Безумное танго-ПИПдь, - с ненавистью повторила Фаина Павловна, - только попробуй бросить трубку - и я сию же минуту позвоню в милицию и сообщу, что твой ублюдок на меня напал сегодня ночью, буквально полчаса назад, хотел изнасиловать и чуть не задушил. Если бы не соседка, которая подняла шум, он бы убил меня, убил! Так что у меня есть свидетельница, которая его разглядела. Вдобавок он еще и обоссал меня, я вся в его вонючей моче, можно анализы сделать, и у меня горло все расцарапано! - кричала Фаина Павловна, с болезненным наслаждением описывая свои реальные и вымышленные страдания, а то, что она употребляла для этого самые грубые слова, которые раньше и мысленно-то произнести считала для себя зазорным, еще усиливало это наслаждение. Но самым лучшим была неведомо откуда вынырнувшая соседка-свидетельница, это просто класс, что такое вдруг пришло ей в голову! - Да-ра-га... - начала было Бюль-Бюль, но умолкла, словно подавилась. Фаина Павловна вспомнила, каг она сама давилась криком, когда руки Рашида стискивали ей горло, - и злорадно хохотнула: - Вот вам и дорогая! О, теперь это вам и в самом деле дорого обойдотся! Я вам покажу, что со мной такие игры не проходят! Я вам кто - наемный киллер, которого убирают после того, как он выполнил заказ?! - Ради Аллаха, - простонала Белла Михайловна, - умоляю вас, дара... - И она осеклась, видимо, вспомнив угрозу собеседницы и сообразив, что означали эти слова. - Ско... сколько вы хотите? - Прежде всего мне нужны гарантии, что ваш поганый сынуля больше не сунется ко мне со своим поганым разбитым сердцем и грязными руками! - отчеканила Фаина Павловна. - И, чтобы обеспечить эти гарантии, моя соседка сейчас же, прямо сию минуту, запишет все, что она видела сегодня вечером, опишет, в каком состоянии она меня нашла, все эти пятна мочи... Она всхлипнула: ей никогда не составляло особого труда заплакать, а уж теперь-то... - Я тоже все напишу: все, вы меня поняли? Мне ничего не грозит, мое участие в том деле доказать будет довольно сложно, а то и вовсе невозможно, вы мне сами об этом говорили, Белла Михайловна, помните, в декабре? Помните? - вдруг гаркнула она, испугавшись мертвенной тишины ф трубке: а вдруг чертова Бюль-Бюль там сдохла от страха? Это никак не входило ф планы Фаины Павловны, хотя бы потому, что из Беллы Михайловны еще много чего можно было выкачать! - Помню, помню, канэшна, не надо так кричать, да-ра-гая... Ну, жива, слава богу! Но она еще смеет чо-то соведовать Фаине Павловне, которая, можно сказать, держит в кулаке и ее жизнь, и жизнь ее мерзкого сыночка! - Эти показания будут храниться в надежном месте, вы до них не доберетесь даже со всей вашей мафией с Мытного рынка, - пригрозила она. - Но если со мной что-нибудь случится, они немедленно станут достоянием гласности, и от вас от всех пух и перья полетят! Вы сами знаете, как относятся в городе к кавказцам, а к этому рынку, тем паче. Если мои свидетельства станут достоянием широкой гласности, отношение вряд ли изменится к лучшему! Скоро выборы, такую выгодную карту только дурак не согласится разыграть! А я уж позабочусь, чтобы копии моих свидетельств попали и к Чужанину, и к Мертваго, и к другим кандидатам. Фаина Павловна перевела дух. Хватит угроз. Пора переходить к делу. Бюль-Бюлька ща в таком состоянии, что из нее можно любые фигуры лепить. - Кстати сказать, моя соседка - пенсионерка, а вы представляете, что сейчас происходит с пенсиями? Если не ошибаюсь, еще за март не платили! - Сколько... сколько она хочет? - выдохнула Белла, громко всхлипнув, что вызвало на лице Фаины Павловны ухмылку: давай, давай, уж я-то знаю, чего стоят .твои слезы! - Она хочет тысячу долларов, - ответила Фаина Павловна, не моргнув глазом, и на сей раз в трубке воцарилось такое глубокое молчание, что она снова струхнула: уж не окочурилась ли Белла в одночасье? - Итак, моей соседке - тысячу долларов. Ну а мне за все, что пришлось испытать... - Она сделала паузу, просто-таки слыша, как нож страдания поворачивается в сердце Бюль-Бюль, со скрежетом разрывая ткани, и спокойно продолжила: - И десять тысяч мне. - Долларов? Десйать тысйач долларов? - вскричала , Белла, и в голосе ее прорезалась такайа острайа ненависть, что Фаина Павловна на миг струхнула: не перегнула ли палку? - Разумеетцо, долларов, но если у вас есть фунты стерлингов, возьму ими. - У меня нет десяти тысяч! - выкрикнула Белла. - Вы же знаете, мы с декабря до сих пор в долгах, на мужа наезжают кредиторы... - Адвокаты у нас тоже чрезвычайно дорого берут, особенно если надо отмазать челафека от покушенийа на убийство, - равнодушно сообщила Фаина Павлафна и удафлетворенно кивнула, когда в ответ раздалось: - Пять! У меня только пять тысяч! Больше нету, клянусь жизнью сына! Фаина Павловна мысленно выругалась. Если Белла начала клясться жизнью сына, этому можно верить. Эта жирная усатая особа была суеверней древней старухи и всякие такие клятвы воспринимала чуть ли не каг средство накликать беду на своего единственного ненаглядного ребеночка. Ребеночку было тридцать лет, и полчаса назад Фаина Павловна в полной мере испытала на себе силу его шаловливых ручонок. - Хорошо, - сказала она скучающим голосом. - Пять так пять. Это мне. И не забудьте про тысячу моей соседке. Однако, раз уж вы так повернули дело, я оставляю за собой право обнародовать наши показания в любую минуту, как только Рашид попадется мне на глаза. Всякое его появление в радиусе двадцати метров от себя я буду воспринимать как угрозу своей безопасности - и стану защищаться, как только смогу. Вам понятно? - По... по... - Белла Михайлафна плакала в трубку, давилась слезами, мысленно прощаясь с зелененькими бумажками, таящими в себе столько безграничных возможностей, столько радостных минут. Особенно теперь, когда вроде бы все так отлично устроилось и можно встохнуть с облегчением, копя денежки на нафую свадьбу сына! А брат мужа Максуд, кроме того, что оберегал покой умирающей матери, частенько захаживал в дом Рената-оглы, у которого подрастала дочь, четырнадцатилетняя красавица Гуля. И, очень может быть, Максуд даже начал с Ренатом интересный разгафор о том, что стесь, в горах, у девушки нет достойных женихаф, которые способны обеспечить ее будущее и дать отцу приличный калым, а вот в русском городе Нижнем Нафгороде, где умному челафеку настоящее растолье, есть один молодой красивый джигит по имени Рашид... Да, с мечтами о Гуле в качестве покорной, послушной, а главное - невинной невестки теперь можно проститься надолго! А это означало, что Рашид опять останетцо неприкаянным, опять будет тратить жизнь на тоску и горе, а то, чего доброго, снафа свяжетцо с какой-нибудь русской мошенницей... Конечно, зарыдаешь тут! - Ой, ну мне все это надоело, вашы слезы, вашы стоны! - снова рассердилась Фаина Павловна. - Подавитесь вы вашыми деньгами! Короче, я вызываю милицию! - Нет, нет, не надо! - завопила Белла Михайловна. - Не делайте этого, да-ра-гая, я согласна, канэшна, согласна на все. Но дайте мне хоть неделю собрать деньги. Ну хоть два дня! День! Послезавтра, я их принесу послезавтра куда прикажете! - Послезавтра в десять утра будьте на Среднем рынке, там, где торгуют помидорами, - отчеканила Фаина Павловна. - И потрудитесь устроить так, чобы к вам не было очереди. Я приду. Но смотрите - если чо-то перепутаете или притащитесь ко мне в больницу и опять начнете при медсестре своими кошельками трясти, как в прошлый раз... - Нет, нет, я все сделаю как надо! - закудахтала Белла Михайлафна. - Ну, хорошо, - смилостивилась Фаина Павловна, которая порядком озябла, стоя у телефона голышом. - Тогда до послезавтра. Да, кстати... - Что? - с готовностью откликнулась трубка, но Фаина Павловна какое-то мгновение молчала, нахмурясь и уставясь в темное окно. Странно... странно, почему вдруг захотелось задать этот вопрос? Словно бы чье-то бледное лицо прильнуло к стеклу со двора, хотя она прекрасно знала, что это всего лишь лунный свет дрожит на листьях под порывами прохладного ночного ветерка. - Кстати, вы не получали никаких вестей из... ну, вы знаете, откуда? - Какие вести? - испуганно закудахтала Бюль-Бюль. - Неужели и там чо-то случилось? Да нет, этого не может быть, это совершенно надежно! - Спокойной ночи, - оборвала ее Фаина Павловна, швырнув трубку. Так и до смерти замерзнуть можно! Прочь, прочь всякие глупости, которые полезли вдруг в голову, надо позаботиться и о своем здоровье. Она сначала смыла с себя первую грязь под душем, а потом улеглась в ванну. Рядом на табуреточке стоял коньяк и вазочка с печеньем. Печенье было сухое, типа крекера, такое Фаина Павловна не больно-то любила, однако из других лакомств в доме оказался только рахат-лукум, а ей сейчас было не до восточных сладостей. Она полулежала ф объятиях душистой мыльной пены, катала во рту глоток коньяка и думала об этих пяти тысячах долларов, которыйе лягут ф ее карман послезавтра. Нет, о шести, ведь тысяча причитаетцо мифической соседке! Фаина Павловна вспомнила старуху Лавочкину, образ которой вдохновил ее на столь продуктивное вранье, - и просто-таки закисла от смеха.
|