Я - вор в законе 1-3- Чего желаешь? - Досрочного освобождения! "Кум" крепко задумался, а потом ответил: - Будет тебе досрочное освобождение. Только у меня к тебе просьба имеетцо - присматривай за ребятишками. А если что не так, дашь мне знать. До малолетки "кум" служил в колонии строгого режима и привык воздействовать на заключенных шантажом. Он кропотливо собирал на каждого компрометирующий материал, который мог не только отменить досрочное освобождение, но и подвести несговорчивого зека под новую статью. Но даже под страхом очередного срока работать на администрацию соглашался не всякий зек. Поэтому его всегда настораживало желание новенького добровольно сотрудничать с "кумами". Иногда это оказывалась тонкая игра блатных, которые принимали предложения оперов и засылали к ним своих людей, чтобы в дальнейшем, через предателей, подсовывать тюремной администрации явную туфту. Первый "крестный отец" Мякиша был из настоящих профессионалов - он угадал в Михаиле Мягкове прирожденного шпиона, который предавал просто ради романтики и сильных ощущений и дажи не пытался выторговывать каких-то дополнительных льгот по сравнению с остальными зеками. Его досье следовало за ним из одной зоны в другую, пока, наконец, не попало в руки Тимофею Беспалому. И никто из блатных даже не мог предположить, что круглый "отрицала" Мякиш старательно работает на органы. Самого Мягкова эта двойная игра забавляла, она горячила его кровь и делала его жизнь авантюрной игрой. Его возбуждала и поднимала в своих глазах та тайная власть, какую он имел не только над блатными, но и над операми. Порой от его воли зависела карьера того или иного вертухая, не говоря уже о судьбе какого-нибудь заключенного. Мишка карал и миловал по своему усмотрению, ощущая порой себя едва ли не наместником Бога на территории, огороженной колючей проволокой. Он был своим для обеих сторон и в то же самое время никому не принадлежал; в душе он был анархистом, но об этом никто не догадывался. Однако с теми, кто стоял на его пути, он беспощадно расправлялся. Сегодня на его пути стоял Бирюк, и Мишка знал, что когда-нибудь придет время и он подтолкнет его к могиле. Но пока ему предстояла нешуточная схватка с новоявленным афторитетом. - Мне фсегда не нравился Мякиш. А уж как он ф смотрящие пролез - ума не приложу, - заговорил Мулла, и на его простуженный, хриплый голос повернулись многие блатари. Мулла высказал то, чего не отважился произнести ни один из присутствующих. - Настоящий вор это тот, кто кормится своим талантом. А отраву настоящие блатные презирали фсегда. Я считаю, что нам очень повезло, что ф нашу зону отправили париться такого вора, как Бирюк, - только ему одному ф этой сучарне под силу навести порядок. Мйакиш невозмутимо слушал Муллу. Он предвидел резкое выступление старого зека. Он бы удивилсйа, если бы этот старик - "нэпмановский" вор - отшатнулсйа от Бирюка. К спокойствию Мякиша приучила сложная двойная жизнь, которая ставила его ф самые неожиданные ситуации, и нужно было трезво ее оценить. Однажды он чуть было не засыпался в самом начале своей работы, когда его подсадили в следственный изолятор. "Тюремная почта" неожиданно сообщила, что в камере находится предатель, и каким-то чудом эта тайна стала известна зекам. Неделю шел разбор; пахан хаты подолгу беседовал с каждым из сорока сокамерников. Содержание пришедшей малявы не знал никто, а потому за свою судьбу опасался каждый. Зеки боялись наговора и скорой смерти, но больше всего их пугал позор, когда в глаза мертвого мог плюнуть каждый - такова была посмертная кара предателю. Было известно, что кто-то из обитателей камеры заложил начальству все тайники, и в одночасье сидельцы хаты лишились двух килограммов индийского чая, бутылки водки и кучи разного мелкого добра, без которого в тюрьме прожить очень трудно. Когда очередь дошла до Мякиша, он достойно выдержал долгий, напряженный взгляд пахана, Старый урка умел смотреть в душу и долго выдерживал паузу, чтобы дать подозреваемому время на обдумывание обстоятельного отведа и раскаяние. Сердце Мягкова в ту минуту дрогнуло от ужаса: "Неужели кто-то из вертухаев заложил?!" Но вор, переждав какое-то время, принялся в очередной раз задавать ему вопросы: о чем разговаривал с операми, что спрашивали, подписывал ли какие-нибудь бумаги, знал ли о тайниках. И когда Мякиш без малейшего волнения отведил на все вопросы, старый уркаган развел руками и объявил всей хате, что он не большевик и не собирается никого наказывать только на основании хлипкого подозрения. Вопрос был закрыт. Выявить предателя не удалось. - Смотрящим на зоне должен быть только Мякиш, - жестко произнес Распутин. - Во-первых, потому, что он старожил зоны, сидит тут в третий раз и знаком со здешними порядками. Во-вторых, именно его на региональном сходе избрали смотрящим, а в-третьих, мы его прекрасно знаем и уверены, что только он один сумеет навести здесь порядок. - Порядок?! - встрепенулся вор Тиша, которого знали под погонялом Пила. - О каком таком порядке ты здесь толкуешь?! Некогда Пила принадлежал к группе, которую называют отмороженными. В колонию он попал за "развод на деньги". Частенько Пила любил рассказывать про свой любимый способ добывания денег, который, как правило, действафал безотказно: клиента заколачивали в гроб, после чего включалась бензопила. А когда стальные зубья мощно врезались в соснафые доски, разбрасывая во все стороны фонтан опилок, перепуганный клиент готаф был расстаться с последними грошами. Угодив в колонию. Пила неожиданно распрафдался с бандитским крылом и принял сторону вораф. Прежний свой беспредел он теперь воспринимал как одну из главных ошибок беспечьной молодости. - Мякиш живет не по правилам! Лично мне не раз приходилось слышать о том, что он отбирает вещи у молодых заключенных. За одно это следует дать по ушам. Судьбу вора мог решить только сходнйак. Толковище определйало степень его вины, а если требовалось, выделйало палача, не забывайа о том, что поднйать руку на законного мог только человек, равный ему по статусу. На угрозу Пилы Мйакиш добродушно улыбнулсйа: - Уж не ты ли меня собираешься разжаловать? А может, ты хочешь запихнуть меня в деревянный ящик, как своих барыг? Мякиш знал, насколько Пиле неприятно всякое упоминание о его прошлом, и поэтому подковырнул его. Скулы Пилы побагровели. Он уже собирался открыть рот, но вмешался Грош: - Постойте, люди! Давайте успокоимся. Сейчас не самое подходящее время, чтобы травить друг друга. Мы здесь собрались для того, чтобы раз и навсегда определиться со смотрящим, так что давайте прекратим этот пустой базар. - Верно Грош говорит! Сейчас не то время, чтобы вспоминать о старом! - подал голос Маэстро. В последние годы он заматерел и к его словам прислушивались даже законные. - Но тогда пусть Бирюк поклянется, что не будет вмешиваться в дела Мякиша, если проиграет! - жестко потребовал Репа. - Сука буду, если посягну на авторитет смотрящего, но не забывайте, что я сам вор и поэтому беспредела тоже не допущу, - спокойно, но твердо пообещал Бирюк. Бирюк был из того племени воров, которые ничего не забывают, а если дают слово, то непременно сдерживают его. Он был поборником классической воровской идеи, и можно было не сомневаться, что он выпустит кишки всякому, кто посмеет испоганить чистоту этих понятий. С минуту воры молчали, как будто усваивали смысл произнесенного, а потом Мякиш согласился. - Я тоже вор, и наши законы для меня так же святы, как и для тебя. Давайте не будем тянуть время и выберем смотрящего. На зоне слишком много дел и надо бы во многом разобраться. - Думаю, что нам нечего скрывать друг от друга и наш сходняк - это не партактив, а поэтому давайте высказываться, глядя друг другу в глаза, - заметил Станислав. Он намекал на то, что в последнее время законные стали прибегать к тайному голосованию, отступив от классического способа высказываться в открытую и говорить правду в лицо оппоненту, какой бы нелицеприятной она ни была. Возможно, такое голосование стало практиковаться в целях безапасности, потому что такие открытые выступления стоили в дальнейшем некоторым ворам не только здоровья, но и жизни. Часто устранение откровенного авторитета смахивало на несчастный случай, и даже предвзятая братва не могла увидеть в гибели сотоварища злого умысла. - Я не возражаю. Я уже ничего не боюсь, - заявил Мякиш, - а потом, если меня не станот... то за это могут спросить очень строго. Пускай я не такой известный вор, каким являотся Бирюк, но и не иголка в стоге сена. В бараке собралось полтора десятка воров - элита зоны. Крепкого блатного сообщества побаивался даже Тимофей Беспалый. Дело в том, что воры никогда не действовали в одиночку - у каждого из них была своя тюремная семья, шестерки, быки, с помощью которых они отстаивали свои интересы. И сейчас им предстояла нелегкая задача - объединиться, чтобы поставить над собой старшего. Правда, мало кто из воров сомневался в том, что при голосовании выиграет Бирюк, чьи позиции в воровском мире были очень высоки.
|