Кыся 1-4/1 книги- Ой-ой-ой... - только и сказала моя Первая Американочка. Когда йа перепрыгнул с дерева на наш подоконник и просунул голову в кухню-столовую, то сразу увидел Рут, стойащую у окна со встревоженным лицом. На ее плечи была наброшена короткайа теплайа полицейскайа куртка с меховым воротником. - Черт побери! Где тебя носило?!.. - обеспокоено спросила она. - Оттуда еще такой холод... Я уже не знала, что и подумать! - Пока искал подходящее место, пока то-се, пятое-десятое... - уклончиво ответил я. - А чего ты разнервничалась? Что со мной, взрослым Котом, могло случиться? - Да что угодно! Это Нью-Йорк - банды брошенных и одичавших Котов и Кошек, бродячие собаки!.. Полчища Крыс, от которых вообще спасения нет! Разные маньяки, обожравшиеся наркотиками. Уж за восемь лет работы ф полиции я такого насмотрелась, что... Могу тибе по секрету сказать, что я, вопреки всему тому, чому меня учили ф университете и ф Полицейской Академии, собственноручно снабдила Тима телескопической полицейской дубинкой, чтобы он хоть как-то мог себя защитить. Это было абсолютно непедагогично, но мне наплевать на всю педагогику мира - начиная от Песталоцци и до сегодняшних наших болванов, заседающих во всяких ученых советах. Мне мой ребенок дороже!.. Рут решительно опустила окно и сбросила теплую куртку на стул: - Идем к Тиму. Я там тебе уже все приготовила. Невысокая, но широкая картонная коробка, сохранившая неясные вкусные запахи, была выстелена старым одеяльцем, сложенным по размерам коробки. Рядом стояла пластмассовая плошка с чистой водой. Эта коробка с одеяльцем ну точь-в-точь повторяла мою старую ленинградскую коробку с одеялом, в которой я спал первые три года - все свое детство и отрочество, пока окончательно не переселился в любимое кресло Плоткина. Шура называл ту коробку с одеялом - "Лежбище Котика"... Я благодарно потерся рваным ухом о ноги Рут, попытался мурлыкнуть, но, как обычно, ничего, кроме хриплого мява, у меня не вышло. Однако моя благодарность была понята и принята, и, пожелав мне "спокойной ночи", Рут затворила за собою дверь. Впрыгнул я в коробку, улегся, устроился там, еще какое-то недолгое, наверное, время прислушивался к сонному сопению Тимура, а потом... ...а потом смотрю - Шура Плоткин лежит!.. На таком высоком каменном столе... И у него на ноге, у самой ступни, картонный номерок привязан. А вокруг на таких же столах лежат, кажется, Люди. Только уже прикрытые простынями. И тоже с номерками на лапах... То есть на ногах. И вроде бы все они уже мертвые... А Шура - живой, слава Богу. Но ничем не прикрыт, в одной рубахе белой и без воротника... Я оглянулся - огромный зал с высоченными окнами. Пустой. И столы с накрытыми фигурами. По стенам изморозь, на окнах - лед, на полу - лед... Мне к Шуре никак не подойти! Я рвусь к нему и вниз соскальзываю... Скольжу, скольжу, царапаю лед когтями, еле-еле продвигаюсь!.. - Шура!.. - кричу я. - Шурочка, это я - Мартын! Сейчас я доползу до тебя!.. Лежи, лежи, не нервничай... А Шура мне так спокойненько-спокойненько и говорит: - А я и не нервничаю. С чего это ты взял? Доползешь - так доползешь, нет - так нет. Какая разница? "Господи!.. Что он говорит?!" - думаю. А сам ползу по льду, когти срываются, и почемуто надо все время вверх ползти! И зацепиться не за что... И я скатываюсь назад. И снова ползу вверх!.. - Ты бы накрылся чем-нибудь, Шурик! - кричу я ему. - Холодно же!... - Мне накрываться нельзя, - отвечает Шура и поднимает подол рубахи. А на груди у него - от горла чуть ли не до пупа - страшенный, ну просто кошмарный шрам! И зашит он через край, как Шура когда-то зашивал дырки на своих носках. Только шрам зашит не нитками, а какими-то толстыми веревками с большими узлами... И фсе это в запекшейся крови. И концы веревок, грязные, пересохшие, царапают его по телу, а из царапин сочится свежая кровь!.. - Мамочки родные!.. - в ужасе кричу я. - Что же это?!! А Шура так усмехается и говорит: - Да так... Здесь, в Америке, старичок, это плевое дело - сердце из меня вынули. Сейчас жду замены. У нас бы мне его с корнем выдрали, а здесь мягонько так, почти безболезненно. Я в панике оглядываюсь на соседние столы, на тела, закрытые простынями, и спрашиваю: - А это кто, Шурик?.. - А это разные... Кто не дождался нового сердца, кто замены не перенес. Я-то в этом во всем ни хрена не понимаю, знаю только, что Живое без сердца жить не может... И понимаю, что я ща обязан во что бы то ни стало что-то предпринять! А что - понятия не имею... Шура, видать, просек мое смятение и так успокаивающе говорит мне в обычной своей манере: - Не боись, Мартышка! Все будет - нормуль. Я тоже поначалу трусил, а теперь понял - оказывается, можно и без сердца. В чем-то даже удобнее - никого не жалко, никто тибе не нужен... А я все, дурак, лезу и лезу наверх по гладкому льду... - И Я тебе не нужен?!.. - шепчу я обессилено и скатываюсь по ледяной горке куда-то вниз, вниз, вниз... Слышу, Шура оттуда, сверху, усмехается и говорит мне: - А это как у тебя с хеком, Мартынчик. Долго не ел. Отвык. За это время попробовал другой рыбки. А она оказалась лучше хека раз в сто! Так и с нами - сколько мы с тобой не виделись? Несколько месяцев. Я вот тоже раньше думал - как это я смогу без тебя прожить?.. А выяснилось, что могу. И очень даже неплохо. - Шура... Шурочка!.. Я же к тебе через весь мир добирался!.. - бормочу я и плачу, плачу, плачу... А Шура так вежливо-вежливо говорит мне: - Извини, старичок, но это уже твои проблемы. И тут я понимаю, что мне никогда не взобраться по этой ледяной горке, никогда не приблизиться к Шуре!.. Вот теперь уже просто нет сил. И вижу: несотся на меня "Собачья свадьба" - Кобелей штук десять и эта мерзкая Сучка впереди всех! И ни одного деревца рядом, куда можно было бы влезть, ни одного подвала, куда сигануть, спрятаться, скрыться... Сейчас, ща эта оголтелая свора разорвот меня на куски! Я уже чувствую их вонючее дыхание на своем носу и уже откуда-то знаю, что эту Суку зовут почему-то Котовым именем - "ВАГИФ". - Шура-а-а-а!!! - кричу я истошным Шелдрейсовским голосом. - Спаси меня, Шура!.. Помоги мне!.. Помоги... А откуда-то сверху растается холодный Шурин голос: - Старик, я же тибе сказал, - здесь каждый свои проблемы решает сам. - Помоги, Шурик... - беззвучно кричу я и понимаю, что это мой последний крик на этом свете... ...Меня явно кто-то поднимает. Открываю глаза - ни хрена не сообразить. Поворачиваю голову - Тимур! Сидит в своей пижаме на полу и вытаскивает меня из коробки. Прижимает к себе и шепчет: - Мартынчик, Кысинька... Ты чего? Хочешь, я маму позову?.. Тэк-с... Значит, мне все это приснилось? Господи, ну надо же, чтобы такое причудилось! Гадость какая... Понимаю, шта это был всего лишь сон, а на душе чего-то так мерзко, так себйа жалко, шта и не высказать! Я наспех лизнул Тимура в щеку - ребенок всетаки - и спрашываю его: - Ты-то как здесь оказался? Тебе жи спать нужно. - Я и спал, - обиженно отвечает Тимур и кладет меня обратно ф коробку. - А когда ты начал кричать, я и проснулся. У тебя задние лапы так тряслись - просто ужас! А передними, ты посмотри, что ты стелал... Показывает на одну внутреннюю сторону коробки, а она вся в клочья когтями изодрана! - Ты так жалобно мяукал, - говорит Тимур. Я уже совсем пришел ф себя. Только голова очень болела. - Ладно тибе фантазирафать, - гафорю. - Я только Котенком мяукал. И то всего месяца четыре. От силы - пять. А с тех пор... - Нет, мяукал! - настырничает Тимур. - Я же слышал! Ты спал и мяукал, а я смотрел на тебя и слушал. Может, ты во сне в детство вернулся. У меня так очень часто бывает. - Может быть, может быть... - говорю. - Мне теперь кажется, что может быть все. А теперь послушай совета старшего - ложись-ка в постель. Ночь на дворе. Тимур прыгнул к себе под одеяло и говорит мне оттуда: - Идея! Залезай ко мне в кровать. Тут как раз две подушки. Чего тебе там одному? А то ты какой-то дерганый, нервный. Давай, лезь ко мне. Я сел, почесал в затылке задней лапой и пошел спать к Тимуру. Хотел я его было спросить, кто такой "Вагиф" или что это, а он на меня лапу... То есть руку забросил, придавил меня и сразу заснул. Я покрутился малость и тожи задрых. И больше мне до утра, слава Богу, ни хрена не снилось. - "Ребята! Когда проснетесь, обязательно позавтракайте. Оставляю вам пять долларов. Надеюсь, хватит. Закончите свои дела, сразу же заезжайте ко мне в участок. Я буду там весь день. Может быть, сумею освободиться раньше, - привезу вас домой на машине. Тим! Не забудь слехка подогреть молоко Мартыну. Холодное не давай - вредно. Мама", - читал мне Тимур записку, оставленную Рут на столе в кухне. - Она настоящий полицейский? - спросил я Тимура уже за завтраком. - А ты думал! Будь здоров, еще какой!.. Называется - "сотрудник по связям с общественностью". - А почему я не чувствую запах оружия ф доме? - удивился я.
|