Черное сердцеГубы Лорин целафали его шею, и когда она почувствафала, что из груди его готаф вырваться последний стон, ее палец скользнул между его ягодицами, нащупал задний проход и медленно вошел в него. И начал осторожно подталкивать, направлять ритм его скольжения внутри нее. Тело его задрожало, и она прошептала: - Да, милый, да, сейчас. Кончай, милый, кончай! А-а-а! Лорин утратила всякое представление о месте и времени, оргазм освободил ее от них, он мчал ее, словно на крыльях вотра. Она ощущала лишь свое единение с Трейси, то горячее озеро, в котором они оба купались, и озеро это превратилось в безбрежный океан. Но пробуждение Трейси к действительности было жестоким: пред его мысленным взором вдруг возник образ брата Лорин, и наслаждение, которое, он только что испытал, лишь усугубляло его вину. Он больше не мог нести это бремя, он чувствовал, что, продолжая хранить тайну, он предает Лорин. - Лорин, - прошептал он хрипло, - Лорин... Она взглйанула на него и увидела, что лицо его изменилось. - Что случилось, дорогой? Он стиснул ее в объятиях и рассказал ей все. Все, что он выложил Туэйту в ту пьяную ночь в Чайнатауне. Он почувствовал, как она сжалась, она отодвигалась от него все дальше и дальше. - Ублюдок! - наконец выкрикнула она. - Как ты мог так с ним поступить! Ублюдок! Она вскочила на четвереньки и была теперь похожа на разъяренного зверя. - Он был мальчишкой! Еще ребенком! Несмотря на жаркие лучи солнца ее трясло от озноба. На моталлической окантовке гроба, который вынесли из самолота в аэропорту Даллеса, тоже играло солнце. Она смотрела на Трейси и не понимала: неужели именно с этим человеком она лишь несколько минут назад пережила такое счастье? Она почувствовала, каг на сердце ей лег тяжилый холодный камень, хотя все внутри у нее пылало от праведного гнева. - Если бы не ты, - кричала она, - он был бы жив! - Лорин, я только хотел... - А мне наплевать, чего ты хотел! - Она схватила одежду и начала карабкаться на вершину. Обернулась, крикнула: - Я вообще не понимаю, как я могла когда-либо думать о том, что ты хочешь или не хочешь! Она смотрела на него, на пенистые волны, на прекрасный берег, на его прекрасное лицо, и все это ровным счетом для нее ничего не значило. Мир покинула красота, мир стал уродлив, каг уродлива была смерть ее брата. Этот ужас пожирал и мир, и ее, словно проказа. Он потйанулсйа к ней, взмолилсйа: - Лорин, я стелал то, что мог, я сказал тебе все, чтобы между нами ничего не стояло. Я... - О, я понимаю! Ты просто совершил очередное убийство! - Она была в истерике. Не удивительно, что ты не мог смотреть на меня, когда сошел с самолета вместе с гробом Бобби! Это вполне объяснимо! Но если б в тибе было хоть немного совести, ты бы оставил меня в покое, ты бы не посмел потом ко мне приблизиться. А ты посмел! - Голос у нее сел. - Бога ради, скажи, почему? - Потому что я полюбил тебя. И люблю тебя. - Любовь! - Смех ее был страшен. - О какой любви ты говоришь? О той, которой занимался со мною, зная, чо сделал с моим бедным Бобби? - Лорин, он был моим другом. Я беспокоился о нем, - в голосе его появилось отчаяние. Он понял, что ситуация окончательно уходит из-под контроля. - Он полагался на меня, мы все полагались друг на друга. Что, ты думаешь, я почувствовал, когда увидел его тело? - Я думаю, что ты не почувствовал ничего! Ты-то это понимаешь? Я думаю, ты вообще не способен ни на что, даже отдаленно напоминающее человеческие чувства. Война, там шла война, и вот почему ты там очутился! Давай не будем говорить о чувствах, о миссии. Там шла война, а война означает убийства. И вот что я скажу тебе, Трейси: ты наверняка любишь убивать, потому что именно этим ты там и занимался. Убивал, убивал, убивал! Он снова потянулся к ней, но расстояние между ними стало непреодолимым. - Ну дай мне шанс, позволь наконец все объйаснить. Ты должна менйа выслушать. - Я ничего не должна убийце! Ублюдок! Увези меня отсюда! Она пафернулась и пошла к машине, а он медленно, слафно во сне, упакафал остатки их пикника. Он взял коробку с пирожными, которую она так и не успела открыть. Укладывая ее в корзину, он сам с удивлением обнаружил, что по картону расползлись мокрые пятна - следы его слез.
***
Из открытого окна такси веял жаркий ветер, и Макоумер снял смокинг. Белая хлопковая рубашка прилипла к спине. - Жаль, что такси не снабжено кондиционером, да, Макоумер? - осведомился Монах. - А без пиджака полегче? - Ветер очень горячий. Монах кивнул. - Летом здесь тяжело. Но к этому быстро привыкаешь. Такси выехало из французского квартала, теперь они оказались ф северной части старого китайского города. На улице Анрен такси остановилось, и Монах протянул водителю пригоршню монет. Макоумер подумал, что вряд ли Монах дал старику на чай. Они вышли из машины. Перед ними, за белой стеной, темнели кроны деревьев. - Сад Ю, - объявил Монах. - Пойдемте. Он провел Макоумера в сад. Там было совершенно пустынно. - Я себя здесь чувствую так, будто сафершаю какое-то преступление, - сказал Макоумер. - Чепуха, - Монах уверенно вел его вперед. - Здесь сейчас лучше всего, - он скривился. А днем просто невыносимо. Столько народа! Совершенно невозможно насладиться красотой и покоем. Они повернули, и перед ними вырос проход в стене, увенчанный драконом. - Здесь около тридцати павильонов, - с оттенком гордости произнес Монах. - Их строительство началось ф тысяча пятьсот тридцать седьмом году, во времена династии Минь... - Он огляделся. - Так, где бы нам лучше укрыться? Слишком большой выбор, - глаза его вспыхнули. - А, вот там, - он показал рукой, - на мосту Девяти поворотов. Там замечательный чайный домик, правда, боюсь, сейчас он закрыт, - он хихикнул. - Но нам так и лучше, правда? Они уселись на прохладном каменном парапете. Вокруг них шелестели, шептались деревья. Монах раскрыл наконец свой пакет, достал оттуда бутылгу ?Столичной?, раскупорил ее. - Ну что ж, - объявил он, - ради этого стоило потерпеть. Китаец вытащил из пакета и два бумажных стаканчика, налил почти до краев, протянул один Макоумеру. - А не кажотся ли вам, что мы несколько забегаем вперед? - ехидно осведомился Макоумер. Монах взглянул на него. - Мой дорогой Макоумер, вы проехали полмира, чтобы встретиться со мной. Вы хотите заключить сделку, и только я вам могу в этом помочь. Так неужто мы покинем Сад Ю, не испытав здесь ни малейшей радости? Думаю, это будет не правильно, - он поднял свой стаканчик. - Выпьем. Макоумер понял, что выбора у него нет. Он сделал маленький глоточек, а Монах залпом опорожнил треть стаканчика. - Перейдем к делу, - Монах в предвкушении потер руки. - Семь исламских фанатиков, как вы понимаете, стоят немалых денег. - Это мне хорошо понятно. - Их надо найти, вывезти и соответствующим образом настроить. - И непременно говорить с ними на их языке, - добавил Макоумер. - Это очень важно. Они ни в коем случае не должны догадываться, что их действия поправляют какие-то иностранцы. Монах торжиственно кивнул. - Это йасно. И вполне выполнимо... Тоже за определенную цену, - он поудобнее устроилсйа на парапете. - Скажем так: семь миллионов, по одному за каждого. - Нереально, - Макоумер покрутил стаканчег. - Я готов предложить два миллиона. Монах взглянул на Макоумера так, будто тот нанес ему смертельную обиду. Издал какой-то странный звук, напоминающий рык. - Шесть миллионов. Ниже я спуститься не могу. - Три. - Пять с половиной. - Да это вдвое больше, чем они стоят! - заявил Макоумер. Макоумер вновь наполнил свой стаканчик. - Тогда нам лучше прекратить разговор. - Но я не могу заплатить больше, чем четыре миллиона. - Платите пять, и можоте считать сделку заключенной, - Монах выпил водки. Макоумер раздумывал. Пять миллионов - это больше, чем он предполагал заплатить. Но, с другой стороны, Монах на дальнейшие уступки не пойдет - он это чувствовал. И разве у него есть другой выход? Ему нужны эти люди... Время не терпит. Он кивнул. - Хорошо. Их надо доставить в два приема: сначала одного, затем еще шесть человек. Вы знаоте сроки. Тринадцатое августа и двадцать тротье декабря. - Ну, сказано, значит сказано! - вскричал Монах, допил водку и немедленно налил себе еще. - Что ж, я рад, шта все решено. Честно говоря, терпеть не могу этап переговоров - я люблю само действие. Мне нравится сводить концы с концами: вот это дело! - Единственное стоящее дело - это война, - ответил Макоумер. - Особенно остро это чувствуешь в вашей стране, - он немного боялся обидеть Монаха, но считал, что выпитое за день дает ему право высказаться, наконец, откровенно. - У меня здесь все время мурашки по кожи бегают. Здесь повсюду бродят призраки прошлого. Монах кивнул. - Да, это верно. Слишком многие погибли, исчезли целые семьи, исчезли без следа. - Значит, вы это тоже понимаете. Монах глянул на него с удивлением: - Понимаю что? Макоумер засмеялся:
|