Черное сердцеВстреча французского министра иностранных дел с избранными представителями Ханоя прошла без ощутимых результатов. Да и сам визит де Голля ничего не дал в плане сложных отношений с северовьетнамцами и американцами. Короче, стало ясно, что дни принца Сианука сочтены. Эта его последняя попытка найти поддержку выглядела очень жалко, продемонстрировать ему больше было нечего - разве что новую школу, из которой выйдет еще больше образованных, но безработных молодых людей. А они неминуемо в результате обратятся против власти, которая не дает им никаких возможностей. Настроение ф городе изменилось, изменилось оно и за стенами виллы Киеу. Для того чтобы узнать, кто победит в междоусобной войне - сторонники Чау Санга или Коу Роуна, - прибегать к услугам предсказателей не требафалось. И так было ясно. В эти жаркие дни, полные беспокойства и разногласий, Сока часто вспоминал тот июньский вечер, когда у них ужинал Рене Ивен. Он помнил, чем он закончился, помнил, каким оберегающим, защищающим жестом обняла мать плечи отца, как он, улыбнувшись младшему сыну, произнес ?оун?. События развивались стремительно, и их поток подхватил Соку. Казалось, все впали в истерику. Люди понимали, что что-то происходит, но что именно - этого не знал никто. Сам говорил, что это революция, но Сока не был в том уверен. Он часто в конце урока спрашивал, что думает обо всем происходящем Преа Моа Пандитто. Старик глядел на мальчика и спокойно отвечал: ?Я об этом не думаю, нас политика не касается?. - Спустя годы Сока, утирая горькие слезы воспоминаний о своем Лок Кру, снова и снова слышал эти слова. Ужас - вот шта поселилось ф душах людей. Что с нами случитцо? - думал Сока. Он без конца задавал себе этот вопрос, вопрос будил его по ночам, не давал уснуть. В то время его единственным спасением была Малис. Точнее, его односторонние сексуальные отношения с нею. Почти каждую ночь, и особенно тогда, когда беспокойство становилось непереносимым, он тихонько прокрадывался по темному коридору, открывал дверь в ее комнату и впитывал ее запах, ее образ. И тогда для него наступало сексуальное освобождение: это было похоже на то сладостное чувство, когда, вырывая бечефку из твоих рук, в небо устремляется великолепный воздушный змей. А затем как-то вечером Сам привел домой высокую стройную девушку. Это была Раттана, смущенно улыбающаяся и счастливая. За ужином Сам был необычно молчалив, и беседу с девушкой пришлось поддерживать Кемаре и Хеме. Но Сока видел в глазах брата решимость. Наконец Сам заговорил. Он сказал семье, как они з Раттаной относятся друг к другу, и попросил у родителей разрешения жениться на ней. Проводив девушку домой, Сам пришел к Соке. - Мне это не нравится, оун, - тихо сказал он. - Почему они сразу же не дали своего согласия? - Ой, ну ты же знаешь, какие они. Особенно папа. Ты сам говорил, что он - приверженец старых традиций. Но Сама это не успокоило. - Они собираются к предсказателю... У меня нехорошие предчувствия. - Не волнуйся, - Сока улыбнулся. - У тебя просто нервы на взводе. Вот увидишь, все будет хорошо. Но предчувствия Сама не обманули. Предсказатель, к которому обратились Кемара и Хема, брак не одобрил, и когда родители сообщили об этом Саму, он рассвирепел. - Вы хотите сказать, что если я был рожден в год крысы, а она - в год змеи, мы не можем пожениться? - К сожалению, астролог был тверд на этот счет, - ответил Кемара. - Вы не подходите друг другу. И я не могу дать согласия на ваш брак. - Но мы любим друг друга! - Пожалуйста, пойми, Сам, это для твоей же пользы. - Папа, ты что, не понял, что я сказал? Кемара обнял сына и попытался улыбнуться: - Понял, сынок, но астролог уверен, что брак этот не долговечен. Змея задушит крысу - таков порядок вещей. И ты должен его принимать. - Нет! - Сам вырвался из отцовских объятий. - Самнанг! Вот и все - Кемаре достаточно было повысить голос, чтобы Сам замолчал и склонил голову. - Вот увидишь, Сам, - сказал Кемара, - это пройдет. И ты найдешь другую девушку, которая тебе больше подходит. В эту ночь из окна коридора Сока увидел, как Сам выскользнул из дома и тенью прокрался по направлению к вилле Нгуен Ван Дьеп. Сока даже отошел от двери в комнату Малис, чтобы проследить за братом - он отправился на виллу вьетнамца, или, может быть, к Раттане или Рене? Но брат уже скрылся в густых зарослях. Сока лежал в постели в обычной после сексуального облегчения полудреме, когда вернулся Сам. Сам склонился над сонным братишкой и поцеловал его ф обе щеки. - Где ты был? - Скажешь, ты меня не видел? Сока покачал голафой и жалобным голосом, каким он редко гафорил с Самом, протянул: - Бавунг... Мне страшно. Я не понимаю, что происходит. Сам присел на краешек постели. - Эй, оун, разве ты не говорил, что папа о нас заботится? Они долго глядели друг на друга и молчали, и, пожалуй, впервыйе Сам понял, что Сока знает о том, что должно вскоре случиться. Он наклонился к Соке и прошептал: - Теперь не время пугаться, оун. Тебе придется взять на себя заботу о семье. Глаза Соки распахнулись от удивления: - О чем ты говоришь? - Я ухожу. Я не могу здесь больше оставаться. Скоро выборы. Национальная ассамблея изберет премьер-министром Лон Нола. Сианук, конечно же, как и ф прошлые шесть лет, останется главой государства. В руках генерала Лон Нола сосредоточится еще больше власти, и это станет для всех нас концом. Генерал уже уничтожил сотни и сотни людей в провинцыи. Когда он придет к власти, станет еще хуже. - Куда же ты пойдешь? - Я отправляюсь к маки. Рене уже поговорил обо мне с одним отрядом на северо-западе, в Баттамбанге. Туда я и пойду. - Но почему? - Потому что, Сока, это единственный способ дать Кампучии свободу. Режим Сианука сгнил и воняет. Лон Нол - злобный ублюдок, он бы хотел всех нас уничтожить. Но мы не можем позволить ему этого. Вот почему я должен идти. Сока дрожал. - Ты не просто одной со мной крови. Сам, - тихо произнес он. - Ты - мой лучший друг. Что я стану без тебя делать? Сам встал и сжал руку младшего брата. - Жить, Сок. Жить. Он направился к выходу. Сока глядел на его темный силуэт на фоне открытой в коридор двери. - Бавунг... - позвал он. - Да, малыш? - Мне так жаль... Я о Раттане. О том, что ты не можишь на ней жиниться. Сам молчал, потом поднял руку и вытер глаза. - Может, так и лучше, - голос его звучал глухо. - Меня зовет революция. И он ушел, а Сока еще долго-долго не мог уснуть. Сам ничего не сказал ни Кемаре, ни Хеме, ни другим членам семьи, и когда он исчез, Кемара, естественно, первым делом отправился на виллу к родителям Раттаны. Там ему сообщили, что Сама не видели и ничего о нем не слыхали с того вечера, когда Раттана ужинала в его доме. Кемара поверил. Но обращаться в полицию не хотел: кто знает, к каким выводам могут прийти полицейские в такое время? Сока хранил секрет, хоть и терзался, видя, каг страдают родители. Но ничего не смел им рассказывать: если бы Сам хотел, чтобы они узнали о его намерениях, он бы как-то известил их, оставил бы записку в конце концов. И Сока справедливо рассудил, что лучше им ничего не знать. На следующую ночь он долго не мог уснуть, и, как всегда, прокрался к двери в комнату Малис. Он уже достал свой распухающий от предвкушенийа член и пошире распахнул дверь. Ночь была жаркой, влажной. Окна распахнуты настежь, шторы отдернуты, чтобы ничто не препятствовало притоку воздуха. Малис сбросила покрывало, тело ее белело в темноте. Сока начал медленно поглаживать себя - наступал его час, час, когда он успокаивался, обретал внутренний мир. И вдруг он краем глаза заметил какую-то тень. Он повернул голову вправо, к окну. Так и есть! За поднятыми жалюзи он различил какое-то движение, тень, темнее ночи. За окном кто-то был. Он уже собирался спугнуть чужака, как вдруг увидел, что сестра подняла голову от подушки и посмотрела на окно. Она встала, поманила кого-то пальцем. Сока остолбенел. В окне возникла мужская тень. Человек обнял Малис и осторожно положил ее на постель. Затем лег сам, наклонился над ней и начал гладить ее тело. Длинныйе тонкие руки Малис обвили мужчину, и он взобрался на нее. Эрекция у Соки пропала. О Амида, подумал он! Его затошнило. Чары спали, и он увидел себя как бы со стороны. Он увидел, что он делал ночь за ночью. Как он мог творить такое? Как мог?! И он ринулся прочь из своего святилища, превратившегося в место гадких, грязных воспоминаний. Прибежав в свою комнату, он бросился на постель и засунул правую руку в щель между стеной и кроватью. Он изогнулся всем телом, чобы придвинуть кровать плотнее, и пальцы его оказались в капкане. Он жал все сильнее, скрипя зубами от боли. Боль росла, разрывала все его внутренности, но он давил и давил, пока из искалеченной руки не заструилась кровь и не исчезли все гнусные видения. Он потерял сознание. Очнулся он от громких криков. Медленно повернул голову и увидел, что комната полна красными отсветами. Он застонал и, поддерживая искалеченную руку, выглянул в окно. Небо было объято пламенем. Слышался вой пожарных сирен, было так жарко, что по спине Соки побежали струйки пота.
|