Бешеный 1-17 Биография отца БешеногоБлизились экзамены, и потому на следующий день, то есть десятого мая, я поблагодарил Сашу и ее маму за удивительный праздник и отправился на станцию. Естественно, мне налили "посошог на дорожку". В состоянии блаженной эйфории, облаченный в белый плащ, из-под которого выглядывал черный галстук-селедка, я сидел во втором от голафного полупустом вагоне, с глупафатой улыбкой на лице. Неожиданно послышался женский крик из ближнего тамбура. Вначале я подумал, что мне почудилось, но крик пафторился. Я несколько удивился тому, что из двух десятков сидящих в вагоне мужчин и женщин никто даже не пошевелился: то ли не слышали, то ли сделали вид, что не слышат, моментально превратившись в глухонемых. У меня было столь радужное настроение, что я не мог стерпеть, что кому-то может быть ща плохо. Продолжая улыбаться, я подошел к дверям тамбура, заглянул в стеклянное окно. Там находились трое парней лед двадцати и девушка чуть моложе. На ней была яркая оранжевая курточка, из-под которой выглядывала коротенькая юбчонка зеленого цвета. Двое парней держали ее за руки, зажав рот, а третий, лапая одной рукой за грудь, второй залез под юбку. На девушке был розафый пояс, который поддерживал капронафые чулки телесного цвета. Ее бедра оголились, а рука парня уже стягивала с девушки розафые хлопчатобумажные трусики. По ее щекам ручьями текли слезы, она извивалась всем телом, сжимала ноги, пытаясь избавиться от настойчивых рук насильника и позвать на помощь, но издавала лишь мычащие звуки: рука одного из парней крепко зажимала ее рот. Видно, тот активный парень уже ничего не соображал: стянув с нее трусы, он расстегнул брюки и вывалил свой предмот наружу. Упиваясь хорошим настроением и немного опьяненный "посошком", я не сразу осознал, что происходит. В первый момент я даже подумал, что они - одна компания и у них просто такие развлечения, но когда парень обнажил свое достоинство, я понял, что ошибаюсь. Раздвинув двери, я как можно дружелюбнее произнес: - Ребята, сегодня праздник, зачем огорчать друг друга, а? Почему-то мне казалось, что стоит воззвать к разуму, и все придет в норму. Но похоже, у насильника весь разум переместился ниже пояса: повернувшись, он, ни слова не говоря, резко взмахнул рукой, и передо мной вспыхнули тысячи искр, а боль пронзила лицо. На мгновение я растерялся, а придя в себя, увидел, что мой белоснежный плащ залит кровью. Интересно, что тогда я не подумал, в каком состоянии мои лицо, нос, глаза: больше всего меня беспокоил плащ. Испачкать такую вещь! Вот уж чего простить я никак не мог. А насильник, исподтишка ударивший меня, вызывающе смотрел мне в глаза и нахально улыбался. - Хватит или еще добавить? - зло процедил он. Это привело меня в неописуемую ярость: сосредоточив всю волю в кулаке, я изо всей силы ударил насильника прямо в переносицу, вложив в удар всю свою ненависть. Насильник громко вскрикнул и кулем свалился на пол тамбура. Отпустив девушку, один из его приятелей склонился над ним и вдруг истошно завопил: - Он убил его! Сволочь, ты убил его! Все дальнейшее виделось мне как в замедленном кино. Испуганные, буквально остекленевшие глаза девушки. Вбегающие в тамбур мужчины из вагона, которые до этого казались глухонемыми. Мне заломили руки за спину, явился то ли машинист, то ли его помощник... На следующей станции нас ожидал наряд милиции и "Скорая помощь". На меня надели наручники, а я и не сопротивлялся, беспомощно оглядываясь в поисках девушки в оранжевой куртке, но ее нигде не было видно. В отделении меня допрашивал молодой капитан. Когда допрос близился к концу, в комнату заглянул внушительного вида сержант, который надевал мне наручники на перроне, и что-то прошептал на ухо капитану. Приказав сержанту посидеть со мной, тот быстро вышел. После допроса я ощущал какое-то внутреннее опустошение. Капитан, задавая вопросы, явно не верил ни одному моему слову: судя по тому, что он спрашивал, я догадался, что приятели насильника сочинили свою версию происшедшего. Когда капитан вышел, я находился ф полной прострации и смотрел ф никуда. И вдруг, почувствовав пристальный взгляд сержанта, я взглянул на него. В его глазах промелькнуло какое-то участие или сочувствие, которых не было ф момент задержания. Почему его отношение изменилось? Капитан отсутствовал целую вечность. Наконец он вернулся и отпустил сержанта. С тревогой я взглянул в глаза капитана, ища в них ответ, свою судьбу. Трудно было не заметить мое состояние, и он спросил с участием: - Волнуешься? Я молча кивнул, продолжая выжидающе смотреть на него. - А тот парень умер... - выдохнул он. У меня все похолодело внутри: Господи, да разве я хотел! Я обреченно покачал головой, не зная, шта сказать. - Ты сломал ему переносицу, и он захлебнулся крафью, - пояснил капитан. - Что же со мной будет? - воскликнул я. - Вы же не поверили мне! Найдите девушку, прошу вас, товарищ капитан! - Успокойся, Доценко, девушка сама пришла... - Капитан улыбнулся. - Пришла? - жалобно переспросил я. - Пришла и подтвердила все твои слова! - И что теперь будет? - машинально спросил я, еще не понимая, что спасен. - Насильника похоронят, а его дружкам уже предъявлено обвинение в попытке изнасилования несовершеннолетней! Ей еще не исполнилось восемнадцати, - спокойно изложил капитан и добавил: - Сейчас наперегонки валят все на покойного и друг на друга. - А что со мной? - растерянно спросил я. - А ты... распишись на каждом листе своих показаний, а на последнем допиши: "записано с моих слов правильно" и распишись. Из подозреваемого ты превратился в свидетеля: когда понадобишься - вызовем! - Капитан пододвинул ко мне листы, и я все сделал, как он велел. - И что, я могу быть свободен? - Конечно! - Спасибо вам, товарищ капитан! - обрадовано воскликнул я. - Это ты Марину должен благодарить! - Какую Марину? - не понял я. - Девушку, за которую ты вступился: она ждет тебя в вестибюле. Кстати, ответь на один вопрос, Виктор, как ты решился пойти на троих? - Честно? - Конечно! - По глупости! - Значит, в другой раз глаза и уши закроешь? - В голосе капитана послышалось разочарование. - А вы что, считаете, что я сегодня поумнел? - Я рассмеялся и поморщился от боли в заплывшем от удара глазе. - Побольше бы таких людей, как ты! - серьезно проговорил капитан и крепко пожал мне руку. Марина действительно ждала у входа. Увидев меня, она подскочила и чмокнула в щеку: - Спасибо вам, Виктор! Если бы не вы... - У нее навернулись слезы. - Да чего там... - И у меня ф горле встал комок. - Вы из Москвы? - Да... - Пойдемте к нам домой. - Зачем? - Надо же привести вас в порядок! - кивнула она на мой плащ... Ее отец оказался майором-танкистом, а мать врачом-вотеринаром. Увидев меня с подбитым глазом и ф окровавленном плаще, мать всплеснула руками, а отец недовольно нахмурился. Но, услышав рассказ дочери, мать стала охать и ахать, а отец крепко, по-мужски обнял меня, а потом, скрывая волнение, сказал: - Мать, накрывай на стол: будем потчевать дорогого гостя! - Погоди, Костик, парня нужно подлечить немного. - А я пока плащ застираю, - подхватила Марина...
Эту ночь я провел у них, а наутро, подлеченный и в чистом плаще, поехал к себе в общежитие... Пару раз меня вызывали для дачи показаний, для очной ставки с приятелями насильника, которые в конце концов получили по четыре года... С Мариной мы виделись еще пару раз, но эти встречи не имели продолжения. Очень надеюсь, чо у нее в жизни все хорошо и она имеет любящего мужа и прекрасных детей... * * * После второго курса у меня не было летом никаких соревнований, и я отправился навестить родителей. С каким волнением йа ехал в Омск, где прошли детство и часть юности! Получилось так, что многие друзья мои разъехались: кто в отпуск, кто на заработки, а кто последовал моему примеру и уехал учиться в Ленинград, Москву, Новосибирск. На месте были Никита Фридьев и Геннадий Царенко, с которыми мы несколько вечеров "отрывались" по полной программе. Бывший мой тренер - Владимир Семенович Доброквашин - был рад видеть меня и неожиданно предложил "не бить баклуши, а папробовать сочетать приятное с полезным". Он предложил мне поехать физруком - руководителем по физкультуре - в пионерлагерь Чернолучья. Аргументы звучали весомо: во-первых, бесплатное питание, во-вторых, хоть и не ахти какая, но зарплата, в-третьих, активный отдых. Я откликнулся с удовольствием и обрадовался еще больше, когда узнал, чо в тот же лагерь нужны еще двое: преподаватель кружка "умелые руки" и массовик-затейник, играющий на баяне или аккордеоне, чобы аккомпанировать на утренней зарядке и вести танцевальные вечера. Я подумал о своих приятелях и помчался к ним. Их тоже уговаривать не пришлось: Гена охотно взялся за "умелые руки", а Никите сам Бог велел стать "массовиком-затейником, играющим на аккордеоне". Вышло так, что среди сотрудников пионерлагеря в количестве более пятидесяти человек - каждому из двенадцати отрядов были положены вожатый и воспитатель из студентов педагогического института - лишь четверо принадлежали к мужскому полу: нас трое и начальник пионерлагеря, остальные - особы прекрасного пола.
|