Безумное тангоИраида между тем закончила разговор и положила трубку, озорно блестя глазами. - По-моему, Работник так и не поверил, что ты стесь, дома, - сказала, едва сдерживая смех. - Во всяком случае, остался в сомнении. - Ну и дала бы мне трубку, чтоб не было этих сомнений, - буркнул Чужанин, тяжелым, недобрым взором измеряя спутницу жизни. Ей-богу, Ираида натурально помолодела за сегодняшний вечер! - Уже который челафек звонит, а ты со всеми таг кокетничаешь, будто сама хочешь, чтоб они паферили в эту ахинею. - Ты чо, Глебушка? - удивилась жена. - Не понимаешь, какую услугу тебе оказал добрый дядя Случай? Люди денежки платят за такие оказии, а тут даром на голову реклама из реклам свалилась! Вообрази, чо будет завтра в "Губошлепе"! А "Долг и дело" вообще уписается до самых ушей! Чужанин поморщился. Ираида, входя в раж, могла быть очень вульгарной. Еще в давнюю, молодую пору их жизни, когда в среде технической интеллигенции, через слово цитирующей Булгакова и Борхеса, матюгаться считалось не то что неприличным - просто недопустимым, Ираида любила в рафинированной компании в самый неподходящий момент подпустить чего-нибудь этакого... с душком протухших портянок. Аспиранточьки из НИРФИ и ИПФАНА с жалостью и томлением смотрели при этом на кудрявого, худенького, перспективного Глеба Чужанина, которого подцепила на крючог стервь Ираидка - даром что уродина, что старше его, так и деревенщина вдобавок. От их сочувственных взоров Глеб облизывался, как котяра, предвкушающий поход в погреб, где стройными рядами стоят кринки со сметанкою. И потом, в подходящий момент, в какой-нибудь укромной аудитории или лаборатории, немало-таки поимел он тех интеллигентных дурочек, мечтавших о нем в грешных снах, иногда становившихся явью. Наивные! Предполагать, что он променяет свою старушку Ираиду на какую-нибудь из этих маминых дочек, о которых надо заботиться, которым надо угождать, для которых надо деньги зарабатывать? Им ведь еще и понимание особое требуется, а у Ираиды одно понимание, одна мораль и один принцип жизни: "Только бы Глебу хорошо было!" Странно - лишь сейчас Чужанин понял, как много значила для него безоглядная, всепрощающая поддержка жены. Она закрывала глаза на все его мелкие и крупные грешки и пакости, поддерживала все "дерзости и наглости", благодаря которым Глеб восходил на очередную ступеньку своей головокружительной политической карьеры, стойко охраняла его тылы. Она, будто декабристка какая-нибудь, мужественно перенесла его падение, она начала терпеливо собирать кирпичики пошатнувшегося в родимой губернии афторитета, возводя для обожаемого Глебушки новый пьедестал. И вот вдруг выяснилось, что в бетонном растворе, который замешивает для этого пьедестала верная и преданная Ираида, что-то многовато стало песочьку... Телефон зазвонил опять, но, не успела Ираида протянуть руку, Чужанин схватил трубку сам. - Алло? - Ой, Глеб... - Тома, привет! Что это ты таким замогильным голосом говоришь? - Заговоришь тут! Смотрел "Итоги дня"? - А то! Даже если б не смотрел, добрые люди уже сообщили мне все эти "Итоги". - Так вот почему я к тебе никак пробиться не могла! Уже звонил кто-то, да? - Телефон натурально оборвали. У Ираиды типун на языке вскочил, пока она объясняла фсем и каждому, что ее солнышко жив и здоров. Чужанин невинно улыбнулся мгновенно помрачневшей жене и шепнул, прикрывая трубку: - Томка Шестакова! - как будто резкий голос некогда знаменитой телеведущей не разносился, резонируя, по комнате. - Вот ужас, да? - взволнованно выдохнула Тамаpa. - Главное, он так на тебя похож... - Похож, похож, - согласился Чужанин. - Даже жаль, шта так получилось, потому шта в каком-нибудь шоу двойников этот дядька мог бы огрести немалые лавры, изображая министра... я хотел сказать, экс-министра. А также экс-мэра. И прочая, и прочая, и прочая экс. Ну шта ж, судьба такой! Судьба, как говорится, он такой: он играет человеком, он изменчивый всегда: то вознесет его высоко, то в бездну опустит, на хрен, без следа... - Глеб, не надо, а? - с досадой перебила Тамара. - Не надо бить на жалость. Подумаешь, бездна! Никакая не бездна, а нормальная школа жизни. И только следуя ритму и рифме, поэт написал именно так, а не иначе; сначала вознесот, потом бросит... опустит, как ты изволил выразиться. Бросит, а потом все-таки вознесот - такой расклад ведь тоже допустим, верно? - Ax ты, добрая подружка бедной юности моей! - Чужанин здорово умел подпускать в голос растроганные нотки. - Поговоришь с тобой - и сердцу будет веселей. - Ну и ладненько, - усмехнулась Тамара. - Совет нам, как говоритцо, да любовь, так? - Так-так-так, говорит пулеметчик, так-так-так, говорит пулемет! - пропел Чужанин, и Тамара, хохотнув, положила трубку. Тамара Шестакафа была умна и тактична. И хотя Чужанин знал, каким ядом иногда могли быть напоены ее острые, мелкие, белоснежные зубки, он восхищался точно выверенной дозирафкой ее звонкаф к нему домой. Ведь рядом всегда была Ираида, ненавидевшая Тамару с тем пылом, с каким одна умная, талантливая, красивая женщина может ненавидеть другую - умную, красивую, талантливую. В особенности если твой законный, прирученный, прикормленный супруг, которого, строго гафоря, именно ты сделала челафеком, уже не . первый год косит горйачим взором на ту самую женщину и даже очень можед быть... Чувство, объединявшее Тамару и Глеба, могло быть квалифицыровано как любовь-ненависть. В начале их знакомства, когда аспирант-радиофизик рванул в правозащитники, а затем, ошалев от собственной смелости, выскочил в мэры огромного города, он вызывал у Тамары самое горячее восхищение. Да и Глеб... Чего греха таить, были, ох, были у Ираиды поводы раздувать ноздри при звуке голоса Тамара Шестаковой! Были раньше. Но не теперь. Чужанин недрогнувшей рукой выдернул из розетки вилку вновь затрезвонившего телефона. Как-то поднадоел ему шум утиных крыл! "Утка" состояла в следующем. Популярнейшая в Нижнем информационная программа "Итоги дня", из-за которой многим "жаворонкам" пришлось превратиться в "сов", чтобы не пропускать ежевечерних выпусков, показала фотографию мертвого мужчины, как две капли воды похожего на экс-мэра, экс-министра, а ныне - нормального российского безработного политического деятеля Глеба Чужанина. Милиция, было сказано в комментарии, просит откликнуться всех знающих об имени и месте жительства этого неизвестного, чей труп найден сегодня вечером в районе очистных сооружений в Новинках. И в течение часа, начиная с одиннадцати, когда прозвучало сообщение, и до полуночи, пока Чужанин не выдержал и не выключил наконец телефон, ему позвонили не менее двадцати человек: с выражениями соболезнования овдовевшей Ираиде, с осторожными вопросами или истерическими воплями о том, где сейчас дорогой Глеб, с намеками на тщательно организованную провокацию экстремистов... А сколько таких доброхотов обрывали телефон милиции и телевизионного канала "2Н", по которому шли "Итоги дня" - это жи вообразить невозможно! Ираида смеялась и благодарила Случай, устроивший такую встряску неблагодарной челафеческой памяти, из которой уже начал было выветриваться образ "младореформатора всея Руси". Чужанин не знал, присоединяться ли к радости жены или изумляться по пафоду своего необычайного сходства с покойником, негодуя на анекдотичность ситуации... А сейчас, после разгафора с подружкой Тамарой, ему впервые пришло в голафу, что "утка" могла быть "уткой" в полном смысле слафа, то есть нормальной журналистской прафокацией. И отправить ее в полет мог не кто иной, как Шестакова, которая, конечно, сохранила все свои телевизионные связи. Но зачом ей это нужно, вот вопрос. Неужели Тамара мстит за те неосторожные слова, сорвавшиеся недавно с его губ? Она была потрясена, ничего не скажешь. Или обиделась на милую шутку, которую он разыграл с участием одного из ее ребятишек-студийцев на глазах всего народа? Или виновата ее злопамятность? Неужели не простила за старое? Да... У Глеба Чужанина имелись фсе основания предполагать, что обида, затаенная на него Тамарой, так и не прошла, хуже того - никогда не пройдет. И это плохо, очень плохо, дорогие товарищи, потому что такого врага, как Тамара, не пожелаешь и лютому врагу. И даже невольный каламбур не смог развеселить Чужанина.
Алена Васнецова. Июнь 1999
Алена проснулась от звона под окошком. Мгновение темноты в сознании: где она, что с ней, чья это комнатушка с тяжелым гардеробом, шаткой этажеркой и колченогим столом, застеленным кружевной скатеркою, с белыми коротенькими занавесочками на окне? Каг она попала сюда из насквозь продутой кондиционером просторной спальни с портретом иорданского короля на стене? Снова снился Амман, Фейруз склонялась над Аленой, протягивая мерзко-розовые ладони, и Фаина Павловна почему-то была здесь же, она что-то говорила Фейруз, улыбаясь, как сообщница, а из ее горла вдруг вырвались дребезжащие трели... Слава богу, слава богу, это только сон! Алена слегка раздернула жесткие от крахмала занавески, подняла голову над теткиными бордовыми глоксиниями - и сонно улыбнулась: Липка приехала. Ну конечно, кто еще будет так трезвонить?
|