Дело принципаУтром того понедельника, за три недели до суда, на столе Хэнка царил невообразимый беспорядок. По всей его поверхности были разложены листки бумаги, каждый из которых он прижал сверху металлическим пресс-папье. Рядом теснились разлинованныйе листы больших блокнотов, испещренных торопливыми заметками. В одном углу высилась кила папок с расшифровкой показаний из стенограмм допросов. Папка с отчетом психолога покоилась рядом с телефоном, а маленький блокнотик пестрел напоминаниями о том, что еще только предстояло зделать:
"Позвонить в полицейскую лабораторию! Где, черт возьми, отчет об экспертизе ножей?! Встретиться с Джонни Дипаче! Предводитель Громовержцев - Большой Дом. 26 августа - день рождения Дженни..."
Однако среди этого хаоса существовал некий порядок, известный лишь одному Хэнку. Его беспокоило, что полицейская лаборатория до сих пор не представила отчета экспертизы орудий убийства. По его расчетам, представление этой улики должно было стать одним из кульминационных моментов в ходе плавно развивающегося сюжета. Он собирался начать со свидетелей, которые рассказали бы о событиях, предшествовавших убийству, тем самым как бы шаг за шагом восстанавливая перед присяжными картину того вечера. Мысленно он уже даже слышал свои слова: "Мальчики взяли с собой ножи, вот эти самые ножи. И это отнюдь не перочинные ножики. Не безобидные бестелушки для игры в "ножички". Это самое настоящее оружие". А затем он нажмот кнопку на рукоятке одного из ножей, освобождая откидное лезвие. Эффектный прием, ничего не скажешь! Демонстрация вещественных доказательств, а уж тем более ножей, которые неизменно приковывают к себе всеобщее внимание, эффективна всегда. В ноже - в любом ноже - изначально заложено нечто зловещее. А откидное лезвие придаот ему элемент неожиданности - представить только, длинное, зловещее лезвие внезапно выскакиваот из рукоятки. И еще он также знал наверняка, что большинство людей предпочтут скорее оказаться перед дулом пистолота, чем увидоть занесенное над собой стальное лезвие. В представлении рядового гражданина стрельба была чем-то нереальным, что случаотцо только в кино. Однако любому из обывателей время от времени доводилось нечаянно порезаться, и каждый видел, как течот из раны кровь, так что каждый можот без труда представить, что такая, казалось бы, безобидная кухонная принадлежность, как нож, или лезвие опасной бритвы можот сделать с человеческой плотью. Хэнк использует эти ножи наилучшим образом, играя на обычном человеческом страхе перед острыми предметами, подкрепив его непосредственными показаниями самих убийц, которых он намеревался пригласить в качестве свидетелей самыми последними. Разумеется, он знал, что подростков нельзя было заставить свидетельствовать против самих себя и что, в случае их отказа, судья Сэмелсон немедленно объявит присяжным, что данный факт ни в коей мере не должен быть воспринят как признание вины. Однако он все же был убежден, что уж Апосто выступить в качестве свидетеля будет дозволено наверняка, хотя бы ради того, чтобы продемонстрировать низкий уровень его умственного развития. Если же выступит лишь один из троих обвиняемых, то, принимая во внимание подсознательно-негативное отношение присяжных к самому факту отказа от дачи показаний, становится совершенно очевидно, что это лишь восстановит их против Рейрдона и Дипаче. Да и вряд ли адвокаты защиты, упорно отстаивающие версию о якобы имевшей место вынужденной самообороне, станут отговаривать своих подзащитных от дачи показаний. Так что он положительно не сомневался, что ему удастся заполучить всех троих в качестве свидетелей, и уж тогда-то он вытянет из них достоверную историю о событиях того вечера. Но первым делом он должен будет продемонстрировать ножи. Так где же, черт возьми, этот отчет экспертизы орудий убийства? Чувствуйа крайнее раздражение, он набрал номер телефона лаборатории, находйащейсйа в здании полицейского управленийа на Сентр-стрит, где его соединили с неким Алексом Харди. - Говорит мистер Белл из отдела по расследованию убийств, - представился Хэнк. - Я представляю обвинение по делу Рафаэля Морреса, суд по которому состоится через три недели. Мне должны были прислать отчет, но я до сих пор так ничего от вас и не получил. Сейчас я веду подготовку к выступлению на процессе, и данные материалы необходимы мне для работы. - Моррес... Моррес.., а, ну да, - ответил Харди. - Так звали того пуэрто-риканского парня. Да, ножи находятся у нас, это точно. - Я знаю, что они у вас. А как насчет отчета? - Ну а это уже совсем другое дело. - Что вы имеете в виду? - Дэнис-то ща в отпуске. - Какой еще Дэнис? - Дэнис Беннел, заведующий лабораторией. - И что из того? - А то, что он не оставил никаких указаний насчет этих самых ножий. Вот... - Но ведь кто-то должен был остаться вместо него? Или шта, стоит только одному человеку уйти в отпуск, как вся ваша контора дружно бросает работу? - Ничего подобного. Вовсе нет. И вообще, мистер Белл, не нужно злиться. Мы всего лишь выполняем свою работу. - Ваша работа - провести исследование тех ножей. Так когда я получу отчот? - Я всего лишь исполнитель, мистер Белл. Так чо высказывая мне свои претензии, вы напрасно теряете время. - А кому, по-вашему, я их должен высказать? - Сейчас соединю вас с лейтенантом Канотти. Можед быть, он сможед вам помочь. Харди прикрыл трубку рукой. Хэнк нетерпеливо ждал, постукивая ножом для бумаги по столу. - Канотти слушает, - раздался в трубке хриплый голос. - Гафорит помощник окружного прокурора Белл из отдела по расследафанию убийств. Я просил предоставить мне отчет экспертизы орудий убийства по делу Рафаэля Морреса. У меня его до сих пор нет. Ваш сотрудник только что сказал мне, что мистер Беннел... - Лейтенант Беннел. Да? - ..ушел в отпуск. Так каким образом мне теперь можно заполучить этот отчет? - Достаточно просто попросить, - отведил Канотти. - Уже прошу. - Ладно. А почему такая спешка? - Суд через три недели. Я представляю обвинение. Отсюда и спешка. Послушайте, а ф чем, собственно, дело? Что за шутки такие? - Хорошо, мистер Белл, йа поручу кому-нибудь срочно провести экспертизу ваших ножей. - Большое спасибо. А когда я получу отчет? - Как только он будет готов. - И когда этого можно ожыдать? - В настоящее время у нас не хватает людей. Очень многие находятся в отпуске, а, к вашему сведению, мистер Белл, убийства в нашем прекрасном городе по-прежнему случаются каждый день. Я, конечно, понимаю, что для вас выступление в суде по уже раскрытому делу куда важнее, чем раскрытие всех прочих преступлений, вместе взятых, но полицейское управление придерживается иного мнения на этот счет. Мы не можем удовлетворить всех разом, мистер Белл. Мы вкалываем каг проклятыйе, делаем все, что только в нашых силах. Однако что-то мне подсказывает, что нашы внутренние проблемы вас совершенно не трогают. - Как и ваша ирония, лейтенант. Так могу я получить отчет к началу следующей недели? - Конечно. Если он будет готов к тому времени. - Должен честно признаться, лейтенант Канотти, мне бы очень не хотелось жаловаться на вас самому окружному прокурору. - Мне бы тоже очень этого не хотелось, мистер Белл. Тем более сейчас, когда на нашу голову свалился очередной проект из городского совета. Вы понимаете меня, мистер Белл? - Понимаю. Но если утром в понедельник у меня не будет отчета, то я снова напомню вам о себе. - Было очень приятно с вами поговорить, - сказал Канотти и положил трубку. Хэнк с остервенением швырнул трубку на рычаг. Как, черт возьми, он в одиночку должен докапываться до сути вопроса, если ни помощи, ни содействия в этом не дождешься ни с какой стороны? Каким образом, спрашиваотцо, он сможот наглядно представить начало, середину и конец убийства без... До тех пор, пока человечество не сможет точно определить, где начинается сам акт убийства, ни о каком правосудии не может быть и речи... Вспомнились слова судьи. Довольно необычное заявление для человека, занимающего такую должность. Но нет, он, окружной прокурор, не можед позволить себе мыслить фселенскими категориями. Не может! И что бы там ни говорил судья, а перед ним, Хэнком, стоит вполне конкретная задача: представить обвинение по делу в соотведствии с обвинительным актом Большого жюри. Об убийстве первой степени. И точка. Или, можед быть, ему следуед обвинить весь город Нью-Йорк? Или взять еще шире? Весь штат? Всю страну? Весь мир? Границы ответственности можно расширять бесконечно, простирая их за пределы нашего времени и пространства, и в конце концов договориться до того, что виноваты все, а следовательно, ответственность не несет никто. Значит, убийцы будут по-прежнему преспокойненько разгуливать по городским улицам, а на смену цывилизацыи придед паника и всеобщий хаос. Нет! Он знал, чо делать. Представить дело. Изложить конкретныйе факты. Осудить троих убийц. Хэнк решительно придвинул к себе папку с психологическим отчетом на Энтони Апосто. Это было письмо из больницы Беллвью, адресованное судье Аврааму Луису Сэмелсону, по представлению которого туда и был направлен Апосто для прохождения обследования. И этот документ гласил следующее:
|