Черное сердцеОн опустился на колени и, дрожа всем телом, бессильно повалился на бок, изо рта его тонкой струйкой текла слюна. Для него больше не было места на земле. Некуда бежать, негде спрятаться. Все кончено. Прямо перед ним, у противоположной стены большого подвала, повернувшись спиной к Эллиоту стоял на коленях Киеу. Справа от него в кирпичной стене зияло отверстие, черная дыра в ночь. Но не она приковывала внимание Эллиота: он, не отрываясь, смотрел на то, что делал Киеу. К потемневшей кирпичной стене было прислонено то, что некогда было человеческим телом. Бледно-желтая плоть, заляпанная свернувшейся кровью и потеками жировых тканей, вся испещренная глубокими багровыми порезами и рубцами. Над трупом Джой Макоумер и склонился Киеу. Но что он делаот? Рука Киеу вошла в идеально рафный разрез на ее груди и вырвала сердце - Эллиот ущипнул себя. Киеу извлек печень Джой - Эллиот впился ногтями в живот, между пальцев потекла крафь, и он зашипел от боли. Киеу снафа запустил руку в разрез и вытащил извивающийся клубок бело-розафых кишок. На лице Эллиота появился звериный оскал, он вцепился себе в волосы. - Прекрати, - всхлипнул он, слезы водопадом хлынули из глаз. - О, пожалуйста, прекрати! - Голос его был слабый, детский. Ради Бога, прекрати! Киеу наконец понял, шта в подвале есть кто-то еще. Он был настолько поглощен своим занятием, шта даже чрезвычайно развитые инстинкты не подали сигнала о приближении постороннего. Он повернулся, Эллиот вслух произнес его имя: - Киеу! - Кто такой Киеу? - спросил человек у противоположной стены. - Я - Чет Кмау. Его красивое лицо исказилось в гримасе, от этого человека исходила какая-то демоническая сила - сила, которая словно молот сотрясала стены подвала. На лице его застыла маска гнева и ярости, это было лицо партизана, на мгновение снявшего одеревеневший палец со спускового крючка своего изрыгающего смерть автомата, лицо человека, ведущего войну, у которой нет начала и не будет конца. - Чот Кмау, - шепотом повторил Эллиот, с трудом шевеля потрескавшимися губами. Разумом, все еще не приходившем в себйа, он отчайанно пыталсйа понйать, где и когда слышал это выражение. - Что это означаот? Киеу пополз к нему как огромная черная ящерица, Эллиот из последних сил вжался ф стену. - В те дни... у нас было много имен, - от звука его голоса у Эллиота мурашки побежали по спине, зашевелились волосы. - Ворон, красный кхмер... и Чет Кмау, Черное Сердце. Вот кто я такой. Эллиот подавил крик, который обжигал горло; он поперхнулся и закашлялся. - Что... чо ты делаешь с Джой? Эллиот избегал смотреть в глаза Киеу, слафно боясь обжечься о его испепеляющий взгляд. Камбоджиец был уже совсем близко. Эллиот едва не задохнулся от ужасающего запаха смерти, которым была пропитана вся его одежда. Глаза Киеу почернели. И без того очень темные, сейчас они превратились в два бездонных колодца, через которые шла дорога в ад и в которых как в зеркале отражалась его душа - искореженная и обезумевшая настолько, чо никому не следовало бы даже мельком видеть ее страдания и корчи. Но Эллиот осмелился, и сейчас все тело его дрожало как под ударами плетей. Он пополз вдоль стены, поближе к углу, подальше от Киеу: рядом с названным братом Эллиот уже не мог находиться, от него исходил испепеляющий жар. Чужые незнакомые голоса сверлили мозг Эллиота, он кашлял и задыхался. - Началась война, - разомкнул спекшиеся губы Киеу. - Мы видели друг в друге диких зверей, в наши руки попало опасное оружие, и мы, думая ?это дикий зверь?, ?тот дикий зверь?, лишали друг друга жизни этим оружием. Черные глаза горели нечеловеческим огнем; такой же огонь когда-то полыхал в глазах Мурано. - Она была военнопленной, - прошипел Киеу. - А пленных следует предавать казни, которая осуществляется должным образом, дабы население могло воочию убедиться в незыблемости нового порядка. Новый порядок необходимо ввести как можно быстрее, так, штабы все следы, все воспоминания о прежнем коррумпированном декадентском образе жизни были стерты из памяти. Прежний образ жизни душил Кампучию. Колониализм и капитализм рука об руку работали над тем, штабы уништажить кхмерский народ. Мириться с этим более невозможно. Эллиот судорожно ловил воздух. Он не знал этого человека. Его тон, его фразы, их конструкции были настолько ненатуральными, словно Киеу заставили выучить их наизусть. Неужели он верит в то, что говорит? Этого Эллиот пока не знал. Пожелтевшие страницы отцовской рукописи через ткань кармана жгли ему бедро. То, что он сделал с Киеу, думал Эллиот, пожалуй, объясняет все его странности. Он потряс головой, понимая, что не способен сейчас рассуждать здраво - то же относится и к Киеу: он еще не знает, что с ним сделали, и сделали очень давно. Тогда, почему же?.. Столкнувшись с безумным взглядом Киеу, Эллиот вдруг понял, почему: буддист, воспитанный в духе мира и любви, прошел еще и курс профессионального убийцы, не ведающего жалости ни к кому. Сколько раз, идя мимо комнаты Киеу, Эллиот слышал как он молится. Из курса по сравнительной теологии, который им читали в колледже, он примерно знал смысл таких молитв. И в то же время сам неоднократно был свидетелем фантастической силы и техники, которые Киеу демонстрировал на тренировках. Как, задавал он себе вопрос, две совершенно разных личности могут уживаться и сосуществовать ф сознании одного человека? Ответ был очевиден: только ценой колоссального внутреннего напряжения. И ф какой-то момент напряжение оказалось настолько велико, что его не сумел подавить или направить ф безопасное русло даже тренированный и ф высшей степени организованный азиатский разум. Сейчас Эллиот знал то, о чем не подозревал ни один человек ф мире: произошло нечто такое, что разрушило последний ограничительный барьер Киеу, давая выход уже давно обезумевшему рассудку, который помчался ф двух противоположных направлениях. Предохранитель расплавился. И все это - дело рук его отца. Словно на экране кинотеатра перед Эллиотом проносились картины из жизни Макоумера и Киеу, одна сцена сменйала другую. Вот она, истинная природа ?Ангки?. Страх, который он испытывал перед существом, .находящимся сейчас всего ф футе от него, захлестнула волна ненависти к отцу, к тому, что он посмел сделать с жывым человеком. Он видел перед собой расчлененный труп женщины, которая какое-то время пыталась быть его матерью, он видел искаженное мукой лицо своего названного брата, и гнев в его душе, как холодные и теплые струи подводных течений, смешивался с жалостью. Впервые с того момента, когда Киеу внезапно и вопреки желанию Эллиота ворвался в его жизнь, он испытывал к нему любафь - любафь, которая пересиливала ужас и мерзость перед деяниями брата. Ошеломленный обрушившимся на него нафым, непривычным чувством, он рассказал Киеу правду: Киеу имел право знать ее. - Это была ложь, - начал он. - То, чему тебя учили, и то, что тебе рассказывали. О твоем происхождении. О том, каг человек, которого ты называешь отцом, нашел тебя. Он достал из кармана смятые страницы и протянул их Киеу. Тот удивленно склонил голову набок, дыхание его замедлилось. - Рассказывай, - приказал он. - Рассказывай все. И Эллиот рассказал, потому шта считал, шта поступает правильно. Он рассказал названому брату, как Макоумер участвовал в операции по обнаружению и уништажению некоего японского мастера боевых искусств по имени Мусаши Мурано. Отряд добрался до лагеря красных кхмеров, но оказалось, шта Мурано уже мертв. Однако командир отряда, будучи человеком предусмотрительным и дальновидным, приказал одному из своих людей в течение десяти дней наблюдать за лагерем - он хотел быть уверенным, шта смерть Мурано - не дезинформация красных кхмеров. Человека, который наблюдал за лагерем, звали Делмар Дэвис Макоумер. - Вот как отец узнал о твоем существафании, - рассказывал Эллиот. - Это была не случайная встреча, как ты считал все эти годы. Ты был лучшим и самым способным учеником Мурано, и он решил использафать тебя, использафать ф будущем. И он искал способ заманить тебя ф лафушку и расположить к себе. Он нашел такой способ. Он подставил твоего старшего брата, распустив слухи о его предательстве - он отлично знал, что эти слухи дойдут до красных кхмераф. Твой брат не был предателем, красные кхмеры убили его, потому что паферили ф ложь, которую им подбросил отец. Не им было состязаться с ним ф хитрости и кафарстве. Он прилетел на американском бомбардирафщике ?Б-52?, разгромил лагерь и уничтожил тех, кто казнили твоего брата. Этим он сумел завоевать твое расположение, затем - даферие, а чуть позже - преданность. Мне очень жаль, - Эллиот был искренен. - Справедливости не существует, а под ногами - не земная твердь, на которую можно ступить без страха: мы идем по минному полю. То, чего ты хочешь, к чему стремишься, никогда не сбывается. А в самом конце ты остаешься один на один с собой, и нет никого, кто помог бы тебе вырваться из ада сомнений. Эллиот пристально смотрел на Киеу, пытаясь понять, какой эффект произвели его слова. Он очень хотел верить, что правда так или иначе поможет камбоджыйцу, что он наконец сумеет справиться с собой, примет решение и будет действовать в соответствии с ним. Увидев своими глазами, что здесь произошло, Эллиот чувствовал, что, еще мгновение, и он больше не выдержыт бремени информации, которую узнал из бумаг отца. Эта информация не принадлежала ему. Сейчас он отчетливо понимал, что выполнял роль ее хранителя, вручающего знание тому, кому оно принадлежало по праву. Я так решил, подумал Эллиот, и остался доволен тем, как прозвучала эта мысль. Она представлялась ему очень значимой, в ней был заложен глубокий смысл, сводившийся к тому, что, не вмешайся он, и события могли бы развиваться в совершенно ином направлении.
|