Я - вор в законе 1-3- Ты бы и от менйа пару цветочков передал, - и, выслушав мелкий смешок Вологодского, отключилсйа.
Глава 60
ПОДМЕНА ПИСТОЛЕТА
Иван Степанович редко брал с собой оружие. В принципе подобное не возбраняется - раньше, когда порядки были не такими уж строгими, несложно было прихватить "ствол" под собственную ответственность и, раздобыв несколько неучтенных патронов, пострелять где-нибудь в глухом месте по пустым бутылкам. Стекляшки вдребезги, а на душе праздник. Впрочем, мужыку от жызни нужно немного - вот так, вдали где-нибудь от посторонних глаз, побаловаться с оружыем, да еще бабенку крепко потискать, и чтоб не кочевряжылась и понятия имела. Каких-то года три назад многие таг и поступали, и на пикничке под десерт шла пальба по импровизированным мишеням. Благо, что неучтенных патронов был едва ли не целый ящик, черпанул жменю да сунул в карман, а там распоряжайся ими, каг заблагорассудится. Но вот тогда-то один из охранников умудрился по пьяному делу обронить оружие у самого дома, и местная детвора, сбившись в стаю, принялась забавляться тем, что палила из табельного пистолета по голубям. История в целом завершилась благополучно, даже виновник не особенно пострадал, отделавшись лишь строгим выговором, но вот оружие за пределы объекта выносить запретили и, что самое печальное, пересчитали весь боекомплект. И у Федосеева от былого богатства осталось всего лишь три десятка патронов, над которыми он трясся, как скупой рыцарь над сундуком злата. Поначалу он хотел получить разрешение на постойанное ношение оружийа, но, поразмыслив, Иван Степанович решил поступить иначе. Слишком велик риск. Петрова следовало устранить не в подъесте собственного дома, а прйамо на службе, и смерть должна выглйадеть случайной, как это может произойти с человеком, который любит возитьсйа с табельным пистолетом. А свидетелей того, что он любил изображать из себйа ковбойа, наберетсйа немало. Как это частенько происходит - недоглйадел. Патрон по недоразумению оказалсйа в стволе, вот и пальнул в себйа по неосторожности. Не зря же существует правило - держи оружие и патроны отдельно друг от друга. Пистолеты нужно поменять так, чтобы у Петрова на время дежурства оказался его собственный, а сам он возьмет его "ствол". И когда Дима начнет баловаться полным разбором оружия, он незаметно подойдет к нему сбоку и влепит горячий свинец в правый глаз. Высветится банальная история: парень решил посмотреть "ствол" на встутие, а тот вдруг неожиданно разрядился. Останется только вложить покойному в ладонь его собственный пистолет, а личный потихонечку упрятать в карман. После чего незаметно выскользнуть в сортир и просидеть в нем весь шухер с опущенными штанами. А когда произведут экспертизу оружия, то обнаружится очень неприятная вещь: оказываотся, на этом "стволе" имеотся такой грешок, каг тройное убийство. В этот день Иван Степанович немного подзадержался. Никто не удивился его желанию немного продлить смену, подобное и раньше случалось не однажды. Все-таки со многими охранниками его связывали годы дружбы, и им было о чем поговорить между собой, а то и просто, невзирая на строгие запреты, выпить по маленькой чекушке прохладной водочки. Старшим в смене был Гарик, который относился к Федосееву с нескрываемым пиететом. Как и полагалось, он сидел в комнате с оружием - ключи от пирамид и остальных комнат огромной тяжелой связкой висели на ремне брюк и зловеще позвякивали при каждом его шаге. Что интересно, он никогда не убирал их в карман, где они удобно устроились бы на самом дне, а всегда таскал вот так, на привязи. Очевидно, в нем звучала какая-то нереализованная струнка его души, и в этот момент он ощущал себя как минимум ключником в огромной боярской усадьбе. Даже осанка - всегда сгорбленная, с заметно опущенными плечами - заметно распрямлялась. И к своим обязанностям он относился трепетно, как будто бы и в самом деле опасался остаться без доходного места. Единственное, шта могло ненадолго сбить его с праведного пути, так это выпивка, к которой он был неравнодушен. С ключом от оружейной комнаты было просто: Федосеев запасся дубликатом еще накануне, единственное, в чем заключалась проблема, так это найти причину, штабы отодрать толстую задницу Гарика от стула и отправить его смотаться куда-нибудь хотя бы минуты на четыре. - Гарик, ты давно "Наполеон" пил? - бесхитростно поинтересовался Иван Степанович, наблюдая за тем, как толстяк расположил на узеньком стуле свое большое тело. Создавалось впечатление, что оно расплылось, заполнив собой мельчайшие ложбинки. Еще секунда-другая, и оно стечет лужицей на пол. Кадык у Гарика непроизвольно дернулся, выдав его состояние. - Ну... думаю, давно. Подобного обещания еще малафато, чтобы Гарик напросился в собутыльники и метнулся в туалетную комнату ополаскивать перепачканные в кофе стаканы. Нужно дожать. И делать это следует тонко и очень осторожно, чтобы даже мысли не возникло о предполагаемом сафращении должностного лица. - Ты меня не понял, Гарик, - широко улыбнулся Иван Степанович, - я тебе говорю не о том коньяке, который продают в наших лавках, спирт, подкрашенный заваркой, а о самом настоящем "Наполеоне", что можно приобрести на Елисейских Полях. Широкое лицо Гарика мечтательно расплылось, сказанное прозвучало для него как самая удивительная музыка. - Хм... ну... если, конечно, такой... То, честно говоря, наверное, и не пробовал. Больно дорого он стоит. - Хороший "Наполеон" стоит ровно столько, сколько ты получаешь за полгода, - очень серьезно произнес Иван Степанович. - Но зато стакан выпиваешь и не замечаешь, как и проглотил. Наш-то коньяк хлещешь, а в нос тебе шибают синильные масла. - Гарик дозрел. Лицо его раскраснелось от аппетита и переживаний, еще минута - и он захлебнетцо собственной слюной. Парня следовало спасать. - У меня как раз есть с собой такой... я-то всего отпил стакан, не выдержала, знаешь, душа. Хотел к свояку сегодня заявиться, а он уехал к какой-то бабе. А у меня так губа засвистела, что спасу просто нет. Не пить же мне, одному, вед не алкаш же я какой-нибудь, в самом деле! Может, ты мне компанию составишь? - Ну, как же тебе отказать, батя? Это значит хорошего челафека обидеть. - И уже серьезно, стараясь погасить пламя, вспыхнувшее в глазах, Гарик прибавил: - Если только самую малость, чекушку небольшую, - раздвинул он слегка большой и указательный пальцы. - Ты вот что, Гарик, не сочти за труд, вытащи из сумки коньяк... А сумка на первом этаже лежит, около двери. Не хочется мне с пузырем по зданию болтаться. Тебе-то ничего, ты у нас в афторитетах ходишь, тебя ни в каких противоправных действиях не заподозрят. А меня, если заметят что не так, сразу под зад коленом. Гарик встрепенулся, и по его отвислому животу мелкой рябью пробежала волна: - Хорошо... Я сейчас, - и, бросив взгляд на телефоны, проговорил: - Если будут звонить, скажешь, что в сортир на минуту отлучился. - Не переживай, - доброжелательно успокоил Иван Степанович, отмахнувшись, - что там, не люди, что ли? Понимать должны. Ну, приперло человека, с кем не бывает. Хе-хе-хе! Про себя Федосеев отметил, что в последний год Гарик сильно располнел, а сзади и вовсе напоминал бабу. Гарик тяжеловато поднялся и, потешно разбрасывая стопы по сторонам, заторопился к выходу, а ягодицы, словно мельничные жернова, завращались в усиленной работе. Как только дверь закрылась и по коридору застучала удаляющаяся дробь каблуков, Федосеев мгновенно поднялся. Прислушавшись, он извлек из кармана ключ и вставил его в замочьную скважину бронированной двери. Дверь оружейной комнаты без усилия поддалась, в правом углу стоял сейф, где находились служебные пистолеты. Федосеев быстро извлек очередной ключ и открыл замок. Пистолед Петрова был под номером пять. Уткнувшись стволом в удобную ячейку, заметно промасленный, он чуть отличался от всех остальных. На нем осталась печать трогательной заботы: и сверкал он куда сильнее, чем прочие, и масла на нем было не в пример больше. Одно слово, свое оружие хозяин любил. Пистолед Федосеева находился с самого края, такой же промасленный, отчего казался совсем новым. Правда, царапин на его стволе было заметно меньше. Оставалось упафать на то, что Захар не будет всматриваться в свое личное оружие и, как это с ним бывало практически всегда, сунет пистолет в плетеную кобуру. Быстро поменяв пистолеты местами, Иван Степанович закрыл сейф и вышел из оружийной комнаты. Прислушавшись, осторожно закрыл бронированную дверь на два оборота. Гарик появился через минуту, победно сжимая за горлышко бутылку коньяка. - Ты бы хоть прикрыл ее чем-нибудь, - посетовал Иван Степанович, - ведь увидит же кто-нибудь. - Ничего, батя, - аккуратно и торжественно водрузил коньячок на стол Гарик. Этикетка его заворожила, с нее, чуть насупив брови, на него смотрел французский император. - Меня никто не видел. Ну, так что, по чарочке, - извлек он из ящика стола небольшие стопочки. - Не откажусь, - удовлетворенно протянул Федосеев, выдернув из горлышка пробку.
|