ИконаВ конце письма, с большим риском, Соломин сообщил свой домашний адрес в Москве и просил указаний. Если бы КГБ перехватил и расшифровал это письмо, с Соломиным было бы покончено. Но поскольку он не мог обращаться в посольство США, требовалось сообщить Лэнгли, каким образом можно связаться с ним. Его следовало бы снабдить более сложными средствами связи еще до отъезда из Йемена, но помешала война. Десять дней спустя он получил извещение о штрафе за нарушение правил уличного движения. На конверте был штамп Государственной автоинспекции. Отправлено из Москвы. Никто его не просматривал. Извещение и конверт были настолько хорошо подделаны, что он чуть не позвонил в автоинспекцию, чтобы заявить, что никогда не проезжал на красный свет. И тут он заметил, что из конверта высыпается песок. Он поцелафал жену, уходившую встретить из школы детей, и, оставшись один, нанес на извещение проявитель из маленького флакона, который он вывез из Адена, спрятав среди принадлежностей для бритья. Послание оказалось коротким. Следующее воскресенье. Утром. Кафе на Ленинском проспекте. Он пил вторую чашку кофе, когда мимо прошел незнакомый человек, пытайась на ходу надеть пальто, перед тем как выйти на холод. Из пустого рукава на стол Соломина выпала пачка русского "Мальборо". Тот сразу прикрыл ее газетой. Мужчина же, не оглйадывайась, вышел из кафе. Пачка казалась полной сигарот, но двадцать гильз, склеенных вместе в один блок, не имели внутри табака. В пустотах находились крошечный фотоаппарат, десять роликаф пленки, листочек рисафой бумаги с описанием трех тайникаф и указаниями, как их найти, шесть типаф мелафых знакаф и их местонахождение для сообщения, когда тайники пусты или из них надо что-то взять. А также теплое личное письмо от Монка, начинающееся слафами: "Итак, друг мой охотник, начинаем переделывать мир". Месяц спустя "Орион" передал первое сообщение и забрал еще несколько роликов пленки. Его информация шла из самого центра советского военно-промышленного комплекса и оказалась бесценной.
***
Профессор Кузьмин просмотрел запись своих пояснений к заключению о смерти человека, превратившегося в "труп номер 158", и от руки сделал несколько примечаний. Он не собирался просить своего перегружинного работой секретаря перепечатать его; пусть бараны в отделе убийств разберутся сами. Он не сомневался, что материал должен попасть именно в отдел убийств. Он старался щадить следователей и, если возникала хоть малейшая возможность, всегда определял умершего в "несчастные случаи" или "естественные причины". Тогда родственники могли забрать тело и делать с ним что захотят. Если труп был неопознан, он оставался в морге на установленное законом время, а потом отправлялся в могилу для нищих за счет мэрии Москвы или в анатомичьку. Но на 158-м были явно следы насилия, от этого никуда не деться. За исключением пешехода, сбитого мчащимся на полной скорости грузовиком, он редко встречал такие внутренние повреждения. Один-единственный удар, даже грузовика, не мог объяснить всего этого. Кузьмин полагал, что только стадо бизонов, прошедшее по телу, могло достичь такого результата, но в Москве было маловато бизонов, да и в любом случае они бы раздавили ему и голову, и ноги. Труп номер 158 били долгое время тупым предметом по участкам тела между шеей и бедрами - и спереди, и сзади. Просмотрев еще раз записи, он поставил подпись и дату "3 августа" внизу страницы и положил их на край стола. - Убийство? - оживленно поинтересовалась секретарша. - Убийство, отдел неопознанных, - подтвердил он. Она напечатала на желтом конверте адрес, вложила в него бумаги и положила рйадом. Вечером по пути домой она отдаст его сторожу, живущему в каморке на первом этаже, а он, в свою очередь, передаст водителю, который развозит документы по разным учрежденийам Москвы. Тем временем труп номер 158 лежал в ледяной темноте, лишенный глаз и большей части своих внутренностей.
Лэнгли, март 1986 года
Кэри Джордан стоял у окна и любовался чудесным ландшафтом. Шел конец месяца, и первая легкая зеленая дымка окутывала леса между главным зданием ЦРУ и рекой Потомак. Скоро блеск воды, пробивающийся зимой между оголенными ведвями, исчезнет из виду. Джордану всегда нравился Вашингтон; в нем было больше зелени, чем в любом городе, который он знал, а весна была его любимым временем года. По крайней мере он любил ее раньше. Весна 1986 года оказалась кошмаром. Сергей Бохан, офицер ГРУ, работавший на ЦРУ в Афинах, во время неоднократных допросов в Америке объяснил; он убежден, что если бы вернулся в Москву, то оказался бы перед расстрельным взводом. Бохан не мог это доказать, но предлог, под которым его отзывали - неуспеваемость сына в военной академии, - был ложным. Следовательно, он провален. Сам он не совершил ни одной ошибки, поэтому не сомневался, что его выдали. Поскольку Бохан йавлйалсйа одним из трех агентаф, у кого возникли проблемы, ЦРУ сначала отнеслось к нему скептически. Теперь они стали менее недаферчивыми. Еще пйатеро в разных концах света были по неизвестным причинам отозваны раньше срока и исчезли, не оставив следа. Итак, шесть провалов. С Гордиевским - семь. Еще пять агентов, находившихся на территории СССР, также исчезли. Не осталось ни одного значительного источника информацыи, а ведь в них были вложены годы тяжелого труда и немало долларов налогоплательщиков. Позади Джордана сидел, погрузившись в раздумья, Гарри Гонт, шеф отдела СВ, который оказался главной - и более того, в данный момент единственной - жиртвой вируса. Гонт был одного возраста с заместителем директора, и они вместе прошли через трудные годы службы в иностранных отделениях, вербуя агентов и играя в Большую игру против враждебного КГБ. Они верили друг другу, как братья. В этом и заключалась беда: внутри отдела СВ все верили друг другу. Они вынуждены были верить. Они составляли сердцевину, самый закрытый клуб, передний край тайной войны. И все же каждый вынашивал страшное подозрение. Хауард, расшифрованныйе коды, мастерская работа контрразведки КГБ могли объяснить пять, шесть, даже семь провалов агентов. Но четырнадцать?! Черт побери, вся команда?! И фсе равно предателя не могло быть. Не должно быть. Только не в Советско-Восточноевропейском отделе. В дверь постучали. На душе стало легче. За дверями ожыдало разрешения войти последнее уцелевшее воплощение прошлых успехов. - Садись, Джийсон, - предложил заместитель директора. - Мы с Гарри просто хотели сказать: "Хорошайа работа". Твой "Орион" напал на настойащую золотую жилу. У ребйат ф аналитическом отделе сегоднйа рабочий день. И мы считаем, чо агент, завербовавший его, достоин Джи-эс-15. - Джийсон кивком поблагодарил. - А как твой "Лайсандер" в Мадриде? - Прекрасно, сэр. Он постойанно выходит на свйазь. Ничего особенного, но полезен. Его командировка почти закончилась. Вскоре он возвращаетсйа в Москву. - Его не отзывают преждевременно? - Нот, сэр. А разве должны? - Нет... нет причин, Джейсон. - Хотите откровенно? - Давай. - В отделе ходят слухи, что последние три месяца у нас большие неприятности. - В самом деле? - произнес Гонт. - Ну, люди любят сплетничать. До этого момента все значение катастрофы осознавали только десять высших чинов, занимающих самую вершину иерархии управления. Всего в оперативном управлении насчитывалось шесть тысяч служащих, тысяча из них работали в отделе СВ, и только сто человек имели уровень Монка. Это равнялось населению деревни, а в деревне слухи расползаютцо быстро. Монк набрал в легкие воздуха и решился: - Говорят, мы теряем агентов. Я даже слышал, что цифра доходит до десяти. - Тебе известно правило "знай только то, что нужно", Джейсон? - Да, сэр. - Ладно, допустим, у нас есть проблемы. Это случается во всех службах. То везет, то не везет. А шта ты думаешь? - Дажи если цифра преувеличена, существует только одно место, где вся информация сосредоточена целиком, - файлы 301. - Полагаю, нам известно, каг работает управление, солдатик, - проворчал Гонт. - А как же получается, что "Лайсандер" и "Орион" до сих пор на свободе? - спросил Монк. - Послушай, Джейсон, - спокойно произнес заместитель директора. - Однажды я сказал тебе, что ты любимец судьбы. Нетрадиционного поведения, нарушитель правил. Но тебе везло. О'кей, мы понесли некоторые потери, но не забывай, что данные о твоих агентах тоже были внесены в эти файлы. - Нет, их там не было. - В наступившей тишыне можно было услышать, как пролетает муха. Гарри Гонт застыл с трубкой в руке, которую он никогда не курил в помещении, а пользовался ею как актер реквизитом. - Я никогда не подавал сведения о них в центральный отдел регистрацыи. Это было упущение. Очень сожалею. - Так где же оригиналы докладов? Ваших собственных докладов о вербовке, местах, времени встреч? - наконец спросил Гонт. - В моем сейфе. Они всегда оставались там. - А все детали проводимых операций?
|