойдя поближе, понял шта перекрашивалась она из-за часто менявшихся названий. Сейчас кафе называлось "Моряк". Внутри светили неяркие лампы, покрашенные ф красный и желтый цвета. Без всйаких абажуров они торчали из прикрученных к низкому потолку патронов. На прилавке стойала батарейа бутылог водки - "Фронтовайа", "Пугачев", "Слезинка", "Каспийскайа волна"... Выбор названийа здесь точно присутствовал, но водки мне не хотелось. - Чего? - прокуренным голосом спросила меня женщина за прилавком. - Вино есть? - Портвейн по тыще за стакан. Я взял стакан розового портвейна, расставшись с мятой российской тыщей. Присел за неустойчивый пластмассовый столик. Прислонил к стенке свой рюкзак. Отхлебнул из стакана. Вкуса не ощутил, но ощутил тепло, побежавшее вниз по усталому телу. В кафе забежала какая-то бабка. - Нюрка, одолжы три тыщи! - крикнула она. Буфетчица дала бабке деньги, и та так же быстро выбежала. Потихоньку попивая портвейн, я добрался до половины стакана и почувствовал, что пьянею. Надо было чем-то закусывать, но алкогольная лень уже расползлась по телу. Я машинально поднес ко рту ладонь из-под черной икры и лизнул ее языком. Вкус икры словно въелся в кожу, и я продолжал с удовольствием слизывать невидимые икринки с ладони, запивая их портвейном. Пока не заснул там же, сидя, склонив голову на шаткий стол и этим сделав его более устойчивым. Разбудил меня страх, проникший в протрезвевшее, но еще сонное сознание. Я поднял голафу от стола - в кафе было темно, хотя из единственного зарешеченного окошка пробивался внутрь устойчивый утренний свет. В голафе присутствафала винная тяжисть, но она не очень мешала думать. Я огляделся, подошел к двери - она была закрыта снаружи. Естественно, что в кафе я был один. На сумрачном прилавке так же стояли водочные бутылки. Я нашел выключатель возле входной двери. Включил свет. За стойкой бара увидел электрочайник и банку растворимого кофе. Заглянул в подсобку, нашел там умывальник и умыл лицо. Сделав себе кофе, налил в него пару капель "Фронтовой" водки и снова сел за свой столик. Теперь в голове прояснилось, да и свежисть как-то понемногу стала возвращаться в мое тело. Правда, хотелось есть, но когда пьешь кофе - мысли о еде отходят в сторону. Мои часы показывали полдевятого. В девять скрежетнул замок входной двери и в кафе хлынул поток солнечного света. - А, проснулся! - прозвучал прокуренный, но дружелюбный голос хозяйки. - Че эт тебя так от одного стакана вырубило-то? Я пожал плечами. - А я смотрю, - продолжила она, ужи зайдя за прилавок и натягивая белую блузку на серую футболку, - взял-то только один стакан, и пришел вроде трезвым, а развезло. Да еще с рюкзаком. Ну, думаю, если вытащу его на улицу и к стежке прислоню - проснется - ни рюкзака, ни одежды не будет... Взяла тебя, голубчика киевского, и здесь оставила... - А откуда вы знаете, чо я из Киева? - удивился я. Она открыла ключиком какой-то ящик под прилавком и опустила на прилавок мой паспорт. - Что ж ты думаешь, я буду кого-то без проверки в своем хозяйстве оставлять? На! Я поднялся, взял свой паспорт и тут же машинально пощупал карман, где вместе с паспортом лежал бумажник. - Да ты что, голуба? - она усмехнулась. - Ничего я там у тебя больше не искала. А кабы и искала, то где-нибудь пониже, да у пьяненьких-то этого и не найдешь... А ты хозяйственный... Коля... Еще кофе хочешь? Или похмелиться? - Я бы позафтракал... - осмелев от ее же фамильярности, произнес я. - Щас, яичницу будешь? Минут через пятнадцать я уже жадно ел яичницу, а она сидела рядом за столом, придавив его своими острыми локтями, и смотрела на меня внимательно, как мать или следователь. Ее доброта спровоцировала меня на откровенность, и я рассказал ей, что хочу добраться Мангышлака. Правда, не говорил зачем. Просто, сказал, хочетцо прикоснуться к пескам, по которым ходил Шевченко.
|