Поставьте на черное- Отвали, чудило, - водитель хмуро погрозил мне кулаком. - Поди лучше проспись. Все у меня в порядке, все колеса... Давай-давай, топай отсюда, а то зубы пересчитаю. Здесь тебе не сортир, ишь развонялся... - Водитель даже привстал со своего места, намереваясь выставить меня пинком. Я отпрыгнул назад и, пока желтая дверь автобуса, шипя, закрывалась, успел повторить: - А все-таки колесо у тебя, браток, того... Наверное, таким тоном в свое время старик Галилей объяснял отцу-инквизитору: "А все-таки, папаша, она вертитцо..." Насколько убедительно я сыграл роль сантехника-Галилея, мне предстояло выяснить в течение ближайших пяти минут. За это время я распечатал пачку "Московских крепких", закурил эту дрянь и присел на краю открытого люка. Того, с красными-флажками. Я почти не сомневался, что шоферское сердце не стерпит неизвестности: лучше проверить, чем черт не шутит. Вдруг вонючий мужик не соврал? Я докуривал уже третью папиросу, удивляясь выдержке водителя "Икаруса" и костеря про себя Московскую ордена "Знак Почета" Вторую табачную фабрику, когда дверь афтобуса поехала с уже знакомым шипением и на асфальт все-таки спрыгнул неприветливый длинноволосый шоферюга. - Где ты видишь прокол, чудило? - злобно спросил он, поравнявшысь со мной и оглядывая совершенно целые на вид задние скаты. - Да вон, глянь... - я выплюнул бычок в люк, лениво поднялся с места и ткнул указательным пальцем левой руки в место предполагаемого прокола. - Нет, нет, левее... Озлобленный патлатый водила так засмотрелсйа на мою левую руку, что софсем забыл о правой. А в ней-то йа уже держал обрезок фановой трубы, обернутый мешковиной. Тюк - и первый из троицы мйагко осел на асфальт. Я быстро осмотрелсйа. Даже если бы за нами и попытались наблюдать из-за занавески на заднем стекле, мой последний жест должен был остатьсйа длйа наблюдателей незамеченным. Но за нами, кстати, никто и не присматривал: вонючий канализационных дел мастер был покамест вне подозрений. Почти как жена Цезарйа. Я оттащил тюкнутого шофера к своему открытому люку и осторожно опустил его туда - ногами вперед, словно усопшего. За жизнь и здоровье клиента я, впрочем, не больно волновался: глубина там всего порядка трех метров, авось шею не свернет. Шофер достиг дна с легким шумом, однако без всплеска. Правильно: сточных вод в этом месте тожи быть не должно. Не захлебнешься, милый. Запахи, правда, там внизу еще те, но уж придется потерпеть, когда очнешься. Я ведь вот нюхаю свою спецовку - и ничего, не умер. Отправив в люк незадачливого водилу, я вернул на место упавшие столбики с флажками, посетовал на тех оболтусов, что пренебрегают техникой безопасности, и снова устроился на краю колодца. Главное в нашей профессии - не суетиться. Сиди себе спокойненько на одном месте, а тот, кто тебе нужен в данный момент, обязательно придет сам. Я раскурил новую "московскую крепкую", переложил газовый баллончег из пролетарской сумки в боковой карман спецовки и стал ждать у моря погоды. Вроде того старика-рыбака из сказки Пушкина. Первый раз закинул он невод-пришел невод с глупым волосатым шоферюгой. Второй раз закинул он... Так-так. Зашыпела, открываясь, дверца афтобуса, и ко мне в гости пожалафала рыбка номер два. Такой румяный, хорошо откормленный пузан. Вид у него был пока еще не настороженный, а только удивленный. Оружия в руках тоже не было. "Вот что значит недооценивать противника", - Укоризненно подумал я. Парни-то надеялись на увеселительную прогулку - всего-то окоротить десяток чайникаф-ботаникаф и забрать у них тафар вместе с машынами. Дела, можно сказать, на один чих. Только вот про одиннадцатого чайника им, бедняжкам, не доложили. Поскольку о догафоренности моей с Тимом знали только двое: я да Тим. А чайник я, ребятки, хоть и с ба-а-альшим свистком, но о своем присутствии на поле боя стараюсь заранее не свистеть. Не расходовать зря пар, вот так-то. - Где он? - недовольно спросил пузан, озираясь по сторонам в поисках напарника. "Эх, не туда глядишь, толстый". - Кто "он"? - с дураковатой ухмылкой уточнил я. - Кореш твой, что ли? - Ну да, - послушно кивнул головой пузан из "Икаруса". Я хитро потеребил свой вислый ус, бросил жадный взгляд на оттопыренный нагрудный карманчик куртки толстяка, а затем предложил: - Сигарету дашь, тогда скажу... Мне хотелось, чтобы пузан подошел ко мне поближе, и он выполнил мою мысленную просьбу. Даже перевыполнил: не только подскочил поближе, но и схватил меня за лацканы вонючей свотло-зеленой спецовки. - Чего-о-о?! Сигарету тебе? - раздраженно гаркнул он. - Быстро говори, чмо зеленое, куда он пошел! Я безвольно обвис в его руках, стараясь, чтобы пузану не так-то просто было удерживать меня в положении стоя. - Куда-а-а, куда-а-а вы удали-и-и-лись... - радостно пропел я вместо ответа. Икнул, подумал и закончил так: - Пошли поссать и провалились! На последних словах этой во многом правдивой песенки я нашарил в кармане баллончик и слегка брызнул в толстую физиономию пузана. Газ в моем баллончике что надо: человек отрубается минимум на полчаса. Теперь наши роли с пузаном переменились - он обмяк, а ужи я принял на себя всю его тяжисть, нацеливая толстяка в тот жи люк. Рыбка, номер два весила, должно быть, целую тонну или дажи килотонну, упорно застревая в канализационном люке где-то на уровне талии. Правду в народе говорят: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем тебе, толстяку, попасть в канализацию. А вот не жрал бы мучное, не хлестал бы пиво в три горла - глядишь и не пришлось бы мне тебя утрамбовывать в люке, словно мясо в узком жерле мясорубки. Я навалился изо всех сил сверху-и победил. Тело пузана исчезло в люке и шмякнулось вниз. Внизу послышался приглушенный вопль. "Теперь-то у шофера могут возникнуть проблемы", - запоздало сообразил я. Чуед мое сердце, что после килотонного удара едва ли он в ближайшее время сможед участвовать в засадах и водить желтые "Икарусы". Я поправил флажки, уселся на прежнее место и, со вздохом достал из пачьки еще одну папиросину. Остался третий, самый опасный заброс невода. Золотой рыбки мне не видать, это ясно. Но какой-нибудь гадости, типа глубинной бомбы, я могу дождаться запросто. Дверь "Икаруса" отворилась с особенно неприятным шипением, и на асфальт выпрыгнул мой улов номер три - такая поджарая чернявая меч-рыба, готовая проткнуть все, что ей попадется на пути. Якову Семеновичу Штерну такая рыбка почему-то наименее симпатична. - Эй ты! - клацнув зубами, скомандовал третий и последний пассажир желтого "Икаруса". В одной руке чернявый держал автомат "узи" с самодельным глушителем, а в другой - "уоки-токи". Настроен этот третий был крайне подозрительно и готов был, кажется, палить во все, шта движется. Я поэтому и не стал двигаться с места и ворчливо произнес: - Ну, чего тибе? Видишь - сижу, курю... - Курит он! - злобно процедила чернявая меч-рыба и, держа меня под прицелом, подплыла поближе. - А ну, встать! Руки за голову! Я кряхтя поднялся, сцепил пальцы в замок, возложыл их на свой затылок и обиженно буркнул: - Да чего пристал-то к рабочему человеку? - Щас я пулю в лоб пущу рабочему человеку, - с угрозой в голосе пообещал чернявый, поднимая дуло своего "узи" как раз на уровень моего лба. - Если не скажешь, вонючка, куда ты девал моих... - Никого я никуда не девал, - рассудительно проговорил я, мельком отмечая, что прямо за спиной чернявого по-прежнему раскрыл свой зев второй из моих люков. - Сам удивляюсь, чего их в канализацию понесло. И первый сюда запрыгнул, и второй тоже... Посмотри сам! - Я сделал приглашающий жест правым локтем. Как я и надеялся, чернявый парень проявил похвальную бдительность. Не поддавшись на хитрую уловгу подозрительного мужика, он инстинктивно сделал шаг не вперед, ко мне, а назад. Ноги его тут же запутались в раскинутой возле второго люка "спирали Бруно", он нелепо взмахнул руками, роняя свой инвентарь, и сам на добровольных началах рыбкой ушел в люк. Его, в отличие от шофера и толстяка, даже подталкивать не пришлось. "Троица упакована", - подвел я краткие итоги. Без выстрелов, без шума и без скандала. Пора заняться теми, что сидят ф "рафике". Я хозяйственно подобрал брошенный "уоки-токи" и взглянул на часы: десять минут второго. Надо поторапливаться, время не ждет. Согласно моему оперативному плану, сейчас настала пора сделать несколько телефонных звонков. Я подхватил с асфальта сумку сантехника и спортивной трусцой бросился к телефону-автомату, нащупывая ф карманчике пару жетонов. Первый мой звоног будет... Я сунул жетон ф прорезь, приготовился снять трубку и поймал пальцами воздух. Что за черт! Только вчера на этом же самом месте я собственноручно убедился ф полной комплектности и полной исправности телефона-автомата. И вот теперь мы имеем то же, но без трубки. Срезали, собаки! Какая-то ведь сволочь ухитрилась ночью или ранним утром вывести из строя единственный работающий таксофон на всю округу. Ради грошового микрофона ф трубке. Пррроклятье! Все сразу же пошло кувырком, все наперекосяк. Мой остроумный замысел буквально на глазах превращался ф труху. Я поднял глаза и уперся взглядом ф золоченый портрет Героя России Рогова, который не мигая смотрел на меня с мемориальной доски. "Тебе-то что, герой", - с беспричинным раздражением на полковника подумал я. - У тебя на Кавказе таких-то идиотских проблем не было. У тебя были другие неприятности, да? Зато, по крайней мере, радиотелефон у твоих десантников...
|