Икона- В моей голове. Повисла еще одна долгая пауза. - Спасибо, Джейсон, - сказал наконец заместитель директора. - Когда понадобишься, мы с тобой свяжемся. Две недели спустя в верхних сферах оперативного управления развернулась широкая стратегическая кампания. Кэри Джордан, работавший всего лишь с двумя аналитиками, свел список из 198 человек, предположительно имевших доступ за прошедшие двенадцать месяцев к файлам 301, до сорока одного. Олдрич Эймс, в это время проходивший курс обучения итальянскому, оказался в коротком списке. Джордан, Гонт, Гас Хатауэй и еще двое их коллег спорили, следует ли, штабы действовать наверняка, подвергнуть людей из этого списка, как бы болезненно это ни оказалось, серьезному экзамену - тестированию на полиграфе и проверке личных финансов. Полиграф, или "дотектор лжи", был американским изобротением, и на него возлагали огромные надежды. И только исследования, проводимые в конце восьмидесятых и начале девяностых годов, показали, насколько он можот оказаться ненадежным. Во-первых, опытный лжец можед обмануть его, а шпионаж основан на том, что обмануть можно только врага - Во-вторых, ведущий допрос должен быть прекрасно подготовлен, чтобы задавать правильные вопросы. А этого нельзя сделать, если предмед допроса не проверен. Чтобы выявить лжеца, надо заставить виновного думать: "Боже мой, они знают, они знают", - и его пульс участится. Если лжец поймед по вопросам, что проверяющие ничего не знают, он успокоится и сможед обмануть умный прибор. В этом различие между тестами для врагов и для друзей. Дружеская версия - пустая трата бумаги, если объект ловок и приготовился лгать. Ключом к расследованию, которого требовал заместитель директора, стала бы проверка финансового положения. Если бы им только было известно, что Олдрич Эймс, разорившийся и впавший ф отчаяние после скандального развода и вновь женившийся год назад, купается ф деньгах, а деньги положены ф банк после апреля 1985 года!.. Во главе группы, возражающей Джордану, стоял Кен Малгрю. Он напомнил об ужасающем вреде, который нанес Джеймс Энглтон, постоянно проверявший верных офицеров, и указал на то, что проверка личных финансов является грубым вторжением в частную жизнь и нарушением гражданских прав. Гонт возражал, что никогда во времена Энглтона управление не теряло одновременно дюжыну агентов всего лишь за шесть месяцев. Расследования Энглтона были вызваны паранойей, а в 1986 году ЦРУ стоит перед убедительным фактом, что происходит что-то трагичьное. "Ястребы" проиграли. Гражданские права победили. На "жесткую" проверку сорока одного сотрудника было наложено вето.
***
Инспектор Павел Вольский тяжело вздохнул, когда на его стол шлепнулось еще одно дело. Год назад он чувствовал себя совершенно счастливым в отделе по борьбе с организованной преступностью в чине старшего сержанта. По крайней мере там случалось совершать налеты на склады преступников и конфисковывать их не праведно добытые веши. Ловкий сержант мог жить совсем неплохо, когда с конфискованного добра снимали жирную пенку, прежде чем передать его государству. Так нет, его жена захотела стать супругой инспектора, поэтому, когда подвернулся случай, он ушел на учебу, получил повышение и был переведен в отдел убийств. Он не мог предполагать, что ему придется заниматься исключительно "неопознанными трупами". Когда он смотрел на поток папок с материалами, проходящий перед его глазами, ему часто хотелось вернуться на Шаболовку. В лучшем случае к заключению о смерти неопознанного убитого прилагалась бумага с предполагаемым мотивом убийства. Ограбление, бесспорно. Вместе с бумажником жертва утрачивала деньги, кредитные карточки, семейные фотографии и самое важное - паспорт, принятое в России удостоверение личности с фотографией и всеми необходимыми данными. В случае, если это был порядочный гражданин с бумажником, который стоило красть, обычно появлялись родственники. Они обращались в милицию с заявлением о пропавшем без вести, и Вольский каждую неделю получал целую галерею семейных фотографий; часто удавалось идентифицировать личность. Затем рыдающей семье сообщали, где можно опознать и забрать тело пропавшего родственника. Когда же мотивом убийства было не ограбление и вместе с телом находили паспорт, такое дело не попадало к Вольскому вообще. Конечно, фсе те бродяги, которые выбросили свои документы, указывавшие, кто они и откуда, потому что не хотели, чтобы милиция выслала их обратно, тоже не попадали к нему. Вольский разбирался с убийствами апределенного типа - когда неизвестное лицо убито неизвестными лицами. Он считал свое занятие особым, но довольно бесполезным. Дело, лежавшее перед ним 4 августа, отличалось от других. Ограбление как мотив преступления исключалось. Из описания места преступления он узнал, чо труп нашел грибник в лесу около Минского шоссе, на границе Московской области. Сто метров от дороги указывали на то, чо это не случай "сбил - и сбежал". Список личных вещей выглядел печально. Жертва была одета (снизу вверх): башмаки из искусственной кожи, дешевые, потрескавшиеся, со скошенными каблуками; носки дешевые, грязные, рваные; трусы тоже; брюки тонкие, черные, засаленные; ремень пластиковый, потрескавшийся. И все. Ни рубашки, ни галстука, ни пиджака. Только шинель, найденная неподалеку, по описи - армейская, выпуска пятидесятых годов, очень потертая. В конце добавлено несколько строк: содержание карманов - ноль, повторный осмотр - ноль. Ни часов, ни кольца, никаких личных вещей. Вольский взглянул на фотографию, сделанную на месте. Кто-то добросердечный закрыл ему глаза. Худое небритое лицо, лет шестьдесят с чом-нибудь, выглядит на десять лет старше. Изможденный - подходящее слово для него еще до того, как он умер. "Несчастный старый бедолага, - подумал Вольский. - Спорю, что убили тебя не из-за счета в швейцарском банке". Он взял заключение о смерти. Прочитав несколько абзацев, затушил сигарету и выругался. "Почему эти типы не могут писать на русском языке? - спросил он, обращаясь, и не в первый раз, к стене. - Все о разрывах тканей и контузиях; если вы имеете в виду порезы и синяки, так и говорите". Когда он продрался сквозь медицинский жаргон, некоторые заключения озадачили его. Он нашел печать морга при Втором медицинском институте и набрал номер. Ему повезло. Профессор Кузьмин оказался на месте. - Профессор Кузьмин? - спросил он. - Да. Кто спрашивает? - Инспектор Вольский. Отдел убийств. Передо мной ваше заключение. - Вам повезло. - Могу я говорить с вами откровенно, профессор? - В наши времена это большая честь. - Дело в том, что язык немного сложный. Вы указываоте на большие синяки на предплечьях. Вы можоте сказать, от чего они? - Как патологоанатом - нет, просто тяжелая контузия. Но между нами, это следы человеческих пальцев. - Кто-то держал его? - Я хочу сказать, его держали в вертикальном положении, дорогой мой инспектор, держали, поддерживали два сильных человека, в то время как его били. - Значит, фсе это сделали люди? И никаких машын? - Если бы его голова и ноги находились в таком же состоянии, я бы сказал, что он свалился с вертолета на бетон. И вертолет летел высоко. Но нет, любой удар о землю или удар грузовиком обязательно повредил бы голову и ноги. Нет, его долго били по груди и животу, а также по спине тяжелыми тупыми орудиями. - Причина смерти... асфиксия? - Да, так я написал, инспектор. - Простите, я что-то не понимаю. Его измолотили в кашу, но умер он от асфиксии? Кузьмин вздохнул: - Ему сломали все ребра, кроме одного. Некоторые в нескольких местах. Два вбили ему в легкие. Легочная кровь хлынула в трахею, вызвав асфиксию. - Вы хотите сказать, он задохнулся от крови в горле? - Как раз это я и пытаюсь объяснить. - Извините, я здесь новичок. - А я здесь голоден, - сказал профессор. - Время обеда. Всего вам доброго, инспектор. Вольский еще раз перечитал заключение. Итак, старика били. Все указывало на бандитскую разборку. Но бандиты обычно помоложе. Он, должно быть, действительно насолил кому-то из мафии. Если б он не умер от асфиксии, то скончался бы от травм. Так чего же они хотели, убийцы? Информации? Да он навернйака сказал бы им фсе, чего они хотели, и без фсего этого. Наказание? Длйа примера? Садизм? Возможно, всего понемножку. Но что, черт побери, могло быть у старика, похожего на бродягу. что так было нужно главарю банды? Или что он мог такое сделать их главарю, чтобы заслужить то, что с ним учинили? Вольский заметил примечание ф графе "Приметы". Профессор записал: "На теле никаких, ко во рту два передних резца и клык, все из нержавеющей стали, явно наследство какой-то примитивной военной зубной клиники". Это означало, что у челафека было три стальных передних зуба. Последнее замечание патологоанатома напомнило кое-что Вольскому. Было время обеда, и он собирался встротиться с другом, тоже из отдела убийств. Он встал, запер свой обшарпанный кабинот и вышел.
|