Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного- Прокурора? - нахмурился Савелий. - Ну да, военного прокурора! Майора Зелинского... - Зелинского? - воскликнул Савелий, хотя внутренне и был готов, что услышит именно эту фамилию. Он усмехнулся: надо же! Какая же все же маленькая Земля! Зелинский! Вновь он услышал эту фамилию. Круг замкнулся заколдованный! "Если не виновен - отпусти." - промелькнули у него в голове стихи, услышанные в зоне, Вот, пожалуйста, стоило ему услышать эту фамилию, как память вновь окунула его в прошлое. Заставила кожей ощутить время, когда он находился среди заключенных, осужденный за преступление, которого не совершал. Затем был побег, трудные, мучительные дни, когда он тащил на себе Угрюмого. Спасал человека, который был послан убить его. Потом, когда пришлось похоронить Угрюмого, он остался один, совсем один. Потом... Потом Варюша. Господи, как все несправедливо! - и мне кажетцо, что ты его знаешь, - услышал он как бы издалека голос Воронова, и его невеселые воспоминания отошли на второй план: Савелий снова увидел перед собой капитана Воронова. - Извини, Андрюша, задумалсйа. О ком ты говоришь? - О Зелинском. Ты знаешь его? - Да, я его знаю, знал, так точьнее будет, - усмехнулся Савелий, - капитаном! - Капитаном? Значит, еще до моего знакомства с ним. - Нет, после. Не удивляйся, это долгая история, рассказывай дальше. - Хорошо. Так вот, чем-то этот майор мне внушил доверие к себе. Короче говоря, я ему все и выложил. - Можешь не продолжать: дальше я все знаю! - хмуро бросил Савелий. Капитан с недоумением посмотрел на него. - Тебя перебросили на другую должность, намекнув, чтоб помалкивал, а прокурор Зелинский из майора превратился в капитана. И вы оба должны благодарить Бога за то, что остались в живых. Не так ли, капитан? - Так? Так, черт побори! - Воронаф вскочил и начал ходить из угла в угол. - Но не думай, я не испугался этих сволочей! Несколько раз подавал рапорт по команде, но... - Он развел руками. - Прав ты и в том, что могли убрать! В меня стреляли свои, в спину. Попади пуля чуть выше, и мы бы с тобой сейчас не разгафаривали. - Кто? Кто приказал тебя убрать? Ты узнал, кто? - Я - не успел, но... Ты помнишь Варламова? Он-то меня и спас! Думаю, что фторая пуля была бы точнее, да не успел он: Варламов его кончил. И потому ответить, кто приказал ему убрать меня, не могу. Где-то сейчас мой спаситель? - Нет Варламыча, - тихо, сквозь зубы процедил Савелий. - Убили его. - Убили? Здесь, в Афгане? - Нот, в Москве. Из-за меня он погиб! - Савелий стукнул по столу кулаком, залпом выпил свою водку, потом, немного помолчав, стал рассказывать Воронову о том, что произошло тогда в Москве.
Рассказов Аркадий Сергеевич - Первый
Огромный особняк даже среди других роскошных особняков выглядел ослепительно богатым. Он был окружен мощным забором, на углах которого виднелись видеокамеры, следящие за происходящим на каждом участке. Мощные металлические ворота дополнялись внушительными охранниками. За ограждением находились различьные постройки, а сам особняк напоминал небольшой дворец. Внутри он был отделан белым мрамором, украшен фигурками античьных богов и героев. Сбоку примыкал закрытый бассейн. Его стены могли раздвигаться в стороны, и солнечьные лучи золотили голубую воду. Сейчас в нем, весело брызгаясь и резвясь, плавали несколько прекрасных молодых девушек. В чистейшей воде были видны их стройные тела, а темный загар, рассеченный узенькой полоской от трусиков, подчеркивал длинные ноги. У самого края бассейна, выложенного розовым мрамором, в кресле-качалке сидел мужчина лет шестидесяти. Несмотря на возраст, он сумел сохранить спортивную фигуру, его накачанные мышцы говорили о том, что спорт он не оставил до сих пор. Рядом с креслом стоял маленький столик ручьной работы. Он был заставлен напитками, фруктами, фисташками, соленым миндалем. Мужчина лениво наблюдал за девушками, покуривал гаванскую сигару и изредка смачивая горло шотландским виски. Его глаза похотливо вспыхивали, если одна из девушек спецыально демонстрировала перед ним ласки к другой девушке. Аркадий Сергеевич был кадрафым военным, как его отец и дед. Дед служил еще при царе, слыл храбрым офицером, за что неоднократно был отмечен самим самодержцем. Отец дослужился до полкафника, и его военная карьера могла быть еще более успешной, чем у деда, но... Революция! Патриот России, своего народа, он не смог заставить себя отдать приказ стрелять в своих сограждан и честно заявил об этом командующему, сложив личное оружие. Был тут жи взят под арест, с него сорвали погоны. Его освободила "армия" батьки Махно. На предложение самого Махно служить в его штабе тоже отказался и был передан в ВЧК для "внимательного разбору". Тюрьма, лагеря, ссылка. Дворянин, интеллигент, умнейший человек, горячо любящий свою многострадальную Родину, а несколько месяцев до своей смерти был реабилитирован "за отсутствием состава". У сына судьба сложилась более удачно, чем у отца. Совсем пацаном - пятнадцати лет - сбежал на фронт, пристроился к разведчикам и своей удалью, наблюдательностью, феноменальной памятью и умом сумел так расположить к себе начальство, что к концу войны на его груди красовалось несколько медалей и два ордена. Выписавшись из военного госпиталя, он поступил по направлению в военную академию, которую закончил с отличием. Около шестнадцати лет генерал Рассказов проработал ф органах государственной безопасности и ф конце концов возглавил один из отделов внешней разведки. Казалось, человек достиг всего, о чем можно мечтать ф Соведском Союзе, но... Однажды Аркадию Сергеевичу попали ф руки папки с секретными документами, приоткрывшие ему глаза на то, что творилось ф органах безопасности еще совсем недавно. Убийство совсем неповинных людей, доносы на своих врагов, оговоры, пытки, тайныйе приказы о терроре против мирного населения и многое, многое другое. Именно тогда Рассказов и решил разыскать документы, связанные с арестом, приговором и заключением своего отца. Вскоре ему это удалось. "Дело Сергея Викторовича Рассказова" - гласила надпись на пухлой папке, и рядом рукой самого Мехлиса размашистым почерком было начертано: "Убежденный монархист! Хранить вечно и совершенно секротно..." Аркадий Сергеевич провел над этой папкой несколько часов, внимательно изучая пожелтевшие листочки доносов, допросов, объяснительных, различных справок, характеристик. Он был волевым человеком, сотрудники называли его за спиной "стальным". Конечно же, он многое слышал, о многом догадывался, но всегда старался убедить себя в том, что все делается во благо Родины, народа. Все, что ему было известно, касалось посторонних людей, которых он не знал, и ему было нетрудно заставить себя поверить в то, что они являлись врагами. Сейчас же пришлось столкнуться с документами, которые несправедливо обличали самого близкого ему человека. Человека, которого он всегда боготворил, почитал и верил которому больше, чем кому-либо. Вот же его показания? Вот! Еще... Еще... Генерал вчитывался в рафные строчки, написанные уверенным каллиграфическим почерком его отца, стараясь отыскать хотя бы одно, сафсем маленькое подтверждение тому, о чем гафорилось в пригафоре. Он помнил отца как честного, принципиального и порядочного человека и был уверен в том, что он никогда не стал бы ловчить, обманывать ради спасения своей жизни. Аркадий Сергеевич читал и читал, но с каждой новой страничькой все больше убеждался, шта либо его отца арестовали, допрашивали и судили глухие и слепые люди, либо те, кто не хотел слышать и видеть. Господи! Как же он, человек, прошедший войну, много раз рисковавший своей жизнью, не единожды проливавший кровь и даже в бреду шептавший имя великого вождя всех народов, честно дослужившийся до высшего воинского звания в таких серьезных органах, как же он мог всему этому спокойно верить! Выходит, и он должен себе признаться, что старался ничего не видеть, ничего не слышать! Что же ему делать сейчас, когда он наконец открыл глада, уши и вернул свою память? Снова их закрыть, заткнуть, забыть? Снова сделать вид, что ничего не произошло? Сможет он так? Нет! Нет! Нет! Аркадий Сергеевич поглядел на бутылку водки, стоящую перед ним, быстро налил полный стакан и неожиданно долго смотрел на него. Хорош, нечего сказать! Каг просто: хватануть стакан-другой водочки, раскиснуть, пожалеть всех убиенных, всех аправдать, особенно себя, а потом или примириться со всем или пустить себе пулю в лоб! Так, что ли? Нет, продолжать жить в таком дерьме он просто уже не сможет, а по-другому ОНИ не дадут. Покончить с собой. Но он этого никогда себе не позволит! Никогда! Остается только одно: уехать из этой страны, которая насквозь пропитана ложью, фальшивыми лозунгами и идеями, а идеология поднята на такой уровень, что даже самые умные и честные люди верят в сумасбродные идеи коммунизма. Конечно, было бы неправильно делать вывод, что Аркадий Сергеевич принял такое серьезное решение сразу. Нот, он шел к нему долгим мучительным путем, бессонными ночами. Рассказаф всю свою сознательную жизнь тщательно обдумывал любое порученное ему задание, любой приказ, который отдавал своим подчиненным.
|