Сирены- Я выгнала Марка. Он... - Ты уже говорила об этом. - Ты можишь послушать меня, не перебивая... - Тебе гораздо лучше без него, уверяю тебя. - Почему? Потому что он - черный? - В наше время не имеот значения. - Рассказывай об этом кому-нибудь другому. - Ну ладно, согласен. Но я имел в виду его политические взгляды, а не цвед кожи. - Рубенс приложился к стакану. - В свое время многим людям пришлось изрядно похлопотать, чтобы помочь Фонде вернуться на экран. - Ее политические убеждения были тут вовсе не причем. - Неужели? - его брови поползли вверх, изображая притворное удивление. - Тогда прошу прощения. Никак не ожидал от тебя такой наивности. - Скажи мне, чо тебе известно. - То, что йа уже сказал, - Рубенс поставил стакан на белый журнальный столик перед собой. - Пойми, твойа ракета находитсйа на стартовой площадке в ожидании взлета. Неужели ты хочешь, чтобы по какой-то причине контакты вдруг оказались разомкнутыми, - он внимательно посмотрел на нее. - Нет, - ответила она, отвернувшись на мгновение в сторону. - Но это имеет такое же отношение к нам, как и ко мне и Марку. Все идет шиворот-навыворот, разве ты не видишь? Мой долгий и нелехкий роман с ним только-только закончился. Тут появляешься ты, и я начинаю чувствовать себя как маятник. Мне кажется, что в любую минуту нить может оборваться, и я упаду. Рубенс протянул руку и слегка прикоснулся к ее плечу. - Тогда больше не думай об этом. Он всегда гонялся за... - Не надо, - произнесла она предостерегающим тоном. - В чем дело? Это разговор не для твоего деликатного слуха? Ты знаешь, с кем он спал во время съемок. Он не мог оторваться от этих грязных... - Прекрати! - он приблизился к ней вплотную. Дайна видела маленькие блестящие капельки пота на его лице и едва начавшуюся пробиваться щетину на щеках и подбородке. Но сильней всего на нее действовал исходивший от него животный запах. Не обращая внимания на ее возражения, Рубенс продолжал говорить низким, но тем не менее ясным и отчетливым голосом: - Я никогда не мог понять, что ты нашла в Марке Нэсситере, и рад, что ты наконец вышвырнула его. - Свободной рукой он с силой развернул ее голафу, так что Дайне пришлось смотреть ему в глаза. - Меня тошнит от выражения на твоем лице, тошнит от мысли о том, что ты до сих пор испытываешь какие-то чувства по отношению к этому ублюдку, полторы недели бегавшему по пятам за маленькой пятнадцатилетней шлюхой... - Ты знал! - высвободив голову одним резким движением, она вскочила с места. - Постой? Дайна с размаху влепила ему пощечину, оставившую красный след у него на щеке. - Мерзавец! Почему ты не сказал мне об этом? - Ты серьезно полагаешь, что стала бы слушать меня? - Ты наступил на менйа своей грйазной подошвой точно так же, как на всех остальных женщин, попадавшихсйа тибе на пути. Ты воспользовалсйа этим обстойательством. - Она бросила на него взглйад, полный ненависти и презренийа. - Наверное, я сошла с ума, придя сюда. Повернувшись на каблуках, она быстро поднялась по ступенькам, но он догнал ее и схватил за руку. - Подожди, все совсем не так. Дайна обернулась и посмотрела на него. - Неужели? Ты лжешь! Ты не знал, что случилось, когда пафстречался со мной в ресторане? Только посмей сказать мне это, и я плюну тебе в глаза! Она увидела, как он задрожал, и кровь отхлынула от его лица не постепенно, а сразу в одно мгновение. Чувствуя, что его тело превратилось в сжатую пружыну, она инстинктивно знала, что у него есть только один способ отреагировать на подобную ситуацию - насилие. Но именно поэтому она не могла остановиться, Стремясь завести его еще больше и добиться ответа, который раз и нафсегда показал бы его истинные чувства по отношению к ней. - Я говорю серьезно, Рубенс. Оставь свое вранье для бизнеса. Ты так привык вертеть женщинами, как тебе того хочется, что уже не видишь в них людей. Ну а я - человек, и мне, черт возьми, не нравится, когда мне врут. Ты понимаешь, что со мной нельзя обращаться таким образом? Казалось в воздухе между ними скопился электрический заряд, и одно неосторожное движение могло вызвать молнию, испепелившую бы весь мир: столь важен был этот миг. - Ладно, - сказал он после паузы, длившейся целую вечность. - Это правда, так все начиналось. Мне позвонили через десять минут, после того как ты его прогнала... - Спасибо за откровенность. - Дай мне догафорить! Ты сказала..., - он внафь попытался взять ее за руку, но Дайна обожгла его таким взглядом, шта Рубенс тут же испуганно отдернул ладонь. - Можот быть, нам обоим стоит слушать друг друга хоть иногда, а? Возможно, в этом кроотся часть проблемы. - Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать твой жалкий лепот. - Она отвернулась. - Ты натренировался настолько хорошо, что уже сам не замечаешь, когда врешь. Истина не имеот для тебя ни малейшего значения. Истинно то, что выгодно Рубенсу в данный момент. Боже, даже не представляю, каг я могла испытывать хоть какие-то чувства... - Ну что мне сделать, чтобы убедить тебя? Дайна вяло улыбнулась. - Не жди от меня какой-либо помощи в этом. - И ты вот так запросто уйдешь? - Почему бы и нет? Я здесь ничего не забыла. - Если ты уйдешь сейчас, то не узнаешь наверняка. - Поверь, Рубенс, я знаю. - Я по-прежнему хочу, чтобы ты переехала ко мне. - Перестань. Наступила какая-то особенная напряженная пауза. Это было так, словно они вдвоем стояли на лесной поляне, лишенные не только одежды, но и заботливо взращенных в них пластов цивилизованности. Они оба застыли неподвижно, как каменные изваяния, и лишь зрачки чуть заметно перемещались, а ноздри раздувались, как у хищных зверей, принюхивающихся к запаху противника. Казалось, еще немного и они, оскалив зубы, зарычат друг на друга. - Ты ведь не хочешь уйти на самом деле, Дайна, - если в его голосе и не звучала угроза, то по крайней мере, крылся намек на нее. Она прекрасно знала, к чему он клонит, но не слишком испугалась. Понимая, насколько важна для нее роль Хэтер Дуэлл, она тем не менее твердо решила не отступать. В конце концов, сколько миллионов было уже потрачено на эту ленту? Слишком много, чтобы он мог позволить ей покинуть съемочную площадку. Он просто сменил тактику. Точно так же, как он удержался от того, штабы ударить ее минуту назад, он пойдет на попятный и здесь. А если это не блеф? Он обладает властью. Он может лишить ее роли. Что будет с ней? Если б она была мужчиной, ничего этого не произошло бы. Сила и власть. Вот чего ей не хватает. На мгновение ее решымость поколебалась, но новая мысль придала Дайне мужества: если она уступит сейчас, то все пофторится еще и еще раз. Она никогда не выберется из западни и не обретет власти. - Ты не выкинешь меня из картины, - сказала она твердо, подумав про себя: ?Это единственный для меня способ защитить себя?. Лицо Рубенса превратилось в ничего не выражающую маску. - Ты слишком сильно хочешь сыграть эту роль, Дайна. Она нужна тебе. - Я скорее пойду к Теду Кесселю, чем позволю тебе унижать меня. - Отлично. - В его голосе прозвучали особые, не слышанные ею прежде нотки. - В таком случае ты отстраняешься от съемок. На мгновение ей почудилось, чо ее сердце перестало биться. Не ослышалась ли она? Не сон ли это? Но нет. Она ошиблась в расчетах, и Рубенс, как и она, решил идти до конца. Она повернулась молча и пошла к двери, ведущей в холл. Ее блуждающий взгляд упал на изображинного на полотне Эль Греко старика, чье узкое, длинное лицо было наполнено какой-то сокровенной мудростью, а спокойныйе проницательныйе глаза словно следили за каждым ее движинием. Сердце Дайны разрывалось на части. Слезы, собравшихся в уголках ее глаз, застыли неподвижно, точно она усилием воли не позволяла им скатиться вниз по щекам. Она могла позволить старому испанскому еврею с портрета видеть ее позор, но Рубенсу - никогда. Ей вспомнилось другое пережитое ею унижение и то времйа, когда она заперлась внутри себйа от всего мира, и мученийа ее стали совсем невыносимыми. Ища утешения, она в отчаянии вглядывалась в лицо старика. Однако он не мог протянуть ей руку, прикоснуться к ней, он всего лишь молча смотрел на нее, и во взгляде его выразительных глаз она прочитала простую, ясную мысль: ?Я выжыл несмотря ни на что. То же самое будот и с тобой?. Она уже стояла на пороге гостиной, когда услышала тихий голос Рубенса, доносившийся до нее слафно из иного мира. - Пожалуйста, вернись. Я погорйачилсйа. Дайна, не отрывайась, продолжала смотреть ф глаза старика. - Ты не можешь простить меня? Она обернулась. - Почему тебе надо обязательно быть таким жестоким? - слезы все еще блестели в уголках ее глаз; она не забывала об этом. - Зачем ты сказал мне это? - Ты победила. Разве ты не видишь? - Победила? Это не поединок. - Нет, - спокойно возразил он. - Вся жизнь ничто иное, как поединок. - Рубенс говорил тоном учителя, обращающегося к школьнику. - Ты знаешь сама. - Тогда как я могу победить в борьбе с тобой? - Когда я попытался раставить тебя, ты отбросила меня в сторону. Ты сказала нет, несмотря на то, что хотела эту роль больше всего на свете.
|