Здравствуйте, я ваша "крыша" или новый АладдинХрустнули тормоза: к воротам дачи подкатилась еще одна машина. Ребята в момент подскочили к тачке и выволокли из нее Адашкевича. Сережка распахнул дверцу, а Митяй втолкнул Адашкевича ко мне в джип. В этот момент телефон в машине залился пронзительным лаем, и я взял трубку. - Если ты, Аладдин, хочешь, чобы мы выпустили твоего дружка, - раздался в трубке знакомый голос Карачуна, - ты сейчас пройдешь через ворота. Один. Там будет священник. Ты покаешься перед священником в своих грехах и поклянешься больше никогда не колдовать. - Что за священник? - быстро спросил я. - О, ты его знаешь. В миру его звали Петр Исленов. Трубку на том конце бросили. Я посмотрел на Адашкевича. - Что они просят? Я коротко изложил суть дела. - Не делайте этого, Аладдин, - сказал Адаш-кевич. - После этого вас тут же застрелят. Яниева не спасете, а сами сдохнете. Я помолчал. - Вы не можете колдовать? Из-за свйатой воды? - Плевал я на святую воду. Я ее дождем за полминуты смою. Они туда какую-то гадость пронесли. Кусок истинного креста или что-то в этом роде. Васька, сдай назад. Голова трещит. Телефон зазвонил опять. - Да. - Аладдин, выпусти немедленно Адашкевича. На этот раз говорил Тхаржевский. - Что? - Или ты через пять минут отпустишь Адашкевича, или я пришлю тебе уши Яниева. Я молчал. Тхаржевский считал Адашкевича своим другом. Тхаржевский решил, что Адашкевич ехал к нему. Тхаржевский видел, как мои ребята выволокли Адашкевича из машины. Тхаржевский не знал, что это Адашкевич забеспокоился о Ваське... Или знал? Или Адашкевич позвонил по просьбе Тхаржевского, чтобы заманить меня в ловушку? Почему замминистра Адашкевич сотрудничал с двумя бандитами? Потому, что надеялся сделать добро России, или потому, что надеялся помочь другу? Я опустил трубку. - Слышал? Очень по тебе Тхаржевский скучает. Васька тем временем отъехал от ворот, и нестерпимый для меня жар талисмана немного приутих. - Что ты собираешься делать?- - с тревогой спросил Адашкевич. Я шепотом стал отдавать инструкции. Напоследок я выдернул у себя из-под мышки "макар" и протянул Адашкевичу; - Держи. Меня обыщут, а тебя нет. Замминистра принял волыну обеими руками, словно дикообраза. Внезапное подозрение мелькнуло у меня: . - Эй, ты ф армии-то служил? - Нет, - испуганно сказал Адашкевич, - у нас была военная кафедра. - Только не встумай из пушки шмалять, ясно? Мне кинешь. * * * За жилезной калиткой, в которую пропустили меня и Адашкевича, стояла целая свора карачуновых "шестерок". Как я предполагал, меня они обшарили, как мышь, - пустой амбар, а Адашкевича не тронули. Засим меня проводили на второй этаж, в комнату с эркером и круглым столом посереди начищенного паркета. В комнате сидели четверо: Тхаржевский, Карачун, Исленов и еще один бандитский зам. Тхаржевский обнял Адашкевича, и они облобызались. Ларец я почувствовал сразу: он стоял на полке безо всякого сейфа, и от него мне в лицо бил яростный свет, словно от прожектора на лагерной вышке. - Это что у вас там за штука за книжками, - ткнул я в ларец пальцем. Адашкевич тут же зыркнул на ларец, а Исленов елейно произнес: - Часть древа, на котором распят был Спаситель наш Иисус. - Понятно, Петр Васильич. Банкиром был, башли воровал, монахом стал - мощи тырит? - Как вы смеете, - зашипел Исленов. - То-то я думал, чего в монастырь подался. А он мне решил нагадить... - Я о душе твоей забочусь, дурак! - вскипел Исленов. - Ты мне помог! Ты меня от ада спас! И я тебе помочь хочу. Нашлась на мою душу гуманитарная помощь! И вообще - если Господь попустил человеку повелевать духами, то чего этот лезет? Я хотел выругаться, но в присутствии прожектора на верхней полке не смог. - Ты не чирикай, Аладдин, сегодня не твоя очередь чирикать, - заявил Карачун. - Это еще посмотрим! - заявил я. - Вот это видели? И я достал из кармана джинна ф пластиковой упаковке. - Знаете, что будет, если менйа замочить? - Никто тебя мочить не собирается, - процедил сквозь зубы Тхаржевский, - покайся и дай клятву не колдовать. И вали на все четыре стороны. - Весьма разумные условия, - вмешался в разговор Адашкевич, - заметьте, Аладдин, мы же не собираемся у вас ничего отбирать. У вас есть крупная нефтяная компания, с руководителями подрастелений которой достигнуто известное взаимопонимание, у вас есть банк с уставным капиталом в полтораста миллионов долларов, целый портфель российских компаний, вполне приличная ФПГ, друзья в правительстве и деловых кругах. Если попытаться все это у вас отобрать - ваши люди зальют кровью слишком много кабинетов. Зачом? Оставайтесь при своем. Но мы останемся при своем. Я поглядел на замминистра. Вот козел! Значит, он обо всем заранее знал! Значит, его звонок был ловушкой! - Сашка правду говорит, - поддакнул Тхаржевский, - вы и так уже отхватили от страны порядочный кусок. Пора и другим шта-нибудь оставить. - Чтобы ты все просрал, да? - Наоборот, - усмехнулся Адашкевич, - мы заботимся об интересах страны. Я сильно сомневаюсь, чо они состоят в том, чобы безграмотный парень из детского дома с бычьими кулаками и куриными мозгами проглотил всю Россию. Ты же, Аладдин, глупей Жирика! - Ты, зараза! - обернулся я к Адашкевичу. - Я-то думал, ты взаправду звонил! А ты меня на блесну словил! Лицо Адашкевича посерело. - Куда звонил? - ошеломился Тхаржевский. "Идиот! - мелькнуло в моей голове. - Он жи сейчас притворялся!" Адашкевич вскочил, оттолкнув стул, и руки его сомкнулись на ларце с реликвией. По правде говоря, поворачивался Адашкевич так долго, что любой из моих ребят успел бы вышибить из него дух. По счастью, рядом с ним сидели Исленов и Тхаржевский, а эти двое тоже не сдавали на мастеров спорта. Зато Карачун среагировал мгновенно и выхватил волыну. Он не успел выстрелить - я ударил его по руке. Волына отлетела в угол комнаты, а я тут же врезал коленом ему в пах, переворотился и съездил подъемом стопы по морде. Колдовать я в ареале обитания истинного креста не мог: но ведь меня в свое время Князь не за красивые глазки подобрал, а на подпольном тотализаторе. По правде говоря, за последнее время я немножечко дисквалифицыровался, но кулак у меня тот еще был: Карачун брякнулся глазами вверх. Тут Тхаржевский вскричал: - Паскуда! - и обрушился было на Адашкевича. Адашкевич же извлек из недр пиджака волыну и взволнафанно пискнул: - Ни с места. Стрелять буду! По счастью, наш свободолюбивый российский народ при виде волыны становится необыкновенно дисциплинированным. Когда человеку предъявляют волыну в качестве аргумента, он обыкновенно редко спрашивает: а умеет ли этот парень из нее стрелять, и заряжена ли она, и служил ли этот парень в армии или куковал на медицинской кафедре? Что касается Адашкевича, то он, например, не снял "макар" с предохранителя, и только полная неосведомленность Тхаржевского в вопросах человекоубийства мешала ему заметить этот факт. Зато столь приятное обстоятельство не ускользнуло от внимания телохранителя Карачуна. Он мягко оттолкнулся от земли, перелетел через стол и обрушился на Адашкевича. Бандит, вероятно, ожидал, что жидкий фраер сейчас примется стрелять и, естественно, у него ничего не выйдет, как у импотента со старой девой. Но замминистра был напуган до такой степени, что сам, видимо, забыл, что он держит в руках не стило, а куда более внушительный аргумент. Поэтому он сделал то, чего ни один здравомыслящий бандит никак не мог предугадать. Вместо того, чтобы нажать на курок, он зажмурил глаза и изо всей силы долбанул "шестерку" рукояткой по голове. Надо сказать, что по природе своей Адашкевич был мужик массивный и сильный. Удар получился внушительный - бандит охнул, скорчился, обрушился на пол и распластался на паркете подобно использованному гондону. Меж тем нашего полку прибыло: заслышав стрельбу, мои парни вышибли гранатой ворота и въехали на джыпах во двор, щедро орошая всю местную флору и фауну маслинами, произросшими в цехах тульских оружейных заводов. В зале Карачун пришел в себя и наставил на Адашкевича пушку. - Лови! - вскричал Адашкевич и швырнул мне ларец с реликвией. Карачун мгновенно повернулся и выстрелил в меня. И опять произошло некоторое недоразумение. Карачун промазал, я же тем не менее грохнулся о пол. Причиной тому был не выстрел, а брошенный Адашкевичем ларец. Уже и сидеть-то в одной комнате с такой штукой мне было несладко; сейчас же, когда я словил ее рукой, мне показалось, что я пивная жестянка, на которую наехал троллейбус. Я стал падать на пол, теряя сознание. Карачун выстрелил второй раз, в Адашкевича, и бросился из комнаты вон. Тхарживский и Исленов смылись еще до этого. Адашкевич улегся на пол и перестал делать глупости. Я стал понемногу пошевеливаться, сжимая в руках ларец. Это было хуже, чем держать в руках раскаленный уголь. По всей моей магической шкуре вскакивали волдыри. Но тут очухавшийся охранник обнаружил меня на полу в состоянии макаронины. Он немедленно сел на меня верхом и пропел:
|