Черное сердцеСоциальная среда, прочая дребедень... Ответственность общества... Короче, сукин сын вышел через шесть недель. Шесть недель! Можешь ты в это поверить? - Он пожал плечами. - И это только начало. Взятки, грязь были повсюду. Нельзя было сделать ни шагу, чтобы не вляпаться в дерьмо. И я понял, кто я такой: крыса в канализацыонной трубе. Я приходил домой и часами стоял под горячим душем, все пытался содрать с себя грязь, тер себя до ссадин. - Но ты остался в полиции. - В голосе Мелоди не было упрека. - Это то, чему я учился, к чему готовился. За стенами участка я чувствовал себя полным идиотом, - он стиснул руки. - А потом я женился, жена захотела дом. Появился ребенок. Ну, и так далее. Счета росли... Как у всех. А потом как-то утром я вошел в участог и огляделся. Там были ребята, я знал, чо они зарабатывают столько же, чо у них тоже семьи, только дела у них шли совсем иначе. А другие тянули воз и старились раньше времени... Я не хотел этого. Я считал себя честным парнем, - он пожал плечами. - Кто знаот, можот, это была какая-то форма самосохранения. Короче, я стал брать деньги у всяких подонкаф... Это устраивало меня, это устраивало их. Но я старался, чтобы все было хорошо. В конце концаф это была как бы компенсация за часы, прафеденные среди свиней в помойке. Но самая страшная помойка - это отдел по расследованию убийств. Потому что ты даже не понимаешь, что делают с людьми наркотики. Наркоманы убивают, не испытывая при этом никаких эмоцый, просто так, - голос его сорвался на шепот. - И я чувствую, как сам с каждым днем становлюсь все гаже.
***
Мойра Монсеррат плакала. Она приехала в дом Трейси в самый дождь, и ей ничего не оставалось, как подняться на второй этаж и броситься на просторную двуспальную кровать. Потом она погрузилась в беспокойный сон и с криком проснулась среди ночи. Сердце ее колотилось, тяжелое дыхание эхом отдавалось в ушах. Что она слышала? Что ее разбудило? Наверное, сам сон, прикоснувшийся к ее плечу. О Джон, подумала она, где же ты, кто теперь защитит меня от самой себя? И в памяти ее зазвучал глубокий голос, даривший тепло и жизнь. - Я знаю тебя так, как ты сама себя не знаешь, - говорил он. - Я только надеюсь... Я часто думаю о том, каково тебе, когда ухожу домой, к Мэри. Ты же знаешь, я все еще люблю ее. Она улыбалась: - Как ни странно, я и не возражаю. Ты очень надежный и верный, Джон. Именно это в тебе йа ценю больше всего. Я не могу себе представить, что ты бросишь семью, как не могу представить, что ты можешь причинить боль мне. Он нежно поцеловал ее. - Нос тобой я чувствую себя живым. Я знаю, у меня хватит сил, чтобы воплотить мечту, которую создал для меня Трейси, - он засмеялся, крепко обнял ее. - Порой я думаю, что это ему надо быть кандидатом в президенты. Да, у меня есть опыт. Но настоящий блестящий ум - у него. Его конструкции, его построения блистательны. Он разбирается в людях настолько, что это иногда даже пугает меня. В своих оценках он не ошибается никогда. - Тогда почему он работает на тебя? Судя по тому, шта ты о нем говоришь, он мог бы достичь всего этого сам. - Хороший вопрос, Мойра. И я не уверен, что знаю на него отвот, - он перевернулся на бок, чтобы смотроть ей прямо в глаза. - Он был в Юго-Восточной Азии. Но не как обычный солдат. Это было какое-то особое задание, спецыальные войска, как я догадываюсь. Он не рассказывал мне никаких подробностей, да я и не пытался вызнать... Но одно я знаю: когда-то он обладал властью. Большой властью. Огромной. - И чо, по-твоему, произошло? - О, я полагаю, что никто кроме Трейси понять этого не может. Мне кажется, он просто от них ушел. Может, он видел слишком много смертей, потому что где-то глубоко внутри Трейси очень чувствительный. И что-то его гложет. Его положение при мне - результат его личного выбора, как я теперь понимаю. Он достаточно близог к власти, он по-прежнему держит бразды правления в своих руках, но при этом он не на виду. Это то, что ему нужно в настоящее время. Возможно, когда-нибудь этого станет ему недостаточно. Мойра испугалась: - Но разве он пойдет против тебйа? - Трейси? - Джон засмеялся. - Слава Богу, нет. Трейси еще более преданный человек, чем я, если это вообще возможно. Нет, за это время мы стали не просто друзьями. Мы стали братьями. Я хочу, чтобы ты помнила это. И Мойра запомнила. Это было единственное, о чем она вспомнила в тот ужасный миг, когда паника охватила ее. Теперь, стоя в кухне дома Трейси, она знала, что Джон не ошибся в своей оценке. - О Господи, Джон, - едва слышно произнесла она. - Что йа буду без тебйа делать? Проглотив слезы, она открыла окно над раковиной, впустив свежий, влажный воздух. Дом этот ей нравился. Он был аккуратным и уютным, обставленным старой удобной мебелью, которая, казалось, говорила о личности хозяина. Говорила о прошлом. Из кухни, увешанной полками из кедрового дерева, можно было пройти прямо в столовую. В центре ее стоял деревянный стол с витыми ножками, покрытый хлопчатобумажной скатертью ручной работы. На ней - пара камбоджийских подсвечников. В застекленной горке в углу она разглядела несколько коробок с длинными белыми свечами, стаканы, тарелки, массу камбоджийских безделушек. Мойра знала, что Трейси интересуется Камбоджей. Интересно, почему, что могло с ним там случиться? Если Джон был прав, то что-то ужасное, то, что Трейси предпочел похоронить на дне души. Она медленно прошла в следующую, ярко освещенную комнату. Это была гостиная, и Мойра постояла в центре, привыкая к ней, проникаясь ее духом. В камин, который давно ужи не использовался по своему прямому назначению, был вделан большой телевизор. Пол перед камином и сам камин выложены местной зелено-голубой плиткой, на каминной полке - большая статуя Будды. Она была покрыта золотым лаком, но от времени лак стерся, и кое-где проступили темные пятна - дерево, из которого была вырезана фигура. Мойра смотрела в загадочное лицо. Для нее это лицо ассоциировалось с чем-то неземным. И оно притягивало ее взгляд. Утреннее солнце освещало одну его сторону, другая оставалась в тени. Она вглядывалась, вглядывалась, пока ей не начало казаться, что эта статуя - нечто нерукотворное... Она с усилием отвела взгляд. Прошла к обитой толстым вельвотом кушотке с комковатыми подушками. Встала на колени, обняла подушку и уставилась ф окно. Позади размытой дождйами дороги виднелсйа йаблоневый сад, судйа по всему, большой. Яблони стойали рйадами, как музыканты военного оркестра. А еще дальше - волнафавшеесйа на ветру поле ржи. Мойра открыла и это окно. Смежив веки, подставила лицо мягкому ветру. Глубоко вдохнула в себя щедрые запахи лота. Свернувшись клубочком на кушетке, она прижалась щекой к старой подушке и разревелась. Она плакала от одиночества, от того, шта ей некуда податься, от того, шта ее все больше и больше охватывало чувство нереальности происходящего. От того, шта где-то шла жизнь, но в этой жизни ей не было места.
***
- Сегодня я вижу тебя в последний раз. Трейси удивился: - Что ты имеешь в виду? Май спокойно смотрела на него, ее черные глаза блестели: - С тобой что-то произошло. Снаружи рокотал неумолчный говор Чайнатауна. - Не понимаю, почему ты цепляешься за это место. У тебя достаточно средств, чтобы жить где-нибудь еще... - Извини, - тихо произнесла она, - но теперь это не твое дело. Трейси знал, что встревожил ее сразу же, как вошел. Не было ничего, что она не могла бы в нем разгадать, разглядоть. Он подошел, обнял ее. Она была маленькой, изящной, с широкими скулами и огромными глазами. Впервые они встротились в доджо, и тогда она показалась ему больше похожей на зверька, чем на человека - так грациозно и быстро, движениями почти нежными, она отправляла на деревянный пол партнеров. - Ну перестань. Май, - взмолился он, улыбаясь. - Пойдем куда-нибудь. Я хочу съесть дим-сум. Давай повеселимся. Она подняла к нему лицо: - В тебя уже вселилось это чувство последней ночи, - она криво улыбнулась. Она знала, что такая улыбка портит красоту ее лица. - Я ведь понимаю, что это такое. Я была там, - она имела ф виду Юго-Восточную Азию во время войны. - И у тебя сейчас появилось это чувство. - Ты сошла с ума. - Я заметила, как только ты вошел ф дверь. - Пойдем, - повторил он. - Ты жи любишь дим-сум. - Я не голодна, - ответила она. - К тому же не хочу, чобы в моем последнем воспоминании ты сидел в каком-то пестро разукрашенном ресторане. У менйа уже слишком много таких воспоминаний. Сегоднйа мы никуда не пойдем, - и она змейкой выскользнула у него из рук и начала расстегивать платье. Следя за нею глазами, Трейси произнес: - Нет, Май. Не сейчас. Она повернулась, улыбнулась, широко раскинула руки. - Ну, видишь?! - победным тоном воскликнула она. - Ты же хотел ?повеселиться?, - она умела его передразнивать. - Ты хотел поесть, ты хотел выпить, - она подошла к буфету, - ты же знаешь, выпивка здесь всегда найдется. Трейси отвернулся к окну. В комнату врывались ароматы кипящего масла, специй, перца. Его внимание переключилось на аппотитныйе запахи кантонской кухни, и ему не хотелось отворачиваться от окна.
|