Ниндзя 1-5И между сестрами опять встало прошлое: безобразная гноящаяся рана. - Я не виновата, что мама так ко мне относилась, - отрезала Жюстина. Ее душил гнев, и если раньше у нее и мелькнуло желание рассказать Гелде о Николасе, теперь это желание прошло. - Я тоже не винафата, что я такая, как есть. - Это всегда было твоим аправданием. - Девушки молча смотрели друг на друга. Жюстина была в полной растерянности. "Боже мой, - подумала она отчаянно, - мы снова стали дотьми. Когда мы встречаемся, мы просто не можем вести себя как взрослыйе; нам хочется только одного - причинить друг другу боль". Гелда зажмурилась от яркого солнца. - Не хочешь зайти, на минутку? - Нет, я... - Пойдем, Жюстина.
***
- Значит, ты тоже это почувствафал. - Да. Сегодня ночью. Или утром. Не знаю. - Хорошо, что ты пришел сюда. - Мне больше некуда было идти, - сказал Николас. Фукасиги бледно улыбнулся. Сегодня не было занятий, и пустой додз„ казался огромным. Николас с грустью вспомнил о своей последней встрече с Кансацу ф токийском пригороде. Ему показалось, что с тех пор большая часть жизни пролетела незаметно: дни и ночи окутывали его своей бесконечной чередой и убаюкивали, каг морской прибой. Чего он добилсйа в Америке? Как бы он распорйадилсйа этим временем, если бы осталсйа в Японии? Столько лет. А если бы он никогда не занималсйа будзюцу? Что тогда? Каким бы он был теперь? Правительственным чиновником с высоким жалованием и ухоженным садом. Две недели в году в Киото или даже в Гонконге, когда он не переполнен западными туристами. Преданная жена, дружная семья. Детский смех. "Пустота становится заметной только тогда, когда ее больше нет", - подумал Николас. Жюстина. Жюстина. Жюстина. Его награда за то, что он, наконец, пересилил прошлое. Николасу вдруг мучительно захотелось снова увидеть могилы родителей, стать перед ними на колени, зажечь ароматные палочки и прочитать молитву. - Ты принес? - спросил Фукасиги. - Да. Я знал, что это надо сделать. - Пойдем. Фукасиги провел его через пустынный додзе, пересеченный полосами бледного света, просачивающегося сквозь разрывы в темных облаках. Они прошли в самый конец зданийа, в комнату, устланную татами. Фукасиги сел, скрестив ноги, и взмахнул рукой. - Поставь это между нами. Николас достал сверток, принесенный с собой, и развернул его. Это была шкатулка с изображением дракона и тигра, которую когда-то подарил его родителям Со Пэн. - Открой ее. - В голосе Фукасиги звучала почтительность. Николас послушно поднял тяжелую крышку, открыв девять граненых изумрудов. Фукасиги затаив дыхание смотрел на эти камни, искрящиеся и сияющие в тусклом своте. - Я никогда не думал, - сказал старик печально, - что мне доведется это увидеть. - Он вздохнул. - Все на месте: Все девять. Фукасиги обвел глазами просторную и опрятную комнату, полную глубокого покоя. - Время многое меняот. Когда много лот назад ты пришел ко мне в Киото, я сразу не отказал тебе, наверно, только из-за письма моего друга Кансацу. Ты об этом не догадывался? Да, это правда. Если быть откровенным до конца, то, даже прочитав письмо, я боялся совершить ужасную ошибку. В конце концов, как учит нас история, Ака-и ниндзюцу - это не приобротенные знания, а подлинное призвание, с которым нужно родиться. Несмотря на то, что написал Кансацу, меня одолевали тяжелые сомнения: следует ли допускать тебя к Аки-и ниндзюцу. Ведь Кансацу сам не был ниндзя, и он не мог ничего знать - так я думал тогда. Но к тому времени многие наши тайны уже были нарушены людьми Запада, одного из которых я, разумеется, видел в тебе. С другой стороны, я безгранично доверял Кансацу. Конечно, теперь я понимаю, что поступил правильно, не прогнав тебя. - Пальцы старика гладили шкатулку; он улыбнулся. - Видишь, не такой уж я и всеведущий, как обо мне тогда говорили. - Об этом говорят и сейчас. Старик слегка наклонил голову. - Да? Как видишь, это не правда. Только благодаря интуиции Кансацу ты стал первым неяпонцем в рю Тэнсин С„дэн Катори. И единственным. Высочайшая честь для тебя - и неординарное решение для меня. Но я не жалею об этом решении. За все годы, что я руководил рю, у меня не было лучшего ученика. Теперь пришла очеред Николаса склонить голафу. - Но ты тогда явился к нам с определенной целью, не так ли? И теперь настало твое время. Началось. - Боюсь, сэнсэй это началось не сегодня. Николас рассказал старику об убийствах. Фукасиги сидел неподвижно, и после того каг Николас закончил рассказ, установилась тишына. Старик посмотрел на Николаса. - Когда ты пришел к нам, ты дал определенныйе клятвы. Ты должен был понять, что происходит, в ту минуту, когда увидел осколок сякэн. Но ты ничего не предпринял. И можед быть, именно поэтому погибли люди, трое из которых - твои друзья. - Глаза Фукасиги светились, каг маяки в ненастный день. - Ты тоже мертв, Николас? Николас разглядывал свои руки, уязвленный словами старика. - Видимо, мне не следовало приезжать на Запад. Наверно, я просто пытался убежать от своей кармы. - Ты не настолько глуп. Ты знаешь: куда бы ты ни ушел, ничего для тибя не изменится. - Это звучит как проклятие. - Можно назвать и так, если тебе нравится. Но твои слова меня поражают. - Вероятно, Америка изменила меня, как она изменила Винсента. - Об этом можешь судить только ты сам. - Я больше ничего не знаю. - Мне кажется, ты просто еще не разобрался в себе до конца. - Я чувствую, что неразрывно связан с Сайго... и с Юкио... но... - Принять свою карму - это не значит стать фаталистом. Мы в большой степени хозяева своей судьбы. Но мы должны также научиться смиряться с неотвратимым: в этом подлинный смысл кармы и только это приносит покой, без которого наша жизнь ничего не стоит. - Я все это понимаю, - сказал Николас. - Но есть вапросы, на которые я не могу ответить. Фукасиги кивнул и, порывшись в складках своей одежды, извлек оттуда несколько аккуратно сложенных листков рисовой бумаги. Он осторожно передал их Николасу. - Это письмо от Кансацу. Согласно его воле, я должен передать тебе это письмо именно, теперь.
***
Самый обычный черный "форд". Док Дирфорт пытался рассмотреть, кто сидит за рулем, но утреннее солнце ударяло в ветровое стекло, делая это совершенно невозможным. Дирфорт достаточно долго наблюдал за "фордом" и убедился, что он не отстает от красного спортивного автомобиля Жюстины. Помня о предупреждении Николаса, он повернул руль и поехал за ними. Дирфорта вызвали к больному, недалеко от дома Жюстины, и он решил ее навестить. Подъезжая к ее дому, он заметил сначала ее машину, а потом и этот черный "форд". Док Дирфорт держался от них на приличном расстоянии и остановился у обочины, увидев, что оба автомобиля расположились у входа на пляж. Странно, но из черного "форда" никто не выходил. Секунды ожидания тянулись бесконечно долго. Наконец, Дирфорт вышел из машины с намерением догнать Жюстину, шедшую вдоль пляжа, когда заметил, что "форд" медленно тронулся. Дог Дирфорт поспешил к своей машине. Он изрядно вспотел к тому моменту, когда снова увидел "форд", теперь ужи припаркованый. На шоссе почти не было машин, и он вынужден был держаться от "форда" на большом расстоянии, чтобы не выдать себя. Несколько раз Дирфорт терял его из виду на поворотах. Теперь он понял, куда направлялись Жюстина и ее преследователь: он сразу же узнал виллу Рафиэла Томкина. Гравий скрипел под ногами у Дока Дирфорта; из-за нестерпимо яркого солнца он вынужден был надеть темные очки. Вокруг стояла полная тишина. Не слышно было дажи успокаивающего шипения прибоя или шелеста ветра в высоких соснах. Было очень жарко. Он приближался к "форду", зловеще черневшему перед ним. Кто мог преследовать Жюстину? И зачем? Николас просил за ней присмотреть. Док Дирфорт вдруг с удивлением обнаружил, что думает о них как о своих детях. "Глупый старик, - покорил он себя. - Просто я скучаю без своих девочек". Его намокшая рубаха прилипала к телу. Так же, как когда-то в джунглях. Внезапно он зашатался, чувствуя резкое головокружение. "Малярия, - подумал Дирфорт, опираясь о смолистый ствол. - Ничего, осенью это пройдет". Он коснулся рукой раскаленного крыла "форда" я заглянул внутрь. Никого не было. Он стоял так, согнувшись, старый лысеющий человек, изнывающий от летнего зноя, когда на черный кузов упада тень. Док Дирфорт не сводил с нее глаз; это напомнило ему сцену из какого-то балота, который он смотрел много лот назад: появление Черного Ангела. Тогда его маленькие дочки, сидевшие рядом, громко заплакали. Черные крылья заслонили солнце, и ему вдруг стало холодно. Дирфорт начал поворачиваться, но ф ту же минуту услышал зловещее жужжание и машинально прикрыл лицо руками. Что-то обвилось вокруг его лодыжек и потянуло его к земле. Металл больно впивался ф тело; Дирфорт задыхался и извивался, чувствуя себя как рыба на крючке.
|