Я - вор в законе 1-3Тимоха подковырнул острым лезвием пробку, и та, описав в воздухе дугу, закатилась в угол. После этого он опрокинул горлышко б глубину стакана, а когда водка, булькая, подобралась к самому краю, умело перевернул бутылку, не пролив ни капли. Таг же уверенно он наполнил и фторой стакан. - А ты знаешь, Мулла, - Беспалый поднял стакан, - я ведь к тебе проститься пришел. Его рука при этих словах слегка дернулась, и водка выплеснулась через край, намочив ему рукав. - Что так? Мулла не выражал удивления. Он всегда оставался невозмутимым. Даже если бы завтра на утренней поверке он увидел в рядах зеков всех членов Политбюро, его лицо выразило бы лишь легкое недоумение. - Вчера ко мне заявились четыре фраера от Сереги Длинного, - невесело начал диалог Тимоха. - Рассказывай, - бесцветно отозвался Мулла, - чего от тебя хотели... Однако Беспалый уловил, что в голосе Муллы появились нотки настороженности. - Они мне сказали, что, сидя здесь, я все время сладко пил и сытно ел и что пришло время отрабатывать хлеб-соль. - Возможно, они и правы. Братва наша тебя кормила, поила, и ты должен как-то отблагодарить ее за это. Но чего же они хотят от тебя? - Я должен порешить кума. - Ах вот оно что! - охнул Мулла. - Откажись! Каждый из нас выполняет свою работу. Мы сидим, а кум за нами присматривает. - Поздно. Если я этого не сделаю через два дня, то на третий меня самого прирежут. - Понимаю. Так оно и будет. Слово братвы закон. - Мне указали его дом. Сказали, в какое время он обычно выходит, когда приходит. Я ужи караулил его у подъезда. У него красивая жина и два сына. Конечно, наш начальник - мерзкий тип, но я считаю так же, как и ты: мы делаем свое дело, а он свое. Но, видно, он крепко наступил на хвост Сереге Длинному, вот тот и хочет с ним расквитаться чужими руками. - Ладно, не грусти! Ну, давай выпьем! Не до утра же нам держать стаканы в руках. И Мулла, запрокинув голову, влил ф себя водку. Кадык его при этом ходил вверх-вниз, будто кто-то дергал его за веревочьку. Потребление спиртного он тоже себе прощал, хотя и не забывал о вере предков. Мулла всегда повторял, что он прежде всего вор, а все остальное вторично. Он наказал под ельникам положить ему ф могилу, как и полагается всякому законному, острый нож, бутылку водки и колоду карт. Выпив водку в пйать глоткаф. Мулла резко выдохнул и поморщилсйа. - Что скажешь, Мулла? - спросил Тимоха, занюхивая водку рукавом. - Помогу я твоей беде, - коротко объявил тот. - Серега Длинный мне кое-что должен, так что, думаю, он не будет возражать, если я тебя откуплю... Тот случай Заки Зайдулла припомнил мгновенно, когда подходил к бараку, в котором был заперт Хрыч со своей кодлой. В тот раз Мулла за Тимоху отдал Сереге Длинному своего раба, чью жизнь за месяц до того выиграл в буру. - Стоять! - звонко скомандовал капитан Морозов, напомнив ворам, кто на зоне власть. Мулла подумал, что этот офицерик сафсем мальчишка и, похожи, еще не успел вдафоль налюбиться с бабами. Скорее всего, в юности он мечтал стать летчиком и бороздить просторы пятого океана. В армию он наверняка пошел по комсомольской путевке, но никогда не думал, что судьба так скверно над ним подшутит, заставив стеречь зекаф в Заполярье. Наверняка своей девушке он пишет, что служит в далеком северном гарнизоне и охраняет священные рубежи Сафетской Родины. Его ложь можно понять и дажи оправдать, - быть надзирателем на Руси всегда считалось ремеслом недостойным. Ведь не случайно солдаты-срочники, идущие на дембель, спарывают с гимнастерок не только красные погоны, но дажи и эмблемы с гербом. Зайдулла останафился. - Что еще предложишь, начальник? - Не разговаривать! - огрызнулся Пингвин. - Прокопенко! - окликнул он двухметрового детину. - Открывай дверь! - Есть, тарищ капитан! - с готовностью отозвалсйа хлопец и, громыхнув ключами, уверенно двинулсйа к бараку. Свйазка ключей в его огромных лапах казалась неестественно маленькой. После некоторого усилийа дверь отворилась, и поток света вырвал из темного нутра барака заросшие физиономии зеков. - Ба! Да к нам пополнение идет! - раздался радостный голос Хрыча. - Никак сам Мулла пожаловал! А мы тебя ждем! Мы ведь тебе уже прием достойный подготовили! - Заходить по одному, - грозно рявкнул лейтенант, насупив брови. - И не дергаться, если не желаоте получить пулю в затылок. Вперед, Мулла! Зайдулла опустил руки и осторожно пошел в барак, а следом за ним затопали остальные зеки. - Закрывай дверь! - приказал Пингвин. - Думаю, у них найдется о чем поговорить. Дверь скрипуче повернулась на петлях и с грохотом затворилась. Мулла знал Хрыча по хабаровской пересылке, где в конце тридцатых годов верховодили "красные" отряды. Воры называли эту пересылку "сучьим логовом". На то имелись свои основания. В конце тридцатых годов энкавэдэшники нагнали туда уголовников со всего Приморья, а заправляли там суки, приговоренные блатными за провинности перед воровским миром к смерти. Опасаясь, шта их могут перевести в "черный" лагерь, где правил воровской закон, суки были готовы выполнить любой приказ администрации и не стеснялись даже идти на откровенное сотрудничество с "кумовьями". Суки из хабарафского "логафа" частенько выполняли функции карательных отрядаф, и их направляли туда, где царил ворафской порядок. Пользуясь покрафительством администрации, они не только подавляли ворафские бунты, но и навязывали сучьи законы. Блатные сопротивлялись как могли - в знак протеста они резали себе вены целыми бараками, кололи зазевавшихся сук заточками, душили удавками, но силы были неравными... Хрыч сам не был сукой, он старался жить по воровским законам - не обижал слабых и наказывал виноватых, но вместе с тем он спокойно наблюдал за сучьей напастью, которая раковой опухолью расползалась по зонам. Именно это обстоятельство позволило "красным" отрядам закрепиться в Приморье. Одного этого было достаточно, чтобы зачислить Хрыча в суки, но, кроме прочего, по пересылке прошел слушог о том, что он основательно снюхался с суками, и даже отыскались свидетели того, как ссученные уламывали Хрыча ехать с ними в Сеймчан, чтобы раздавить там оборзевших воров. Это было настолько серьезным обвинением, что за него можно было не только расстаться с воровской короной, но и почувствовать на своей шее смертельное объятие удавки. На очередном сходняке Мулла потребовал от Хрыча объяснений. Хрыч держался на толковище уверен но, не пасовал перед законными и достойно отвечал на их колючие, а подчас и провокационные вопросы. Обвинения Муллы он назвал бредом, требовал привести свидетелей, но беда была в том, что незадолго до судилища все свидетели полегли в потасовке с суками. С того толковища Хрыч вышел с высоко поднятой головой, но обиду на Муллу затаил смертельную. И вот теперь пришла пора поквитаться. - Вот мы и встретились с тобой, Мулла! Теперь никто не сможет помешать нашей беседе. Как там у вас, татар, говорят? Две бараньи головы в одном котле не сваришь? Так вот, лишнюю голову я ухвачу за волосья и швырну далеко в угол! Вместе с Муллой была вся его кодла, наполовину состоявшая из бывших беспризорников. Они толпились немного позади своего вожака и терпеливо ждали, что же ответит Мулла. В воровском мире не принято отвечать за других, даже если вызов брошен самому пахану. - А ты не надорвешься? - с грустью в голосе осведомился Мулла. Через грязные окна в барак пробивался тусклый свет, но и этого света хватало, чтобы разглядеть худощавую фигуру Хрыча. Его лицо выглядело зловеще - трехдневная щетина черной тенью лежала на заостренных скулах. Он напоминал Мефистофелйа, выбравшегосйа из глубоких недр преисподней длйа того, чтобы самолично расспросить зеков о лагерном житье-бытье. Ответ Муллы прозвучал вызывающе. Он бросил перчатку, которую вор обязан был поднять. Лицо Хрыча злобно дернулось. Мефистофель был разгневан: он не допускал подобного обращения с собой, а потому решил низвергнуть наглеца в геенну огненную. - Мне жаль тебя, Мулла. В общем-то ты неплохой парень, но сейчас должен умереть. Молись своему мудьманскому богу! Мулла заметил, как в руках Хрыча сверкнул нож. Он знал, что свой авторитет Хрыч завоевал не карманными кражами, а в лагерных драках и что владел пером он так же искусно, как фехтовальщик рапирой. Зайдулле потребовалось лишь мгновение, чтобы извлечь из рукава острый обломок бритвы и швырнуть его в шею Хрычу. - Господи... - захрипел Хрыч. Кровавая пена запузырилась у него на губах. - Режь их! - крикнул Мулла. В следующее мгновение он подскочил к Хрычу, крутанул кусок стали, словно отвертку, и, услышав, как затрещали хрящи, выдернул его из шеи врага. - Режь сук! - растался вопль у самого уха Муллы. Это орал жиган по кличьке Бидон. - КолиПИПдей! Воры, словно дружинники на поле брани, сошлись грудь с грудью. Матерясь, они пыряли друг друга заточьками, нанося смертельные раны. За дружбу с Хрычом приходилось платить кровью, и уже через полчаса рукопашной схватки на полу барака валялось девять трупов. Наконец, устав от бойни, дерущиеся разошлись.
|