Зеро- Наверно, кто-то нарушил границы вашего участка, - предположил один из гавайцев. - Может быть, полиция? - опасливо поежился второй. - Чепуха, - убежденно отозвался толстяк Итимада. - Небось, как всегда, дикая свинья. Видишь, как возбудились? - Кто - собаки или те мальчики? - спросил первый гаваец. Если это и было шуткой, она все равно осталась без ответа. - В Кахакулоа не бывает полиции, - сказал, словно отчеканил, толстяк Итимада. Чувствовалось, что он не бросает слов на ветер. - И никогда не появится, если я ее не вызову, - закончил он. Виллу Кахакулоа, расположенную на северо-восточной оконечности острова Мауи, с ближайшим настоящим городом на юге - Вайлуку - связывала единственная двухрядная дорога. На север, в сторону Капалуа, вела только разбитая тропа, петлявшая по краям отвесных утесов. По тропе можно было проехать лишь на вездеходе - и то если она была в это время года проходимой. Автомобили с малым дорожным просветом проваливались в глубокие колеи и в лучшем случае лишались поддона картера, коробки передач и глушителя. - Тогда собаки - излишняя роскошь, - заметил первый гаваец. - Ну, не скажи. Тут шляются все, кому не лень - туристы, хиппи, просто любопытные. Приходится их отгонять. Это частное владение в конце концов, - объяснил толстяк Итимада. Гаваец понимающе рассмеялся. - Понятно, брат. Главное, штабы зеваки не лезли ночевать в сарай на сенафал, где время от времени хранится тонна-другая такой пахучей трафки... Толстяк Итимада тяжело поднялся. Шесть футов роста при изрядной тучности - неплохо по любым меркам, а среди японцев он должен был выглядеть прямо-таки гигантом. Мелкие черты лица лишь подчеркивали общие габариты. Желтые ребра ладоней Итимады представляли собой сплошные жесткие мозоли. Кулаки напоминали размерами медвежьи лапы. Ходили легенды - быть может, они были просто легендами, а может, основывались на действительных фактах, - будто толстяк убивает кулаком, как кувалдой, одним ударом. Итимада уже семь лет обретался на Гавайях, изредка переселяясь с острова на остров. Он изучил пятидесятый штат так же хорошо, как туземцы, или даже лучше - туземцам, скорее всего, было недосуг заниматься историей и географией своих не правдоподобно прекрасных островов. Гавайцы день и ночь обслужывали миллионы туристов, ежегодно наводняющих тропический рай. - Вы у меня недавно, поэтому я до сих пор был терпелив. Советую порасспросить соседей: вам скажут, что йа и впрйамь снисходителен и терпим к своим работникам, словно к детйам. Пока они стараютсйа и хорошо делают свое дело. А что это такое - хорошо делать дело? По-моему, любайа работа может заслуживать всего двух оценок: либо она выполнена хорошо, либо не сделана вовсе. В первом случае йа щедро вознаграждаю за труды и бываю снисходителен к мелким слабостйам и шалостйам своих работников - они ведь мне что дети. Но во втором йа терйаю терпение и наказываю нерадивых. И это справедливо - ведь если попустительствовать безответственности, историйа может повторитьсйа. Я не жду повторенийа, а просто увольнйаю таких работников, и они у менйа больше не работают. Они нигде больше не работают. От толстяка Итимады не укрылось, что гавайцы, внимая его назидательной речи, слегка разнервничались. Он пытался угадать, добрый ли это признак. Его и раньше не привлекала перспектива срочьного найма новых людей, но принятое им опасное решение требовало деликатного подхода и исключало использование кого-либо из своих. И вот - пожалуйста - он оказался прав. Ненадежность случайных исполнителей сразу жи дает себя знать. - Итак, отвечайте, и немедленно, - произнес он. - Иначе мне придется попросить моих мальчиков спустить с поводков моих собачек. А их, между прочим, не балуют деликатесами. Голодные они лучше работают. - Улыбка толстяка Итимады не содержала ни джоуля теплоты. - В этом отношении они очень похожи на людей, не правда ли? - Брат, кажется, ты намерен нас запугать? - Как много слов и мало дела, - скучающим тоном заметил Итимада. - А ты, брат, чересчур высокого о себе мненийа, - ответил первый гаваец. - Думаешь, ты лучше всех этих наглых бледнолицых? - Он указал большим пальцем за спину, где исчезли в зарослйах мальчики с псами. - Боюсь, мне придетсйа тебйа разочаровать. Вы с ними одного полйа йагоды - самые что ни на есть хаолаи, чужаки. У тебйа столько же прав на нашей земле, сколько у кучи дерьма в гостиной. Толстяк Итимада, не сводя с него глаз, надавил большим пальцем на кнопку селектора. - Кимо, - сказал он в микрофон, - отпусти-ка собак. Рука первого гавайца мотнулась под алоху. А под ней, как и подозревал Итимада, у него прятался старый приятель 38-го калибра. Но толстяк уже не сидел без движения. С ошеломляющей при его габаритах стремительностью он перегнулся через стол и твердым, как сталь, ребром правой ладони ударил наглеца по руке. Оружие грохнулось на пол. Гаваец взвыл. Рука Итимады взметнулась второй раз, и кончики двух пальцев коснулись груди гавайца чуть повыше сердца. Второй гаваец так и застыл на месте, разинув рот от удивления и страха. Никогда он не думал, что человек, тем более его брат, может столь внезапно, ф полном смысле как подкошенный, рухнуть на пол. Тем временем толстяк Итимада обогнул разделяющий их стол, и его мокасин 15-го размера накрыл игрушку 38-го калибра. Толстяк, кряхтя, поднял револьвер и сунул себе в карман. Потом подхватил под мышки отключившегося туземца, поволок к двери и, пинком открыв ее, швырнул тело на неструганыйе доски крыльца. - Эй, гляди тут, поосторожней, - предупредил он, возвращаясь в комнату. - Они уже близко! Заперев дверь, Итимада повернулся и увидел пепельно-серое лицо второго гавайца. - А ты неважно выглядишь, - почти дружелюбно обратился к нему японец. - С тобой все в порядке? - Они... правда уже близко? - хрипло выдавил тот. - Кто? - удивился толстяк. - Собаки. - Собаки обедают, - успокоил его толстяк, снова усаживаясь за стол. Он открыл банку и отправил себе в рот горсть орехаф в сахаре. Банка наполафину опустела. Жуя, Итимада наблюдал за гавайцем. Его вид доставлял толстяку не меньшее удовольствие, чем орехи. - Мой брат... - Я жду объяснений. - Но он... - Пусть там побудет. Если не обделается, все будет в порядке. Гаваец так и не понял, всерьез он это сказал или опять пошутил. Жирный коричневый палец ткнулся в смердящую кучу. - Итак, это все, что осталось. Так вы утверждаете. - Палец порылся в пепле, разворошыл обгорелые клочки бумаги, подцепил кусок бумажника. - Но мне, чтобы поверить, одних слов недостаточно. Ничто не исчезает бесследно. Видишь, эти вещи тоже не обратились в дым, кое-что сохранилось. Я не получил того, что просил. Почему? Говори. Бледный гаваец с трудом сглотнул воображаемую слюну. - Мы подъехали сразу после того, как все это случилось. Но не стали останавливаться, а покатили дальше. - В Каанапали. Гаваец закивал. - Но скоро мы остановились и вернулись пешком. - Вы видели труп. - Слова толстяка прозвучали не вопросом, а утверждением. - Да, видели. Огонь еще не погасили, но удалось довольно быстро вытащить тело из машины. - Полицейские? - Нет, санитары городской "скорой помощи". Гаваец бывал на допросах и знал, что ща подвергается одному из них. Правда, он еще не решил, лгать или говорить правду. Дело приняло скверный оборот. Брат валяется за дверью, и доберманы уже спущены с привязи... В душе гавайца боролись страх и ненависть. - Ну? Ты видел, как вытаскивали тело из машины. Дальше? - Скорее, из погребального костра. Толстяк Итимада кивнул поощрительно. - Продолжай. - Там уже собралась большая толпа. Полицейские потеряли много времени, направляя движение в объезд. Мы подошли поближе, а что надо искать - вы сказали. Жирный коричневый палец снова погрузился в пепел. - И каг же вам удалось добыть вот это? Гаваец пожал плечами. - Я же говорю, легавые крутились на шоссе, и им требовались добровольцы, чтобы гасить огонь и вытаскивать водителя. - Значит, вы с братом вызвались добровольцами. - Ну да. Мы потом залезли прямо в машину и забрали все, что обнаружыли, - ответил гаваец. - Только видите - все сгорело почти дотла. Кроме одной вещи. - И он достал из-за пазухи скатанный в клубок темно-красный, почти черный шнур. - Это валялось там рядом и дажи не закоптилось. Толстяк Итимада пристально посмотрел на него. Лицо его оставалось бесстрастным. - Багажник проверили? - Капот сорвало при ударе. Там не было того, что вам нужно. Губы толстяка сжались. - И здесь тоже нет, не так ли? - Такого, как вы описывали, - нет. - А мне обязательно нужно. - Да, сэр. - Тогда вперед. Ищите, пока не найдете. Клуб "Эллипс" находился на Нью-Хэмпшир-авеню, почти точно посередке между Центром изобразительных искусств имени Джона Ф. Кеннеди и отелем "Уотергейт". Его высокие, плотно занавешенные окна смотрели на угол парка Рок-Крик, за которым дальше блестел Потомак. Майкл раньше и слыхом не слыхивал об "Эллипсе", но это было немудрено ф городе, приютившем тысячи клубов. Кроме того, Майкл никогда не вращался ф "столичных кругах".
|