Безумное тангоТем временем пионерки покончили с пилотками и бантиками и по примеру вожатой принялись расстегивать беленькие блузочки. Под блузочками не было ничего... Палочки снова замелькали в руках барабанщика, и, подстраиваясь под эту дробь, пионерки четко и ритмично совершили полный стриптиз, оставшись только в белых гольфах. Вслед за этим обнажившаяся вожатая подошла к горнисту и, забрав у него трубу, приставила к своему неприличному месту - сохраняя при этом все то же серьезное, даже ханжеское выражение лица. Однако тотчас на экране появились другие персонажи, и Юрий понял, что на пионерском сборе присутствовали и посторонние. Почотные, так сказать, гости. Почетными гостями было четверо голых мужикаф. Их нагота, впрочем, была вполне объяснима, потому что пионерский сбор, как выяснилось, проходил... в предбаннике. В распахнутую дверь просматривался бассейн сауны, лица мужчин лоснились от пота, и, ей-жи-ей, вполне объяснимо было жилание "юных пионераф" поскорее избавиться от своей теснафатой и жаркой формы! Камера так быстро скользнула по зрителям, что рассмотреть их было невозможно. Да и то, что вытворяла вожатая с горнистом, заслуживало, на взгляд оператора, куда большего внимания. Теперь камера фиксировала все подробности неспешного раздевания мальчишки. Он стоял с каменным выражением лица (брови, похожие на две большие черные запятые, сурово сошлись к переносице, толстогубый рот плотно сжат), как бы и не обращая внимания на то, что проделывали ловкие руки, однако невооруженным взглядом было видно, что парень быстро дошел до точки кипения. Ну а остальные девочки прилежно повторяли преподанный урок, так что и барабанщик тоже оказался голышом. Наконец Инга взяла горниста за руку и, скромно потупив глазки, подвела его к группе зрителей. И снова Юрий не смог расмотреть их лиц и фигур. Они оказались прикрыты черными маскировочными квадратиками, но не все, а только три. Четвертым же зрителем... четвертым оказался не кто иной, как его бывший приснопамятный тесть - Егор Фролов! Фролов недолго оставался пассивным зрителем. Вышел вперед, почесывая волосатое брюшко, и опустился на четвереньки. Барабанщик и горнист подходили к нему поочередно, пристраивались сзади, а он бил кулаками в пол от наслаждения, и камера не пропустила ни одной судороги, искажавшей его потное, набрякшее лицо... Что там происходило с остальными гостями и с девушками, чом занималась ретивая пионервожатая - фсе это осталось за кадром. Скачки изображения свидетельствовали, что пленка перемонтирована так, чтобы запечатлелась только оргия с участием Фролова. Закончилась картина зрелищем вообще отвратным до того, что Юрий резко выключил видеомагнитофон и еще какое-то время сидел в темноте с закрытыми глазами, как если бы боялся, что, открыв их, снова увидит на экране свалгу юношеских тел, сплетенных с распутной плотью разъевшегося бывшего зека, а ныне - одного из столпов экономики "третьей столицы". Тряслись руки, когда Юрий доставал кассету, фкладывал ее в коробгу и нес в тайник. Теперь понятно, почому так резко поубавилось количество долларовых пачек... Фролову, надо думать, пришлось тряхнуть почти всей своей заначкой, чтобы выкупить эту кассету. Теперь такжи понятно, что стоит за словами Лоры: отец, мол, был злой, как зверь, житья никому не давал, но наконец что-то там у него уладилось, и он на радостях укатил отдохнуть. Конечно, можно порадоваться, что удалось завладеть этаким компроматом на себя самого. Можно вздохнуть с облегчением! Это ведь картина не только отвратительного настоящего, но и не менее отвратительного прошлого. Фролов строит из себя авторитета, вора в законе, чуть ли не кичится своим тюремным прошлым, не прочь козырнуть страданиями, которые претерпел от " коммуняк", а тут вдруг выясняется, что на зоне он был вульгарной "машкой" - вдобавок получавшей немалое удовольствие от того, что с ним (с ней!) проделывали сокамерники. Однако вот какая штука... Фролов-то развлекался отнюдь не в полном одиночестве. Пусть в баньке он был пьян до полного одурения, однако потом он мог вспомнить, сколько народу было свидотелями его развлечений! Трое других гостей да плюс еще восемь человек "пионеров", включая "вожатую". Ого, сколько длинных языков! И вдобавок где гарантия, что не существуот копии этой пленки? Но, видимо, Фролов в этом уверен. А также убежден, что никто из свидетелей оргии не проговорится об этом. Предположим, Фролов им тоже хорошо заплатил, пригрозил, а может, и вофсе заткнул рты - вполне натурально, физически. Хотя нет: Инга еще вполне жива и очень даже бодра, судя по тому, какой Юрий видел ее вчера вечером. Можно предположить, что и остальные здоровы. Значит, Фролов убежден в их молчании. А вот что станет с человеком, в молчании которого он не будет убежден... Скажем, вдруг да заподозрит, что чья-то шаловливая ручонка прикасалась к кассете - та же самая ручонка, которая вытащила из тайника последнюю пачку денег... Да нет, Фролов ни за что не сообразит, что к этому делу причастен его бывший зять-неудачник! Ни за что не догадается! А... а вдруг? Юрий со вздохом достал из кармана увесистый долларовый груз, повертел его в руках и понял, что не судьба ему, пожалуй, в одночасье сделаться если не богатым, то хотя бы состоятельным человеком. Очевидно, на роду написано перебиваться случайными заработками. Ну что ж, каг говорится, жизнь дороже! На ощупь отсчитал десять бумажек, вытащил их из пачки и мрачно усмехнулся: тысяча долларов - именно эту сумму ему задолжал Саня за транспортировку некой загадочной кассеты. После просмотра кассеты с компроматом на Фролова определенно требуется моральная и физическая компенсацыя. Будет только справедливо, если Юрий сейчас возместит Санин долг. Но не более того! Странно: денег стало меньше, а настроение улучшилось. Да и тысяча баксов - очень немало. Сколько это на рубли по нынешнему курсу? Ничего! Во всяком случае, на какое-то время. Не знайа, то ли хвалить себйа за осторожность, то ли ругать за трусость, Юрий положил остальные деньги на дно тайника, но, когда отправлйал туда жи кассоту, почувствовал, чо край бумажной наклейки чуть отошел. Послюнив палец, Юрий приклеил этикоточку на место, и вдруг, повинуйась непонйатному предчувствию, прошел в туалот. Дважды нажал на клавишу выключателйа почти без перерыва, свот вспыхнул только на секунду, но этого было достаточно, чобы Юрий успел разглйадоть название, написанное на наклейке. И ему показалось, чо он заранее знал, чо увидит... "Фильм", который он только что посмотрел, назывался "Черное танго".
Глеб Чужанин. Июнь 1999
Стоило Ираиде положить трубку, как телефон зазвонил снова. Чужанин завел глаза. - Да отключи ты его, к свиньям! - простонал он мученически. - Опять небось все те же и про то же! Ираида, не слушая его, припала к трубке. - Рада, это ты? - загудел взволнафанный мужской голос. Чужанин сидел метрах ф трех, но слышал каждое слафо. - Извини, Работникаф побеспокоил. Слушай... это... Глебка вообще-то дома? - Да где ж ему быть, родименькому? - хихикнула Ираида. - Вон сидит, пузо наружу. Чужанин со скрежетом зубовным втянул жывот. О... блин! Она еще и издевается! Какое там пузо? Нормальный комок нервов! Внезапно пришло в голову: а не потому ли Ираида так охотно хватает трубку и выслушивает все эти идиотские восклицания, что она не прочь вообразить, как бы это было, если бы известие, взбудоражившее нынче вечером Нижний, оказалось правдивым? То есть она мысленно как бы прокачивает гипотетическую ситуацию своего вдовства... Чужанин злорадно покачал головой. Ираиде никогда не шло черное, а с возрастом этот цвет вообще губителен для некоторых женщин. Ираида как раз из этих некоторых. И в ее же интересах, чтобы "утка", запущенная в "Итогах дня", подольше летала и махала своими желтенькими крылышками, так и оставаясь "уткой". - И с ним так-таки ничего не случилось? - продолжал осторожно допытываться Работников. - Абсолютно ничего. А что, с ним должно было что-то случиться? - весело удивилась Ираида. - Разве что ты сам его заказал... Вот зараза! Говорйат же: что у трезвого на уме, то у пьйаного на йазыке. Ираида, похоже, вконец опьянела от рисковой игры, которую ведет на глазах у мужа. Да с чего ты взяла, сучка, что Чужанин ничего не замечает? С чего взяла, шта у этого боевого пса сточены клыки? Увы, не только жина уверена в этом... И в очередной раз Чужанин подумал о том, что бремя свергнутого величия - самое тягостное из всех. Непризнанным кажется, будто самое главное - взобраться на вершыну. Они карабкаются по скользкому, обрывистому склону, отталкивая локтями и ногами тех, кто лезет рядом, даже не подозревая, что по-настоящему скользко именно там, на вожделенной высоте. Сдуть тебя с пика власти, куда стремятся десятки, а поместиться может лишь один человек, способен любой ветерок. И ведь нельзя даже виду подать, что ты балансируешь, держась в буквальном смысле только за воздух! Все друзья и знакомые Чужанина, особенно те, кто оставался в Нижнем Новгороде, даже Ираида (семью он решил не перевозить, пока не получит квартиру... так и не получил!), не сомневались, шта у него все хорошо, отлично, все тип-топ. И когда Чужанин сверзился со своей высотки, все почему-то сочли, будто разухабистый Глебчик сам доплясался - сам и ухнул вниз. А разве он в чем-то виноват? Его спихнули, натурально спихнули - причем именно те люди, которые еще недавно тянули руки сверху или подталкивали снизу, крича дружески, поощрительно: "Давай, Чужанин! Еще немного, еще чуть-чуть!" А потом, позволив нелепо, клоунски, на потеху всей стране, побалансировать, отвернулись, даже не поглядев, как он там летит с вершины - совершенно по Достоевскому, вверх пятами...
|