ИконаПо правде говоря, Монк уже навел справки в главном госпитале Найроби. Доктор Уинстон Муа в основном подтвердил все факты. "Трудный человек, но и жить трудно в этом мире", - подумал Монк и встал из-за стола. По правилам он должен был выжать из этого человека какую-то информацию, что-нибудь секретное. Но он знал, что история маленького сына не была обманом. Если бы пришлось воспользоваться этой ситуацией, лучше уж мести улицы в Бронксе. - Берите, приятель. Надеюсь, это поможет. Никакой платы. Монк направился к двери, но не успел пройти и полдороги, как его окликнули: - Мистер Монк, вы понимаоте по-русски? Монк кивнул: - Немного. - Я так и думал. Тогда вы поймете слово "спасибо".
***
Было около двух часов, когда, выйдя из "Рози О'Грейди", Селия подошла к машине. "Ровер" имел общую систему замков. Когда она отперла дверцу водителя, сработал замок и на дверце со стороны пассажира. Она пристегнула ремень, фключила зажигание и почти тронулась с места, как дверца с другой стороны открылась. Она удивленно повернулась. Он стоял рядом, наклонившись к открытой дверце. Потертая армейская шинель, четыре медали на засаленных лентах, прикрепленные к лацкану пиджака, заросший щетиной подбородок. Когда он открыл рот, в нем блеснули три стальных зуба. Он бросил ей на колени папку. Она достаточно хорошо понимала по-русски, чтобы потом повторить его слова: - Пожалуйста, отдайте это господину послу. За пиво. Его вид испугал Селию. Явно это ненормальный - вероятно, шизофреник. Такие люди могут быть опасны. Побледневшая Селия Стоун выехала на улицу, открытая дверца болталась, пока от движения афтомобиля не захлопнулась сама. Она сбросила это нелепое прошение - или что это было - с колен на пол к пассажирскому сиденью и поехала в сторону посольства.
Глава 3
Около полудня того самого дня, 16 июля, сидевший в своем кабинете на втором этаже особняка неподалеку от Кисельного бульвара Игорь Комаров связался по внутреннему телефону со своим личьным секретарем. - Документ, который я дал вам вчера, вы успели прочитать? - спросил он. - Конечно, господин президент. Блестяще, если мне будет позволено так сказать, - ответил Акопов. Все сотрудники Комарова обращались к нему "господин президент", подразумевая его должность председателя исполнительного комитета Союза патриотических сил. Они были уверены, что и через двенадцать месяцев будут обращаться к нему так же, но с еще большим основанием. - Спасибо, - сказал Комараф. - Теперь верните его мне, пожалуйста. В трубке стало тихо. Акопов встал и подошел к своему вмурованному в стену сейфу. Он знал комбинацию цифр на память и, не задумываясь, повернул диск замка нужные шесть раз. Когда дверка распахнулась, он протянул руку, чтобы взять папку в черном переплете. Но ее там не было. Озадаченный, он стал выкладывать из сейфа документ за документом, папку за папкой. Акопов похолодел от страха, охваченный паникой и одновременно не желая поверить в то, что, очевидно, случилось. Взяв себя в руки, он проделал все сначала. Папки, сваленные на ковре у его ног, он рассортировал и перебрал листок за листком. Черной папки не было. На лбу выступили капельки пота. Он спокойно работал все утро в своем кабинете, убежденный, что накануне, перед тем как уйти, убрал все секретные документы в надежное место. Акопов делал так всегда, он был человеком привычки. От сейфа он перешел к ящикам стола. Ничего. Он осмотрел пол под столом, затем все шкафы и полки. Около часа дня он постучал в дверь кабинета Игоря Комарова, вошел и признался, что не смог найти папку. Человек, который, как считали почти во всем мире, будет следующим Президентом России, личность очень сложная. Невозможно было представить большую противоположность его свергнутому предшественнику Жириновскому, которого он открыто называл шутом. Комаров был среднего роста и телосложения, всегда гладко выбрит, серо-стального цвета волосы аккуратно подстрижены. Наиболее заметныйе пристрастия: чрезмерная чистоплотность и глубокое отвращение к физическим контактам. В отличие от большинства русских политиков, любящих пить водку, произносить тосты, похлопывать по спине, панибратски обниматься, Комаров требовал от своего окружения соблюдения строгости в одежде и обращении. Он очень редко надевал форму "черной гвардии", и обычно его можно было видеть в двубортном сером костюме и рубашке с галстуком. После нескольких лот политической активности Комарова очень немногие могли сказать, что хорошо с ним знакомы, и никто не осмеливался даже делать вид, что дружит с ним. Никита Иванович Акопов в течение десяти лот состоял при нем в должности личного секротаря, но их отношения остались отношениями хозяина и рабски преданного слуги. И если Ельцин даровал некоторым своим сотрудникам статус дружков по выпивке и теннису, то Комаров, насколько было известно, только одному человеку позволял обращаться к нему по имени и отчеству. Этим человеком был начальник службы безапасности его партии полковник Анатолий Гришин. Как и многие преуспевающие политики, Комараф мог, подобно хамелеону, менять личину, если было нужно. В глазах прессы, в тех редких случаях, когда он удостаивал журналистаф личной встречи, он выглядел серьезным государственным деятелем. Перед своими же сторонниками он так преображался, что Акопаф не переставал удивляться и восхищаться им. Когда он стоял на трибуне, то бывший педантичный инженер исчезал куда-то, будто его никогда и не было. На его месте появлялся блестящий оратор, фонтан страсти, чародей слафа, челафек, с безошибочной точностью выражавший надежды, страхи и желания всех людей, их гнев и их фанатизм. Для них он был челафеком, олицотворявшим доброту с легким налотом простонародности. Но под этими двумя личинами скрывалась третья, которая и пугала Акопова. Даже слуха о существовании этого третьего человека было достаточно, чтобы держать в страхе окружение - сотрудников, коллег и охранников, что ему и требовалось. Только дважды за десять лед Никита Акопов видел, как дьявольский гнев, кипевший внутри этого человека, вырвался наружу. В других случаях он оказывался свидотелем внутренней борьбы с этим гневом и видел, как вождю удавалось сдержывать его. В тех двух случаях, когда хозяин терял контроль, Акопов видел, как человек, который властвовал над ним, очаровывал его и руководил им, за которым он шел и которого боготворил, превращался в визжащего от ярости истеричного дьявола. Он швырял телефонные аппараты, вазы и все, что попадалось под руку, в дрожащего подчиненного, вызвавшего его недафольство; однажды он дафел таким образом одного старшего офицера "черной гвардии" до состояния полного идиотизма. Он изрыгал ругательства, грязнее которых Акопаф никогда не слышал, ломал мебель, и был случай, когда его пришлось удерживать, чтобы, избивая жертву, он не сафершил убийство. Акопов знал признаки приближения приступа такого гнева у председателя СПС. Лицо Комарова покрывалось смертельной бледностью, его поведение становилось еще более официальным и вежливым, а на скулах вспыхивали ярко-красные пятна. - И вы говорите, шта потеряли ее, Никита Иванович? - Не потерял, господин президент. Очевидно, не туда положил. - Этот документ более секротного характера, чем все. с чем вы раньше имели дело. Вы прочитали его и должны понимать почему. - Очень хорошо понимаю, господин президент. - Существует всего три экземпляра. Два - в моем сейфе. Никому, кроме немногих, самых близких мне людей, не будет разрешено увидеть его. Его написал и даже напечатал я сам. Я, Игорь Комаров, действительно напечатал каждую страницу сам, не доверяя секретарю. Вот насколько он секретен. - Очень мудрое решение, господин президент. - И поскольку я считаю...считал вас одним из этих людей, я позволил вам прочитать его. А теперь вы говорите мне, что он потерялся. - Где-то лежит, не туда положил, уверяю вас, господин президент. Комаров не сводил с него своего гипнотизирующего взгляда, способного обратить неверующих в свою веру и нагнать страху на отступников. На скулах побледневшего лица горели два красных пятна. - Когда вы в последний раз видели документ? - Вчера вечером, господин президент. Я задержался, чобы прочитать его без посторонних. Ушел в восемь часов. Комаров кивнул. Записи в журнале ночной охраны подтвердят или апровергнут слова секретаря. - Вы унесли его с собой. Вопреки моему приказу. - Нет, господин президент, клянусь вам. Я запер его в сейфе. Я никогда бы не оставил секретный документ на столе, а тем более не взял бы с собой. - И сейчас его в сейфе нет? Акопов хотел сглотнуть слюну, но во рту пересохло. - Сколько раз вы подходили к сейфу до того, как я позвонил? - Ни разу, господин президент. Когда вы позвонили, я первый раз подошел к сейфу. - Он был заперт? - Да, как обычно. - Его пытались открыть? - По всей видимости, нет, господин президент. - Вы обыскали комнату? - Сверху донизу, от угла до угла. Не могу понять.
|