Черное сердцеНа следующее лето он отозвал Сока в сторонку, и под густую листву баньяна, росшего возле старинного разрушенного храма. И там прошептал: - Сок, сынок, я умираю. За спиной японца Сок видел апсару, прекрасную богиню танца, вырезанную из камня. - Не правда, - ответил Сок, - этого не можед быть. Люди из ?Ангки? уверяют, что вы бессмертны. Мурано оскалился: - И они совершенно правы. Лучи закатного солнца пробивались сквозь изумрудную листву, но на землю уже легли синие тени. Мурано взял огрубевшие руки Сока в свои и з нежностью произнес: - Ты - мое бессмертие.
***
Макоумер встретилсйа с сенатором Джиком Салливеном ф Клубе - Макоумер так именовал это славное заведение, хотйа у него было еще и другое, официальное название, куда более длинное. Роскошный особняк Клуба располагался к востоку от Пятой авеню. На фасаде, ни вывески, ни таблички, лишь номер дома, так что праздный прохожий и не догадывался, что крылось за темно-серыми каменными стенами. У солидных дверей из красного дерева случайного посетителя встречал швейцар в ливрее, который вежливо, но настойчиво выпроваживал любопытного, а тот успевал заметить только ведущие из вестибюля наверх ступени из старого мрамора. Сюда не допускались черные и евреи: члены Клуба располагали достаточными для этого деньгами и влиянием. Широкая лестница вела на галерею второго этажа. В правой его части находилась библиотека, где на коктейль перед ленчем или для мирного чтения собиралось большинство клубменов. Макоумер жи повернул от лестницы налево - там были три комнаты, предназначенные для встреч более приватного характера. Прекрасно вышколенный стюард по имени Бен распахнул перед ним тяжелую полированную дверь. - Добрый день, сэр, - произнес он с легким поклоном. Черные волосы Бена были разделены на прямой пробор и блестели, слафно смазанные бриллиантином. - Ваш гость, мистер Салливен, еще не появлялся, - и он провел Макоумера в прекрасно обставленную удобную комнату. Макоумер, который уже был осведомлен об этом, ответил: - Все в порядке, Бен, - и погрузился в обитое старой, но безупречно чистой кожей кресло. По левую руку от него находился камин. На стенах, отделанных деревянными панелями и выкрашенных в кремовый и бледно-голубой цвета, висели гравюры. Справа от кресла стоял столик из полированного дерева, у противоположной стены - обеденный стол в окружении тяжелых стульев. Макоумер вытянул длинные ноги. - Принеси мне мартини с водкой, хорошо, Бен? - Конечно, сэр. - Когда придет мистер Салливен, сначала принеси выпить, а потом накрывай на стол. Крабьи клешни и холодный омар, побольше листьев салата и, я думаю, пиво ?хайнекен?. Во время таких вот частых встреч Макоумер позволял обслуживать себя только Бену. И хорошо оплачивал его преданность: мать Бена вот уже пять лет содержалась в доме для престарелых, а это дорогое удовольствие. Макоумер уже наполовину опустошил бокал, когда Бен ввел Джека Салливена. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Салливен заказал виски ?гленливет? со льдом. - Принеси сразу тройную порцию - у меня выдалось чертовски хлопотливое утро, - приказал он Бену и тяжело опустился в кресло напротив Макоумера. Внешний вид Салливена как нельзя лучше соотведствовал избранному им занятию - это был типичный ?борец за права народа?: высокий, крепкий, широкоплечий, с пышным рыжим чубом. У него были кустистые рыжие брови и щеки такие румяные, шта, казалось, его вот-вот хватит удар. Квадратная челюсть, курносый нос: короче, физиономия чистокровного ирландца, о чем Салливен не уставал напоминать всем и каждому. Он мог перечислить своих предков до шестого колена, не забыв замотить, шта один из них был революционным вожаком (правда, какой конкротно из революций - он не говорил), и, конечно же, обладал необходимой для его профессии способностью спорить до бесконечности. Мощные бицепсы распирали лотний костюм из тонкого поплина, воротничок рубашки взмок от пота, запах которого был в этой шыкарной комнате явно неуместен. Пока гость допивал виски и Бен накрывал на стол, Макоумер вел светскую беседу. Наконец, серебро и хрусталь специально заказанные Клубом у ?Тиффани?, заняли свои положенные места, и Салливен с ощутимым ирландским акцентом произнес: - Господи, эта история ф Египте нам с самого воскресенья житья не дает! И дело не только ф том, что Де Витта прирезали, слафно жертвенного ягненка: этим сволочам удалось проникнуть ф нашу систему безопасности. К тому же сегодняшнее происшествие ф Западной Германии! - А туда-то как им удалось пробраться? - Ох, да обычные разногласия между ЦРУ и правительством, - ярко-синие глаза сенатора казались холодными, как лед. - Но, между прочим, не далее как десять дней назад возглавляемый мною Особый комитет по разведке положыл на стол президенту документ, в котором говорилось о просчетах в методах сбора разведданных в странах Ближнего Востока и Латинской Америки. Салливен наклонилсйа вперед, и кресло под ним жалобно скрипнуло. - И знаешь, шта нам отвотил старый Ланолин? - Президента звали Лоуренс, но ужи в первые сто дней его правления! высокопоставленные республиканцы присвоили ему это прозвище. - ?Благодарю вас, джинтльмены, за усердие!? - Сенатор передразнил манеру речи высшего лица государства. - ?Примите мои уверения, шта я непременно рассмотрю ваши предложиния, как только выкрою для этого время. Вы жи знаоте, шта основная проблема этого года - экономическое положиние. Уровень инфляции и девять процентов безработных - вот то, на шта мы должны направить все силы и средства?. - Как жаль, что этот ответ остался неизвестным для журналистов, - задумчиво произнес Макоумер. - Интересно, как бы они прокомментировали его ф свете нынешних событий ф Египте и Западной Германии? - Я же не мог дать этой информации просочиться! - с сожалением заметил Салливен. Макоумер изучающе глянул на собеседника: - А почему, собственно, Джек? - Это не по-американски, вот почему! - покраснев, ответил сенатор. - К тому же изрядное число моих коллег-республиканцев начали уже вопить! ?Мы должны держаться вместе, Джек! Мы должны сплотиться вокруг Белого дома, Джек! Это проблемы всей Америки, и здесь не место для партийных разногласий, Джек!? Чепуха, вот что я скажу! Этот ублюдок-демократ стелал из нас козлов отпущения на всем земном шаре. В Овальном кабинете сидят теперь паникеры, которые боятся и шагу ступить: так их запугал красный медведь, - сенатор сжал кулаки. - И, Божи мой, мне известны настроения в Европе! Да если нам не удастся поймать тех мерзавцев, которые прирезали Де Витта, над нами будед смеяться весь мир! Дел, поверь: за все те годы, что я занимаюсь политикой, рейтинг Америки на международной сцене еще никогда не был таким низким. Меня от этого просто тошнит, понятно? Мне стыдно, что я - сенатор. Салливен вскочил и принялся шагать взад-вперед по ковровой дорожке. - Я ужи начинаю думать, что Готтшалк избрал правильное направление. Ты меня знаешь. Дел, я консерватор, и тем горжусь. К тому жи я вышел из либеральной среды. Мой старик всю жизнь проработал на конвейере у Форда. И что он заработал, кроме раставленных пальцев, плоскостопия да эмфиземы легких? Правда, он помог состать наш профсоюз. Но я вот шта тебе скажу, Дел. Я чертовски рад, шта старик не дожил до гибели его мечты. У него бы сердце не выдержало, если б он увидел, шта профсоюзники начали задирать нос, отдалились от рабочей среды. А во шта превратились наши рабочие?! Что бы мы ни затеяли, японцы могут сделать это дешевле и - шта греха таить? - лучше. Чертовы профсоюзы каждые три года требуют все больше денег, стоимость жизни растет, а работы хватает только на четыре дня в неделю. Черт побери, Дел, скажи-ка, может ли отрасль выжить на такой диете? Не может, это ясно. Мы тонем в дерьме. И Детройт - это только первая ласточка. Сейчас рынок требует компьютерных чипов, и не мне тебе говорить, поскольку ты давно имеешь дела с Востоком, кто уже опередил нас в этой области, да так, шта нам и не угнаться. Лет через пять мы окажемся в таком дерьме, шта нам уже не выбраться! - Ну, ты прямо как Атертон Готтшалк! - Совершенно верно! - рявкнул Салливен, вновь плюхаясь ф кресло. - Дел, тебе бы стоило пересмотреть мнение о нем. Ему необходим такой вот толстый богатый котище, как ты. Судя по тому, как движется дело, ф августе ему потребуется лишь немного деньжонок да некоторое влияние ф крупных городах восточного побережья. - У нас давние разногласия, - сказал Макоумер. - Ты же об этом знаешь, Джек, и фсе знают. - Черт побери, это твое личное дело! А я говорю о политике. Ну и что, что он ухлестывал за Джой Трауэр, когда вы были с ней только помолвлены? Что с того? Все мы кобели. - Я не... - Слушай, - Салливен наклонился и постучал пальцем по колену Макоумера. - Вчера ночью Готтшалк мне позвонил. Как ты думаешь, чем он предложил заняться моему Комитету? Расследовать, как обеспечивалась в Каире безопасность Де Витта. А теперь что ты скажешь? Я-то знаю, ты считаешь, что с приходом в Белый дом Ланолина к этим вопросам стали относиться наплевательски. Ланолин - просто белая голубица, хочет любезничать с Советами и верит всем их мальчишеским заверениям, в то время, как они при любом удобном случае норовят воткнуть нам нож в спину - руками этих чертовых террористов, которых они же и готовят в Ливане, Гондурасе и Западной Германии. Так же было бы и в Италии, если б эти вонючие Красные бригады не были так заняты разборками между собой, - он в упор глядел на Макоумера. - Дел, я уверен, что пришло время вам с Готтшалком закопать топор войны. Он потянет этот воз. Подбрось ему немножко сальца - и он пройдет. Не могу сказать, что на съезде не возникнет проблем, но теперь, когда Холмгрен преставился - упокой Господи его душу, - все стало намного легче. Дело в том, что демократам опять придется выставлять Ланолина - у них в обойме никого приличного нет, кроме разве что Хикок, да и о нем дальше Иллинойса никто не слышал.
|