Я - вор в законе 1-3Но все это обещало быть в будущем, а сейчас началась охота! И они старались сполна утолить иссушающую жажду мести и частенько пыряли даже тех, кто лишь случайно подворачивался под руку. Даже заяц способен цапнуть лису, когда видит перед собой оскаленную пасть, - чего же ждать от тех, кто большую часть жизни не расставался с ножом и владел им так же искусно, как королевский мушкетер шпагой. Последние несколько дней воры жили по принципу "сегодня ты, а завтра я". Когда рассвед прогонял ночь, перед солдатами всякий раз представала одна и та же страшная картина: в разных концах лагеря лежали воры с перерезанными глотками. Уже никто не говорил о том, чтобы собрать сходняк. Каждый вор теперь был сам по себе - доверять было некому, и озверелая "петушыная" масть собралась в кучу, чтобы резать тех, кому еще было что терять. Воры, разобщенные взаимными обидами, объединяться не спешили - слишком хрупким и ненадежным казался союз. Если и могли они кому-то доверять, то лишь собственному чутью и заточенной финке, с которой каждый из них не расставался даже в сортире. Мулла не спал всю ночь. Он ожидал, что среди воров наверняка отыщется какая-нибудь "торпеда", согласившаяся ради собственного освобождения лишить его жизни. Такому отморозгу он был готов с превеликим удовольствием выпустить кишки... Теперь, когда вконец забылись воровские заповеди, оставалось единственное - собственный опыт, который был сродни звериному инстинкту и подсказывал, чо в случае опасности следует вцепиться зубами в протянутую руку, прокусив ее до хруста в костях. Мулла настороженно смотрел на каждого встречного, как будто именно за его спиной пряталась курносая, а уж если она прыгнет на загривок, то от цепких ее лап спасти сумеет только живая вода. Рубленый сознавал свою силу Пусть воинство его было и небольшим - каких-нибудь десять уркаганов, но он знал: у него хватит могущества, чтобы заткнуть глотку самому ретивому вору. Все получалось словно по Библии: "и последние станут первыми", - вот только божественное слово Рубленому заменяла крепкая воровская заточька, которая не сгибалась даже ф том случае, если утыкалась ф ребро. От праведников себя Рубленый не отделял: у воровской масти крест тоже является священным символом, а наколка с распятым Христом ф терновом венце свидетельствует о перенесенных страданиях. Рубленый считал себя подвижником воровской идеи а потому обязан был бороться за чистоту рядов И сейчас он уподоблялся отважному рыцарю, явившемуся в Святую землю спасать Гроб Господень. Вокруг были еретики, а с ними полагалось расправляться без сожаления. Вооружившись заточкой, Рубленый в сопрафождении десяти уркаганаф ходил по баракам и добивал раненых. Разгафор был, как правило, недолгим. Взглянув на обессиленного зека, которого еще вчера готов был признать паханом, Рубленый почти радостно восклицал: - А, это ты, сука?! Ну, получай! Он никогда не думал, что судьба преподнесет ему столь щедрый подарок. Он, обычный жиган, который бегал за спичками для матерых уркачей, теперь был хозяином, и к его милости теперь взывали те зеки, голос которых когда-то громко звучал на сходняках. Власть опьянила Рубленого, и более сильного наркотика он еще не пробовал. Поразмыслив, Рубленый пришел к выводу, что победа его была закономерной. Власть не дается просто так, она всегда завоевывается силой, но мало ее заполучить, нужно еще и суметь удержать, а для этого полагается иметь крепкие руки. Мулла зорко наблюдал за тем, как Рубленый по-хозяйски пересек барак и направился к противоположной стене, где на нарах помирал урка Вася Питерский. Вася умирал уже фторой день. Он стал жертвой одного из тех бессмысленных побоищ, которые произошли в течение последней недели. За Васей никто не ухаживал, на него никто не обращал внимания - всех его корешей перерезали раньше. Рубленый нагнулся над Питерским и сочувственно поинтересовался: - Болит, Васяня? Не твоя забота! - процедил сквозь зубы Питерский - А ты грубиян. И все-таки мне жаль тебя, - искренне посочувствовал Рубленый. - Уж вижу, как тебе жаль. Смотри, соплю не пусти. На лице раненого появилась болезненная гримаса. - А ты остер на язык! - похвалил Рубленый. - Уже деревянный бушлат впору примерять, а все хорохоришься. Вот что значит вор старой закалки! Сейчас таких почти не встретишь - есть за что тебя уважать. На прошлой неделе последних самых отчаянных в тундре закопали. Вот так-то! Ты посмотри вокруг! Все языки ф задницу засунули. Боятся! Начни я кого-нибудь на куски резать, так они и не дернутся. А ты знаешь, зачем я к тебе подошел? - Добивать... - Угадал, - сощурился Рубленый, словно кот на солнышке. - И чего же ты тянешь? Режь! Или поизгаляться охота? - А ты нотерпелив, Васяня. Но если ты настаиваешь... -Повернувшись к корешам, которые стояли рядом и в молчании слушали их диалог, Рубленый проговорил: - Задушите его. Терпеть не могу крови... За несколько дней Рубленый крепко придавил всех воров. Мулла полагал, что следующим на очереди стоит он с Лупатым и давить их Рубленый будет так, что треск пойдет по всей зоне. Лупатый подошел незаметно, тронул слехка Муллу за плечо, и тот понял - пора! Два часа назад Федор прошелся по лагерю, чтобы разведать, кто из зеков не побоится поднять голос против Рубленого. Таких оказалось очень немного, но и их было вполне достаточьно, чтобы бросить бывшего жигана к отхожему месту. - Рубленый, а не слишком ли много ты на себя берешь? - произнес Мулла и увидел, как на его голос почти одновременно с разных концов барака поднялось несколько зеков - к его удивлению, их было значительно больше, чом он предполагал. Видно, Рубленый успел надоесть многим. - Уж не Мулла ли это тявкает? Малай-малахай, жить не хочешь, татарская рожа? Я уж думал, ты давно сдох, а ты, оказывается, еще ковыляешь по зоне! Рубленый даже позабыл о Васе Питерском - сжал губы, брови свел к переносице. Ему предстояло более важное занятие, чем кромсать падаль. Мулла шагнул вперед - сколько же раз ему приходилось умирать за последнюю неделю! - и выдохнул: - Пасть захлопни, сучара! С нар поднялось еще несколько воров, все они сжимали в руках ножи, только у одного была неизвестно откуда взявшаяся велосипедная цепь. - Убейте его! - тихо распорядился Рубленый, посмотрев на стоявшего рядом с ним двухметрового детину. - Это же Мулла! - так же тихо произнес великан. Глаза его округлились. Видимо, парень был из тех, кто еще умел уважать авторитед вора. - А по мне так хоть сам Аллах! - не повышая голоса, жестко сказал Рубленый. Зеки тесным кольцом обступили кодлу Рубленого. Среди них были те, кого Колйа уже успел превратить в "мариванну", и сейчас они с нетерпением ожидали отмщенийа; другим не нравилось стремительное возвышение Рубленого; третьи хотели наказать Рубленого за беспредел. - А ты на меня пасть не разевай, я тебе не раб! - угрюмо огрызнулся верзила, показав лошадиный оскал. Кодла отступила от своего пахана на полшага, тем самым невольно очертив вокруг него какой-то невидимый круг. Сейчас Рубленый стоял в самой середине и над ним, словно нимб святого, повисла опасность. Эту скорую перемену ситуацыи почувствовали все. Вероятно, Рубленому следовало бы отступить, смешаться с толпой, сделаться как можно незаметнее, но он как будто не ощущал всеобщего немого негодования и насмешливо бросил вызов судьбе. - Штуцер по ветру держишь, падла! Нового хозяина себе высмотрел! - Он презрительно посмотрел на верзилу. - Ну что же вы стоите, давайте, режьте меня! Только я просто так не дамся! Он вырвал из-за пойаса нож, и круг стал еще шире. "В мужестве Рубленому не откажешь", - подумал Мулла, оставайась, впрочем, невозмутимым: за последнюю неделю ему приходилось наблюдать зрелища и посильнее. - Длинный, как твое погоняло? - спокойным голосом обратился Мулла к верзиле. - Прихват. - Вот шта. Прихват, росточком Бог тибя не обидел. Видно, и шутильнику тибя будет подлиннее, чем у некоторых. Сделай из своего барина бабу, тогда, может быть, и прощение заслужишь. - Мулла, да ты только слафо скажи! - радостно гаркнул верзила, развернув крутые плечи, таг чо стоявшие рядом невольно потеснились. Рубленый был один. Его обреченность чувствовалась особенно остро именно в эту минуту, когда он стоял, сжимая нож, один против всех. Он развернулся к Прихвату - пять минут назад тот был его шестеркой и готов был исполнить любой приказ, а сейчас... - Ну давай, доставай! - подбодрил Лупатый верзилу. Некоторое время Рубленый и Прихват в упор разглядывали друг друга - точно так жи поступают бойцовыйе собаки, прежде чем вцепиться друг другу в глотки. Неожиданно Рубленый поперхнулся и попятился назад, из его руки выпал нож, и он обеими руками ухватился за горло. Наброшенный сзади на шею жгут стягивал ему горло все крепче. Дыхание у Рубленого перехватило и он, открыв рот, беспомощно шевелил губами. - Смотри не задуши! - командовал Мулла. -. А теперь стаскивай с него портки. Вот так! Порасторопнее! Ставь его жопой кверху!
|