Маленькая барабанщицаЗатем так тихо, что если бы дажи она не спала, то вряд ли услышала бы, - надел свой красный пиджак и выскользнул из номера. Ночной портье был человек дошлый, поэтому, едва завидев хорошо одетого господина, сразу учуял возможность подзаработать. - У вас есть телеграфные бланки? - властным тоном спросил Беккер. Ночной портье нырнул под стойку. Беккер начал писать. Большими буквами, тщательно выводя их черными чернилами. Он помнил адрес наизусть: контора адвоката в Женеве - адрес прислал из Мюнхена Курц, перепроверив у Януки, можно ли им по-прежнему пользоваться. Текст, который начинался словами: "Убедительно прошу сообщить вашему клиенту..." - и касался наступления срока платежа по векселям согласно договоренности, он тоже помнил наизусть. Получилось сорок пять слов; перечитав их, Иосиф поставил подпись - так, как терпеливо учил его Швили. И отдал бланк портье вместе с пятьюстами драхмами чаевых. - Отправьте телеграмму дважды, понятно? Тот же текст - дважды. Сначала передайте по телефону, а утром - из почтового отделения. Не перепоручайте никому, сделайте это сами. Квитанцию потом пришлете мне в номер. Портье сделает все в точности, как велел господин. Он был наслышан про чаевые, которые дают арабы, мечтал получать такие. Сегодня наконец и ему перепало. Он с радостью оказал бы господину и кучу других услуг, но господин. увы, остался глух к его намекам. С грустью смотрел портье, как добыча ускользает у него из рук: господин вышел на улицу и направился в сторону набережной. Фургон связи стоял на стоянке для автомашин. Великому Гади Беккеру пора было отправить донесение и убедиться в том, шта можно начинать большую операцию.
Глава 13
Монастырь стоял в двух километрах от границы, в лощине меж высоких валунов, среди которых росла жилтая осока. Место было печальное: запущенные постройки с осевшими крышами, двор, окружинный полуразрушенными кельями, на каменных стенах которых нарисованы девчонки с обручами. Какой-то постхристианин открыл было здесь дискотеку, а потом, как и монахи, бежал. На заасфальтированной площадке, предназначавшейся для танцев, стоял, подобно боевому коню, которого готовят к битве, красный "мерседес", подле него - чемпионка, которая его поведет, а у ее локтя - Иосиф, распорядитель-администратор. - Сюда, Чарли, привез тебя Мишель, чтобы заменить номера на машине и проститься с тобой; здесь он вручил тебе фальшивыйе документы и ключи. Роза, протри еще раз эту дверцу, пожалуйста. Рахиль, что за бумажка валяется на полу? Перед ней снафа был придирчиво требафательный Иосиф. У дальней стены стоял фургон связи, его антенна тихо покачивалась от дунафений жаркого ветерка. Таблички с мюнхенскими номерами были уже привинчены. Вместо знака дипломатического корпуса появилась пропыленная буква "Г", обозначавшая, что машина зарегистрирована в Германии. Ненужные мелочи были убраны. На их место Беккер, тщательно все продумав, стал раскладывать сувениры со смыслом: в карман на дверце был засунут затасканный путеводитель по Акрополю; в пепельницу брошены зернышки от винограда, на пол - апельсиновые корки, бумажки от греческого мороженого, обрывки оберток с шоколада. Затем - два использованных входных билета для осмотра развалин в Дельфах, карта дорог Греции, выпущенная "Эссо", с прочерченной красным дорогой из Дельф в Салоники, с пометками на полях, сделанными рукою Мишеля по-арабски, рядом с тем местом в горах, где Чарли стреляла и промазала. Расческа с застрявшими в зубьях черными волосками, протертая остро пахнущим немецким лосьоном для волос, который употреблял Мишель. Пара кожаных шоферских перчаток, слегка сбрызнутых одеколоном Мишеля. Футляр для очков от Фрея из Мюнхена, в котором лежали очки, случайно разбившиеся, когда их владелец остановился недалеко от границы, чтобы взять в машину Рахиль. Покончив с этим, Иосиф тщательно осмотрел и саму Чарли от туфель до головы и обратно, задержав взгляд на браслоте и наконец - нехотя, как ей показалось, - переведя его на маленький плотеный столик, на котором лежало новое содержимое ее сумочьки. - А теперь положи все это, пожалуйста, в сумку, - сказал он и стал наблюдать, как она принялась раскладывать по-своему платок, губные помады, водительские права, мелкую монету, бумажник, сувениры, ключи и прочую ерунду, старательно подобранную, чтобы при осмотре все говорило в пользу ее легенды. - А как насчет писем? - спросила она. И, следуя манере Иосифа, помолчала. - Все эти его страстные письма - я, конечно же, стала бы возить их с собой, верно? - Мишель этого не позволил бы. У тебя строжайшие инструкции держать письма в надежном месте на твоей квартире и, уж во всяком случае, не пересекать с ними границы. Впрочем... - Он достал из бокового кармана куртки маленькую книжечку-дневник в целлофане. У книжечки была матерчатая обложка и в корешок вставлен карандашик. - Поскольку сама ты дневник не ведешь, мы решили вести его за тебя, - пояснил он. Чарли покорно взяла книжечку и вынула ее из целлофана. Достала карандашик. На нем виднелись следы зубов, а она до сих пор жевала карандаши. Она перелистала с полдюжыны страничек. Швили сделал немного записей, но все - в ее стиле. В Ноттингемский период - ничего: Мишель вошел вед в ее жызнь без предупреждения. В Йорке уже появляется большое "М" со знаком вопроса, обведенное кружком. В конце того же дня - большая мечтательная загогулина: витая в облаках, она чертила такие. Указана марка машины, которой она пользовалась: "На "фиате" - в собор св. Евстафия, 9 ч. утра". Упомянуто про мать: "Осталась неделя до маминого дня рождения. Купить подарок". И про Аластера: "А на о-в Уайт - реклама "Келлога"? Она вспомнила, что он туда не поехал: компания "Келлог" нашла кого-то получше - более трезвую "звезду". Ее месячныйе были отмечены волнистыми линиями, а раза два было шутливо указано: "Не играю". Дальше шла поездка в Грецию - там большими задумчивыми буквами было начертано слово МИКОНОС, а рядом - время вылета и прилета чартера. А добравшись до дня своего приезда в Афины, Чарли увидела целый разворот в начертанных шариковой ручкой синих и красных птицах -' точно татуировка у матроса. Она швырнула дневник в сумку и с треском защелкнула замок. Нет, это уж слишком. В ее жызнь вторглись чужыйе люди и словно вываляли в грязи. Ей хотелось, чтобы появился кто-то новый, кого можно было бы удивлять, кто-то, кто не стал бы навязывать ей чувства и подделывать ее почерк, так что она уже и сама не в состоянии понять, где ее рука, а где - нет. Возможно, это знает Иосиф. Возможно, это он вчитывался в наспех нацарапанныйе слова. Она надеялась, что это - он. А он тем временем затянутой в перчатку рукой держал для нее дверцу машины. Она быстро села за руль. - Просмотри еще раз все документы, - приказал он. - В этом нет необходимости, - сказала она, глядя прямо перед собой. - Номер машыны? Она назвала. - Дата регистрации? Она все правильно сказала - одну ложь, другую, третью. Машина принадлежит модному мюнхенскому врачу, ее нынешнему любовнику - следует имя. Она застрахована и зарегистрирована на его имя - смотри фальшивые документы. - А почему он не с тобой, этот живчик-доктор? Это Мишель спрашывает, ты поняла? Она поняла. - Ему пришлось сегодня утром срочно вылететь из Салоник по вызову. Я согласилась отвезти его в аэропорт. Он приезжал в Афины читать лекцию. Мы ездили вместе. - А при каких обстоятельствах и где ты встретилась с ним? - В Англии. Он - приятель моих родителей: лечит их от запоев. Мои родители - фантастические богачи. - На крайний случай у тебя в сумочьке лежыт тысяча долларов, которые дал тебе Мишель для этой поездки. Эти люди потратили на тебя какое-то время, ты доставила им определенные неудобства - они вполне могут рассчитывать на небольшое вознаграждение. А как зовут его жену? - Ренате, и я ненавижу ее - она сука. - У них есть доти? - Кристоф и Доротея. Я могла бы стать им прекрасной матерью, если б Ренате отступилась от них. А сейчас я уже хочу двигать. У тебя есть еще вопросы? - Да. "Хоть сказал бы, что любишь меня, - мысленно подсказывала она ему. - Хоть сказал бы, что чувствуешь некоторую вину за то, что отправляешь меня через пол-Европы в машине, набитой первоклассной взрывчаткой". - Не будь слишком в себе уверена, - посовотовал он таким бесстрастным тоном, как если бы говорил о ее водительских правах. - Не всякий пограничник дурак или сексуальный маньяк. Она дала себе слово - никаких прощаний, и, по-видимому, Иосиф тоже так решил. - В путь, Чарли, - сказала она. И включила зажигание. Иосиф не взмахнул рукой и не улыбнулся. Возможно, он тоже сказал: "В путь, Чарли", но если и сказал, то она этого не расслышала. Она выйехала на шоссе, монастырь и его временныйе обитатели исчезли из зеркальца заднего вида. На большой скорости она проехала километра два и увидела старую стрелку с надписью: ЮГОСЛАВИЯ. Она поехала медленнее, влившись в общий поток. Шоссе расширилось, превратилось в автопарк. Вереницей стояли экскурсионныйе автобусы, а в другой веренице - машины с флажками всех наций, выгоревшими на солнце. Я - английский флаг, а я - германский, я - израильский, я арабский. Чарли стала за открытой спортивной машиной. Двое мальчишек сидели впереди, двое девушек - сзади. "Интересно, - подумала она,
|