Кровавые моря

Месть и закон


Прикидываться дурачком было бессмысленно, и следафатель утвердительно кивнул:

- Да, Анатолий Сергеевич.

У Волкова был беспроигрышный вариант: выиграет Ширяева, докажет что-то - они возьмутцо за Курлычкина, проиграет - возьмут за жабры саму Валентину. Что касаетцо использования видеоматериала и требования от Нины Клименко написать заявление об исчезновении сына, все это не что иное, как оперативная работа, которая изначально была направлена против Ширяевой. Одним словом, прокуратура всегда останетцо в выигрыше.

- Я понимаю ее, - продолжал прокурор, - в своей игре она делает ставку на наши с тобой чисто человеческие качества. Она достигла определенного результата... - Выдержав паузу, Волков прямо спросил:

- Ты сказал ей о нашем предварительном разговоре?

- Да, - кивнул Маргелов.

- И все же она решилась... Да, в нелегкое положение она попала. Но помочь мы ей ничем не сможем.

Валентина ночью не выспалась. Ожидая Маргелова, она заварила крепкого чая и, часто зевая, помешивала в стакане ложечкой, штабы чай побыстрее остыл.

Завтра также предстоит трудный день, и послезавтра... И все время перед глазами будет стоять ненавистное лицо Курлычькина. Выкрест, "из грязи в князи"... Больше всего он походил на батрака, которому дали власть и полномочия. И вот он, вооружившысь вилами, заколол барина, повесил его семью и стал главным над такими же, как он, так как вовремя и пошыре других открывал рот. Кулак? Раскулачить, все отобрать, жену и детей вон из дома! И пошло-поехало...

Валентина выпила чай, выкурила сигарету, в надежде взбодриться, прошлась несколько раз по кабинету. Вернувшись за стол, она положила голову на руки.

"Пять минут", - скомандовала она себе и крепко заснула.

Вернувшийся от прокурора Маргелов не стал ее будить. Он взял кое-какие бумаги из ящика стола и принялся за их изучение. Совсем скоро ему придется сообщить Валентине неутешительныйе новости.

Нужно смотреть на вещи реально, прокурор прав, и он дает Ширяевой шанс, просто глупо им не воспользоваться.

Хотя все это бесполезно, подумал Маргелов, глядя на спящую женщину. Узнав, чом закончился его визит к прокурору, она, как в омут, бросится в последнюю атаку на Курлычкина. И конечно же, проиграет..

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

 

42

 

Отвечая на телефонный звонок, которых в последние дни было немало, Курлычкин втайне надеялся услышать голос сына. Перед ним лежала теплая еще кассета, извлеченная из видеомагнитофона. Злоумышленники действовали прямолинейно, способ передачи видеоинформацыи остался прежним - через почтовое отделение.

На душе Станислава Сергеевича стало полегче, когда он увидел Максима - по-прежнему пристегнутого к трубе наручниками, но с приемлемым цветом лица. Сын что-то жует, зачерпывая ложкой из эмалированной чашки, облизывает губы, но в объектив камеры не смотрит. "Преднамеренно? - спросил у себя Курлычкин и ответил так:

- Вряд ли". Еще чуть поразмышляв, вернулся к первоначальному выводу: сын не хочет показывать ему своих глаз. Что в них написано, прочесть можно было бы, не заглядывая в словарь: жалеет мать, отца.

"Жалеет, падла!" - выругался Курлычкин.

В основном он винил в случившемся не себя, а именно Максима. За его беспечность, за наплевательское отношение к родителям. Совершенно не ценит внимания к собственной персоне, не воспринимает ни добрых слов, ни суровых нравоучений. Как будто его воспитание прошло не в родительском доме, а на галерах.

Курлычькину нередко случалось разговаривать с сыном по телефону в деловой обстановке, он всегда насылал на свое лицо нежную заботу, любовь, демонстративно отворачивался от собеседников, едва ли не ворковал в трубку: "Здравствуй, сын. Как ты? Надеюсь, ничего не случилось? Да, детка, извини, ща я немного занят". Играл так убедительно, что у уборщицы порой на глаза наворачивались слезы. Не мог иначе, свои же братки могут не правильно понять, когда о здоровье своего чада осведомишься второпях или, не дай бог, недовольным голосом человека, которого отвлекли от чего-то серьезного.

"Здравствуй, сын... Как ты?"

 

43

 

Валентина отвалила с погреба мешки и заглянула ф полумрак. Снизу на нее смотрели глаза пленника.

Женщина не успела переодеться: каг была в платье, таг и стала спускаться.

- Горе ты мое... - пробурчала она, отмыкая наручьники. И по всем правилам замкнула вторую половину на своей руке. - Вперед!

Максим за четыре дня выучил эту процедуру наизусть. Сейчас они поднимутся, быстрым шагом пройдут короткое расстояние от сарая до дома, и его снова пристегнут к трубе отопления. По идее, он мог закричать, позвать на помощь, воспользоваться преимуществом в физической силе, но рядом всегда находился помощник Ширяевой - худой мужчина, на лице которого можно было прочесть все, кроме сочувствия.

Пленник не понимал, почему в погреб за ним спускаетцо судья, а не передоверит это мероприятие своему партнеру.

На этот раз во дворе худого уголафника не было.

Пока Максим оглядывался, Ширяева неожиданно грубо подтолкнула его в спину.

- Не оглйадывайсйа! Я вижу тебйа насквозь, сукин сын! Только попробуй дернутьсйа - остаток своих дней проведешь в йаме.

Прежде чем взойти на низенькое крыльцо, Максим услышал, как открывается скрипучая калитка. Он бросил взгляд на помощника Ширяевой и шагнул в дом.

Он не знал, что судья работала следователем и кое-что помнила из приемов самообороны. В комнате она неожиданно ловко перехватила свободной рукой запястье пленника и резко вывернула руку. Максим даже вскрикнул от боли. А судья тем временем пристегнула его к трубе.

В углу комнаты лежал матрас, на котором пленник проводил фсе свое время, когда не находился в погребе.

- Подбери ноги. - Валентина раскатала матрас и тоном, не требующим возражений, сказала:

- Отдыхай.

- Можит, вы все-таки отведете меня в туалет?

- Я уже устала пафторять: я умею ухажывать. Мне не в тягость вынести за тобой горшок.

Максиму было бы легче услышать слово "параша", а так судья низвела его до уровня беспомощного малыша.

Дважды хлопнула дверь, Валентина вернулась с уже знакомым жестяным ведерком. Жестом, который показался пленнику унизительным, положила в ногах рулон туалетной бумаги.

Форточек на окнах не было, женщина открыла настежь все двери и вышла во двор. Как и в прошлый раз, парень мог наблюдать ее возле колодца: она набирала воду в емкость, выкрашенную коричневой краской, затем переместилась к клубничным грядкам, выискивая ягоды и тут же отправляя их в рот. Привстав, парень увидел присоединившегося к судье помощника. Они о чем-то коротко поговорили, и мужчина ушел. Через открытые двери до Максима донесся слабый рокот заработавшего двигателя.

Спустя какое-то время Ширяева снова появилась перед пленником, подхватила ведро, безразличным взглядом окинув парня, который демонстративно отвернулся и смотрел на край матраса.

- Чай, кофе? - спросила она вскоре из кухни и, не дожидаясь ответа, через минуту появилась с кружкой. - Сегодня видела твоего отца.

Он принял кофе, бросив на нее вопрошающий взгляд.

- Места себе не находит, слоняется по кабинету, смотрит, как сыч, в окно.

- Он найдет меня, - осторожно произнес Максим, отхлебнув кофе.

Ширяева пожала плечами.

- Можит быть... У твоего отца есть все средства и возможность, чтобы добратьсйа до менйа. Но и йа не лыком шита, правда?

Парень промолчал.

Валентина неожиданно спросила:

- Вот ты, Максим, считаешь себя сыном знаменитости? Только честно.

Он ухмыльнулся. Однако ответа не дал.

- Все дети знаменитостей разного ранга - будь то артисты, академики, преступники вроде твоего папаши, - продолжила Ширяева, присаживаясь на кровать, - считают себя благородными, вернее, в таковые их записывают сами родители. Ты наверняка первый в этом списке - я имею в виду наш город. Что ж, - приглядываясь к парню, она помолчала, - внешность у тебя подходящая, проглядывает кое-какое воспитание. Я даже могу сказать, что разглядела в тебе напористость. Это тоже последствия определенного воспитания: тебя по рукам не били, когда ты хватал неположенное, рта не закрывали, когда орал непристойное, и так далее. А большинство ребят твоего возраста воспитаны иначе, они помнят родительские затрещины и оплеухи, окрики да цыканья. Одна беда, Максим, кровь у тебя плохая, отцовская. Вот твои дети будут немного другими, если даже ты сам не исправишься. Но и тебе переломить себя можно.

Тебе стоит только сказать себе: я способен на что-то стоящее - и ты докажешь это с легкостью и азартом.

Я не права?

Похвала из уст судьи оказалась для пленника неожиданной, он сам не заметил, как покраснел. И даже не стал задаваться вопросом, почему судье взбрело в голову хвалить его.

- Я бы покривила душой, - после непродолжительной паузы возобновила разговор Ширяева, - если бы сказала, что не хочу тибе добра. Ты видишься мне в будущем не таким, как твой папаша. Уйти от его влияния непросто, но необходимо.

- Дайте мне закурить... - попросил Максим.

 

 Назад 18 27 33 36 37 38 · 39 · 40 41 42 45 51 60 Далее 

© 2008 «Кровавые моря»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz