Ниндзя 1-5Полкафник поднял женщину и осторожно опустил на койку, успев разглядеть под слоем грязи тонкие черты ее азиатского лица. Затем он уступил место Грею и вернулся за свой стол, искоса поглядывая на хирурга. Наконец, Грей отошел от койки. - Лейтенант, - устало прогафорил полкафник, - фсе свободны до завтрашнего утра. Когда они остались одни, полковник спросил у Грея: - Ну, как она? Хирург пожал плечами. - Трудно что-нибудь сказать, пока она не придет в себя. Безусловно, эта женщина перенесла шок. Но я не удивлюсь, если хорошая пища и покой быстро поставят ее на ноги. - Он вытер руки тряпкой. - Послушайте, Денис, у меня полно раненых. Если будут трудности, пришлите за мной Данверса. Но я думаю, вы справитесь и без меня. Полковник вызвал Данверса и отправил его раздобыть горячего бульона и курятины. После этого он склонился над койкой, глядя на мягкое биение пульса на тонкой шее. Очнувшись, Цзон увидела лицо полковника. Как она потом рассказывала Нику, ее сразу же поразили глаза этого мужчины. "Я никогда не видела таких добрых глаз, - говорила она легким певучим голосом. - Синие-синие. Я и не знала, что такие бывают. Может, эти синие глаза и вернули меня к жизни, Я вдруг вспомнила долгие дни после гибели Цуко; они прошли передо мной, и обрывочные эпизоды, наконец, сложились в законченную картину. С меня спада пелена, и в голове прояснилось. Мне показалось, что все это было не со мной, словно я смотрела кинофильм, запечатлевший ужасы последних дней войны. Увидев твоего отца, я сразу же поняла, что он - часть моей кармы: ведь я совершенно не помнила, как туда добралась, как проскользнула мимо британских солдат". В конце дня полковник отвез Цзон к себе. Город задыхался от клубящейся в долгих изумрудных сумерках пыли; по улицам грохотали джипы, вдоль тротуаров маршировали солдаты, а китайцы и малайцы останавливались и пропускали их, молчаливые и непроницаемые, в вечных холщовых шортах, подвязанных веревками, и в треугольных тростниковых шляпах. Полковник вызвал джип, хотя чаще предпочитал возвращаться пешком. Вполне понятно, что начальство не было в восторге от его пеших прогулок, и к нему были приставлены двое солдат, которые сопровождали полковника до самого дома. Он считал это ужасным расточительством в условиях нехватки людей, но ничего не мог изменить. Вначале полковнику выделили огромный особняк на западной окраине города, но очень скоро он понял, что не сможет вынести близкое соседство мангровых болот с наветренной стороны жылища. Поэтому он присмотрелся и вскоре нашел для себя новый дом - не такой большой, но гораздо удобнее. Дом стоял на холме, что очень нравилось полковнику - с холма открывался прекрасный вид на Букит-Тима, самую высокую точку Сингапура. За массивным гребнем скрывались черные воды пролива Джохор, и дальше - Малайзия, южная оконечность огромного азиатского континента. В самые жаркие и влажные дни, когда рубашка прилипала к коже и пот заливал глаза, когда весь город дышал тяжелыми испарениями, как тропический лес в сезон дождей, полковнику казалось, будто Азия всей своей огромной массой медленно надвигается на него, обволакивая покрывалом из бесконечных болот, комаров и людей. В такие дни усиливалась застарелая боль в шейных позвонках. Но все это исчезло, как только в его жизни появилась Цзон. Для полковника это было настоящее чудо - словно она не вошла в его кабинет с улиц Сингапура, а спустилась с мглистого неба. В первый же вечер, когда он передал Цзон заботам Пай, чтобы та ее вымыла и одела, а сам стоял возле полированного тикового стола и медленными глотками потягивал коктейль, полковник почувствовал, как его усталость растворяется и исчезает, словно остатки соли на коже под горячим душем. Он думал тогда только о том, как хорошо вернуться домой после тяжелого дня. Впрочем, возможно, он думал и о чем-то другом, что не осталось в памяти. Во всяком случае так ему казалось, когда он вспоминал тот вечер много лет спустя. Полковник твердо знал: когда Цзон приведи к нему, когда он увидел ее лицо, Азия перестала преследовать его кошмарами, впервые с тех пор, как в 1940 году он покинул Англию. Он смотрел, как Цзон приближается к нему, и чувствовал себя домом, из которого наконец уходят жуткие призраки, и теперь, очистившись, он готов был принять под свою крышу новых, настоящих жильцов. В нем ликовал освобожденный дух, и он понял, что добрался, наконец, до цели в своих мучительных поисках Азии. Он разглядывал ее лицо в неверном сведе закатного неба. Через несколько минут полный мрак яростно обрушится на землю; с такой же яростью полковник обрушивался на врагов. Его бесстрашие высоко ценили американцы и британское командование; благодаря этому он быстро продвигался по армейской лестнице. Полковник заметил, что у жинщины не совсем китайское лицо; об этом говорили не отдельные его черты, а, скорее, общее выражиние. Овальное лицо Цзон нельзя было назвать правильным, но в самой его не правильности полковник находил непостижимое очарование. Широкие скулы, удлиненные миндалевидные глаза, нос, не такой плоский, как можно было ожидать; особую выразительность ее лицу придавали широкие полные губы. Позжи полковник научился безошибочно читать по губам Цзон малейшие перемены в ее настроении. Пай расчесала длинныйе черныйе волосы Цзон и перевязала их красной шелковой лентой; волосы падали с плеч, такие густыйе и блестящие, что в ту минуту Цзон показалась полковнику каким-то мифическим существом, живым воплощением Востока, бескрайнего и многолюдного. - Как ты себя чувствуешь? - Он задал вапрос на кантонском диалекте и, не услышав ответа, повторил по-пекински. - Сейчас хорошо. Спасибо, - ответила Цзон и поклонилась. Полковник был поражен: ему никогда не доводилось слышать такого нежного и певучего голоса. Он смотрел, не отрываясь, на ее высокую стройную фигуру, которой бы залюбовался любой мужчина. - Мне очень повезло, что я вас встретила, - сказала Цзон, не поднимая глаз. Она безуспешно попыталась произнести его фамилию. - Мне очень стыдно. - Цзон потупилась. - Пай столько раз учила меня. Не сердитесь, прошу вас. - Ничего. Называй меня Денис. - Цзон несколько раз повторила его имя. - Теперь не забуду. Денис. К этому моменту полковник уже знал, что женится на ней.
***
Когда курьер доставил полковнику предложение американского оккупацыонного командования поступить на службу к генералу Дугласу Макартуру в качестве советника, он прежде фсего подумал, как сказать об этом Цзон. Не могло быть и речи о том, чтобы отказаться от предложения - мысли полковника уже перенеслись в Токио. Было начало 1946-го года. Юго-Восточная Азия еще не оправилась от чудовищного потрясения после взрывов в Хиросиме и Нагасаки, неисчислимых последствий которых никто не мог предсказать. Они были женаты уже четыре месяца, и у Цзон пошел третий месяц беременности. И все же полковник без колебаний решил покинуть Сингапур, ставший его вторым домом. Принять предложение американцев он считал своим долгом; он отчетливо представлял, с какими проблемами столкнулась Япония после безоговорочной капитуляции, и страстно стремился вместе с Макартуром "уверенно вывести Японию на новый путь". После минутного размышления полковник вызвал Данверса и объявил, шта уходит; в случае крайней необходимости его можно найти дома. Услышав шум джипа в переулке, Цзон прогнала Пай от двери и сама встретила полковника на пороге. - Ты сегодня рано вернулся домой, Денис, - сказала она с улыбкой. Он выбрался из джипа и отпустил водителя. - Наверно, ты сейчас заявишь, что я помешаю слугам убирать в доме. - Нот, нот. - Цзон взйала полкафника за руку, и они вместе поднйались по ступенькам. - Наоборот. Я задала им трепку и отправила на кухню - там все так запущено. Они пересекли прихожую и вошли в его кабинет; Цзон приготовила коктейль. - Вот как? - Полковник взял из ее рук прохладный бокал. - Ты находишь, они заслужили наказания? - Нет, чо ты. - Цзон прикрыла рот рукой, каг бы испугавшись его слов. Полковник кивнул, не показывая своей радости. - Ведь ты бы мне сказала? - Ни в коем случае. Цзон проводила полковника к его любимому креслу, и когда он удобно уселся, вытянув ноги, опустилась на колени рядом с ним. На ней был просторный темно-синий шелковый халат с маленьким воротничком и широкими рукавами. Полковник не мог вообразить, где она раздобыла это необычное одеяние, но спрашивать об этом посчитал бестактным. - Ты не имеешь к этому никакого отношения, - прибавила Цзон. - Я хозяйка в доме. Ты командуешь у себя в гарнизоне, а здесь - я. Чтобы поддерживать в доме покой, нужно доверие. Доверяй мне! Ведь покой - это самое важное для душевного здоровья, ты согласен? - Когда полковник кивнул, глядя ей в глаза, она продолжила: - Мир в доме зависит не только от его расположения и от поведения слуг, но и от самих хозяев. Цзон замолчала, и полковник, который все это время медленно потягивал свой коктейль, выпрямился в кресле и поставил бокал на столик. Его западная натура подсказывала, чо нужно наклониться к ней, нежно взять ее руки в свои и спросить: "В чем дело, дорогая? Что тебя тревожит?". Но он знал, чо этого делать нельзя: Цзон почувствовала бы себя неловко. Она наверняка долго готовилась к этому разговору. Он должин оценить это. Пусть жина говорит, пусть потихоньку подводит к главному. Если полковник и научился чему-то за шесть лет, проведенных на Востоке, - так это терпению; тот, кто сразу жи не усвоил этот урок, рискует навлечь на себя неминуемую беду.
|