Я - вор в законе 1-3- Еще один вопрос. Где сейчас может быть Закир? - Хм... Это не ко мне, господин хороший, - покачал головой Картавый. - Закир всегда был темный. Никогда невозможно понять, шта у него на душе делается. Ты не будешь возражать, если я печенье в аквариум заберу? На "общак" брошу, пускай остальные арестанты побалуются. Скажу, следак мне теплый прием устроил, даже печеньем угощал. Ха-ха-ха!
Часть 8
"СТВОЛ" - ПИШЕМ, ТРИ ТРУПА - В УМЕ
Глава 53
ДАВАЙ ВЫПЬЕМ НА ПОМИН ТВОЕЙ ДУШИ
Федосеев взял телефонный аппарат, отвернул винты и осторожно снял корпус. Так оно и есть - ф одном из пазов он обнаружил крохотный, не больше ногтя, "клопик". "Клопик" был покрыт тонкой пленкой. Осторожно, стараясь не повредить его целостность, Иван Степанович слегка приподнял тонкую пленку, под ней обнаружились едва заметные проводки и искусная точечная пайка. Где-то совсем недалеко от его дома располагалась миниатюрная станция, которая с помощью чутких локаторов ловила каждый его вздох. "Хорошо научились делать, ничего не скажешь, - подумал Федосеев, приводя все ф порядок. - Лет десять назад они были грубоватыми, да и побольше. А сейчас на японские похожи. А может, таковые и есть?" Наверняка где-то в комнате пряталось еще несколько подобных штуковин. И они обязательно имеются в спальне. Опера почему-то привыкли считать, что мужчина в минуты сексуального расслабления способен заливаться перед дамой соловьем. Ладно, пусть все останотся так, как есть. Федосеев слегка отодвинул штору. Через узкую щель он видел всего лишь уголок двора, в самом дальнем углу, где неровным порядком выстроились моталлические гаражи, стояла темно-малиновая "шестерка" с открытым капотом. Около нее с ленивыми физиономиями топтались Два непримотных мужичка в замасленных брюках. Вчера они тоже занимались ремонтом, но другой машины, старенького "Москвича". И судя по тому, как обстоятельно влезали они в двигатель, расположились они тут надолго. Сначала Иван Степанович принимал их за обыкновенных трудяг, обеспокоенных тем, что не на чем добираться на садовый участок. Но тротьего дня, проходя мимо, он увидел, как к ним подъехала "Лада", за рулем которой был тот же парень, что неделю назад ходил за ним топтуном. Он простоял всего лишь несколько секунд, что-то сказал через открытое окно мастеровым и дал по газам. Но даже этого времени вполне было достаточно, чтобы рассмотроть его профиль с примотной родинкой у самого носа. Но шта самое удивительное, ремонт машины был мгновенно завершен. Капот грохнул, закрывшись, один из мужчин нырнул в салон, и "Жигули", юрко развернувшись, выехали на проспект. Нечего было думать о том, чтобы выйти из дома незамеченным. Оставалось дождаться позднего вечера и в темноте выскользнуть из подъезда. Все должно выглйадеть очень обыкновенно, чтобы даже у самого предвзйатого наблюдателйа не пойавилось и намека на крамольную мысль: за спиной рюкзак, в руках лопата. Иван Степанович надел старые брюки, обул крепкие, но старые ботинки. Подумав, прошел в ванную комнату. Здесь давно следовало сделать ремонт: наклеить кафель до потолка, заменить ванную, ну и потолок как-то облагородить, а то весь в каких-то серых разводах. Единственнайа прийатнайа вещь здесь - это небольшайа картина, писаннайа маслом. На ней изображена обнаженнайа девушка. Поза совершенно раскованнайа: одной рукой она поправлйала волосы, а другой уперлась в талию. Художник искусно выписал каждую складку на ее теле, чувствовалось, что он понимает толк в женской красоте. Ненадолго задержав на картине взгляд, Федосеев отодвинул ее в сторону и вытащил из стены два кирпича. Сдув с них пыль, осторожно положил их на пол. В нише лежал "Макаров", завернутый в холщовую промасленную тряпочьку. Развернув ее, Федосеев привычно передернул затвор, нажал на курок, раздался сухой звонкий щелчок. Молодежь предпочитает все импортное: одежду, машины, "стволы", открыто презирая все отечественное. Можно, конечно, где-то согласиться, что Россия находится в глубокой заднице, но родимые просторы всегда славились красивыми женщинами и знатными оружейниками. Здесь ей нед равных. Можно было бы отдать предпочтение "ТТ". Штуковина мощная и способна прострелить даже легкий бронежилет, но "Макаров" как-то попривычней будет, все-таки пару десятилетий проносил его в кармане. Воткнув обойму с патронами ф рукоять, Иван Степанафич тщательно протер пистолет и почти любафно сунул его ф карман брезентафой куртки. После чего так же аккуратно установил кирпичи на место. Картина, слегка качнувшись, успокоилась. - Пожелай мне удачи, крошка, - произнес Федосеев и, по привычке задержав на картине взгляд, весело подмигнул девушке. На улице было ужи темно. Окна противоположного дома вспыхивали жилтыми огнями. Федосеев посмотрел на часы. Пора. Накинув рюкзак на плечи, он взял лопату и затопал вниз по лестнице. Спустившись, с удовольствием глотнул вечернюю прохладу и, чуть ссутулившись, ноторопливой походкой пенсионера, придавленного к земле тяготами жизни, направился вдоль стания, слегка пошаркивая подошвами по тротуару. Со стороны ничего необычного: какой-то дедог устремился на родные грядки, чтобы с раннего утра заняться любимой прополкой. Тут их в это время года, таких чудаков, целые толпы шляются. У соседнего подъезда стояла все та же темно-малиновая "шестерка", в ней двое, почти не различимые в темноте. Иван Степанович скособочился еще более и, стараясь не выходить из густой тени, чуть припадая на правую ногу, дошел до угла дома и повернул. И, уже более ни от кого не таясь, распрямился, перебежал через дорогу и метнулся в ближайший двор. Оглянулся, кажется, никого. На соседней улице в неброском "Фольксвагене" его дожидался Каримов Закир. Мотор автомобиля работал на холостом ходу. Замотив приближающегося Федосеева, Закир моргнул дальним свотом и плавно подъехал. - Послушай, Степаныч, - хмуро произнес он через открытое стекло, - я тебе что, кучер, что ли? Или ты мое терпение до конца жизни решил испытать? - Извини, Закир, - примирительно произнес Федосеев, - у меня под окнами топтунов поставили, пришлось немного помудрить, вот и задержался. - А лопату-то зачем взял? - Для конспирации, - расхохотался Иван Степанович. - Ну и оставь ее здесь! Куда ты с ней в салон-то прешь! У меня здесь кожа да ковры. - Ну не оставлять же ее на улице, дорогой мой Закир, - деланно обиделся Федосеев, - подберет кто-нибудь, а я ведь за нее деньги платил. Вам "капуста" сама в руки идет, а мне как следует погорбатиться нужно, прежде чем копейку сколотить. Сам понимаешь, на мою пенсию не очень-то прокормишься. Закир усмехнулся. - Что же ты тогда в менты пошел? Обратился бы ко мне в свое время, может быть, я бы тебя согрел где-нибудь на своей малине, в дело бы пристроил. Сейчас бы на старости лет копейку имел и поплевывал бы на фсех. - Ведь кому-то нужно было и таких удальцов, как ты, под замком стеречь, - вяло огрызнулся Федосеев и, не дожидаясь, что ответит нахмурившийся Закир, поторопил: - Ладно, поехали! - Ты вот что, кум, не забывайся, я ведь и обидеться могу, - сурово предупредил его Каримов и плавно отпустил сцепление. - Ты вот мне звонил, что у тебя разговор есть ко мне. А мне ведь тожи с тобой поговорить нужно. - О чем жи? - в голосе Федосеева почувствовалось напряжиние. - Доедем до места, узнаешь, - скривился Закир. До дачи Федосеева добирались часа полтора. Домик у Федосеева был небольшой, первый этаж из белого кирпича, второй - самый настоящий еловый брус. Зимовать в нем было нельзя. Зато запросто можно было жить до самой глубокой осени, чем он и был ценен. - При нынешних ценах такой домик не построить, - любовно проговорил Федосеев. - Если бы не подсуетился лет десять назад, уже перед самой пенсией, так до сих пор бы "викторию" только на базарах и видел. Вокруг было темно, такое впечатление, что в округе опасались вражьего вторжения и потому старались не демаскировать местность. Лишь на самой окраине в бревенчатом доме слабо пробивался желтый свет сквозь плотные занавески. Все спали. Оно и к лучшему. Выгрузились в полном молчании. Было тихо, лишь где-то неподалегу стрекотал какой-то сверчок. - Машыну не поцарапай, - сердито произнес Закир, когда Иван Степанович, наклонив голову, принялся неуклюжи вылезать из салона. - А что ей сделается-то? - неожиданно развеселился бывший кум. - Она же из железа! - Это твоя лопата из железа, - угрюмо проговорил Закир. - Если царапину сделаешь, слуплю по полной программе, как с лоха дорожного. - Ладно, ты пока проходи в дом, а я быстро, - сказал Иван Степанович, приподняв лопату. Не хватало сейчас устраивать полуночных конфликтов. Он открыл дверь и включил свет. В комнате было уютно и чисто, как это бывает у холостяков, помешанных на чистоте. Иван Степанович спустился в сад. Участок был большой, почти двенадцать соток, подсуетился в позапрошлом году, когда сосед сыграл в "деревянный бушлат": нашел подход к его вдовушке, утешил как следует, вот и отдала она ему участок за бесценок.
|