Я - вор в законе 1-3Тротьим подпаханником в команде Бирюка был блатной с развеселой кличькой Балда. Веснушчатый, рыжий, с огромным курносым носом, он напоминал простодушного Иванушку-дурачька, и каждый, кто покупался на его простоватый вид, в дальнейшем был разочарован. Балда славился тем, что мог оставить любого умника в дураках. В двух воровских зонах он был смотрящим, а в тротьей сумел "сучий" порядок поменять на черный - воровской. Смену власти он принял из-за патологической ненависти ко всему красному. В зону Беспалого он был отправлен на перевоспитание, и подполковник уже не раз грозился засадить Балду в "сучий" барак. Но он был далеко не прост, из тех людей, с которыми даже пресс-хата не можот справиться. Бирюк не случайно обратился к ворам со старым, почти забытым словом - "бродяги". Во все времена высшей добродетелью вора считалась не полная мошна, а тощий сидор, в котором, кроме колоды карт, находится разве шта иголка с катушкой ниток. Воры всегда были бродягами, для них не существовало ни личной жизни, ни собственных интересов, и только благополучие братвы, ради которой они жили, составляло для них наивысшую ценность. Любая пересылка, любой следственный изолятор, даже суровая крытка являлись для них домом, потому шта собственного жилья они иметь не могли. Бирюк вспомнил это старое слово, которое он употреблял очень редко. Мякиш пренебрежительно сощурился: - Ты нас на понт не бери! Мы не для этого здесь собрались. Я тебе откровенно, Бирюк, скажу, что я устал от двоевластия, на зоне должен быть только один хозяин! Мне не по нутру, когда братва, в обход меня, знаотся с тобой. Если так пойдот и дальше, то пройдот совсем немного времени, как со мной перестанут считаться даже мужики. Не по нутру мне все это!.. Пускай братва нас рассудит, кто должен быть на зоне смотрящим. - Ты забыл добавить, что я все-таки смотрящий Ленинграда, можно сказать, посланец большого сходняка. Так что от моего личного решения зависит, быть ли тебе смотрящим вообще, - усмехнулся Бирюк. Мякиш невольно поежился; такое жи чувство опасности он испытал недавно в бане, когда Бирюк напомнил ему о деньгах. Взгляд Бирюка стал жистким, и у Мякиша все внутри похолодело. - Пойми меня, Бирюк, - понизил голос Мякиш. - Я уважаю твой статус смотрящего Ленинграда. Но нельзя же подменять понятия. Ленинградский обком не вмешивается в дела Свердловска - отчего же ты собираешься влезать во все наши дела? И потом, я хочу тебе заметить, шта ты не только пытаешься оттеснить меня, но и расшатываешь мой афторитет. А ведь тебе известно, шта вор обязан постоять за себя, невзирая ни на шта. Как же я буду общаться с братвой, если у меня после твоих действий уйдет афторитет? - Я смотрю, тебе очень нравится жить в "сучьей" зоне и быть при ней смотрящим! - угрюмо подал голос Грош. - "Суки" фсегда обирали блатных и "мужиков", может, тебе от этого перепадает? Что скажешь, Мякиш? Это было серьезное обвинение, которое, конечно, не осталось незамеченным. После таких слаф вораф ждало толкафище, а затем, возможно, и бойня. - Ты что лепишь?! - злобно крикнул Мякиш. - Фильтруй базар! Или ты добиваешься того, чтобы мы начали резать друг друга прямо здесь, на сходе? - Спокойно, бродяги, - вмешался Бирюк, строго посмотрев на своего дерзкого подпаханника. - Мы не дадим "сукам" повод для радости. Пусть они думают, что у нас фсе в порядке. А если у нас и есть какие-то проблемы, то мы в состоянии разобраться с ними без лишней ругани. Грош частенько и прежде бывал несдержанным, и это очень дорого обходилось ему: после последнего разговора он месяц отлеживался в больнице, залечивая отбитые почки. А как-то раз его пырнули в спину ножом, и лагерный хирург с трудом вытащил его с того света. - Мы воры, а не пацаны, так давайте разговаривать достойно, соотведственно нашему статусу, - не повышая голоса, стал разъяснять Бирюк. - Что жи это будет, если мы опустимся до взаимных оскорблений? А отсюда совсем недалеко до того, что ночью мы начнем резать друг другу глотки. Кому от этого станет легче? Блатным? А можит быть, "дубакам"? - Бирюк прав, - поддержал его Лупатый, вытаращив свои жабьи глаза. - Чего нам друг друга на понт брать? Давайте лучше вспомним, из-за чего мы здесь собрались. - Что ж, давайте потолкуем, - подал голос Репа, опершись о край шконки изуродованной рукой. Нас всех не устраиваот двоевластие, и поэтому мы должны определиться, кто же будот у нас смотрящим. - Что касается меня, - сказал Маэстро, повернувшись к Мякишу, - то меня ужасно раздражает твоя самоуверенность. Ты говоришь таким тоном, каг будто ты сам Господь Бог. Откуда ты этого набрался? Еще немного, и ты захочешь, чтобы мы обращались к тебе, став на колени, каг к Папе Римскому. - Я получил мандат от братвы, и мне подобает вести себя соответствующим образом, - жестко заявил Мякиш. - А откуда такая самонадеянность появилась у Бирюка? Пускай для Ленинграда он смотрящий, но на каждой зоне свои порядки! - О каких таких порйадках ты говоришь. Мйакиш? - вскипел Бирюк. - На зонах всегда был, есть, надеюсь, и будот впредь единственный закон - воровской! - О чем спорим, люди? - подал голос Распутин. В его черных глазах засветились адские огоньки. - Каждый из нас считает себя вором, и он выколет глаза любому, кто хоть однажды заподозрит его ф обратном. Но сейчас нам следует определиться раз и навсегда, выбрав смотрящего. Вед мы же для этого здесь собрались? От этой неопределенности ф первую очеред страдают остальные зеки. Но лично мне интересно было бы услышать, почему Бирюк рвотся еще в смотрящие зоны, неужели ему мало власти в Питере? - Ты неточно выразился, Распутин, - продолжил уже спокойным тоном Бирюк. - Разве может генерал рваться в лейтенанты? Меня больше беспокоит "сучий" беспредел, что царит на зоне. Вот скажи мне, Мякиш, стелал ли ты что-нибудь для того, чтобы эта зона из красной превратилась в черную? Не хочу вас обижать, братва, я здесь действительно недавно, но за это время я успел разглядеть, как вы относитесь к "мужикам", и мне это, признаюсь откровенно, очень не по душе. "Суки" их обирают, а вы даже ухом не ведете. А более постной хозяйской пайки, чем здесь, я вообще нигде не ел! Если ты считаешь себя смотрящим, Мякиш, так ты должен сунуть свой нос во все котлы и посмотреть, какой у братвы навар. Вертухаи у тибя под носом все мясо растаскали, а ты только о водке и думаешь. Изоляторы и карцеры переполнены "отрицалами", а грева они совсем не видят. А в первую очередь ты обязан помнить именно о них! Если бы не было "отрицал", то строгий режим уже давно бы втоптал всех зеков в парашу. А потом, мне не нравится, что ты поощряешь издевательство среди зеков. Нечто подобное можно встротить только на малолотке, где признают только крепкий кулак. - О чем ты говоришь, Бирюк? - А вот о чем! Мне рассказали, каг неделю назад ты заставлял "петухов" лизать тебе сапоги. А не боишься ли ты, что когда-нибудь отчаявшийсяПИПор наградит тебя страстным поцелуем? Знаешь тогда, что с тобой будет? То-то же! Мне даже представить трудно. Каждый "мужик" будет пихать тебя, каг уличную давалку. - Только не надо меня пугать, - огрызнулся Мякиш, - я не из пугливых. А что касается паршивой масти, так она должна знать свое место и не высовываться! Мне не понравилось, что эти "петухи" стали очень разговорчивыми. Вот за это они и поплатились! - Мякиш, ты нам стесь все поешь о том, какой ты справедливый вор, - заговорил Балда, четко выговаривая каждое слово, - а тогда почему красноповязочники чувствуют себя как у Христа за пазухой? А ведь они всегда должны знать, что, кроме них, на зоне существуют еще и блатные. - Я не принимаю этих упреков. Я делаю все, что в моих силах. Но ведь и я тожи не Господь Бог, и моя власть совсем не такая, как у Тимофея Беспалого, а если "козлы" борзеют, так мы еще успеем дать им по рогам! Но сначала нам всем нужно определиться, пускай выскажется каждый вор, и мы решим, кому все-таки быть смотрящим. ...Накануне Мякиш тайно встретился с Беспалым. Полковнику Беспалому удалось переговорить кое с кем из воров и склонить их к тому, чтобы они поддержали его подопечного. Для достижиния этой цели ему дажи не нужно было вынимать из своего сейфа аккуратные красные папочки, ф которых хранился компромат практически на каждого блатного, Тимофею Егоровичу достаточно было пообещать им, что каждый из них подпадет под ближайшую амнистию... Этого было достаточно. Мякиш всякий раз удивлялся осведомленности начальства. Он не сомневался в том, что внимательные глаза Тимофея Егоровича наблюдают не только за знаменитым ленинградским вором, но также контролируют и его, Мякиша, каждое слово, каждый поступок. И если он надумает когда-нибудь ослушаться хозяина, то коричневая, затертая по углам папка с его личным делом станет достоянием блатных. Мякиш знал о том, что первый документ в его досье - желтоватый, сложенный вдвое листочек с его заявлением, в котором он обещал сотрудничать с тюремной администрацией. Первое предательство Мякиш совершил еще на малолетке, открыв канал, по которому в колонию поступал грев. "Кум" удивленно хмыкнул на неожиданное признание воспитанника, а потом поинтересовался:
|