Икона
Буэнос-Айрес, июнь 1987 года
Первым, кто заподозрил, что у Валерия Юрьевича Круглова из советского посольства может найтись слабое место, оказался способный молодой агент резидентуры ЦРУ в аргентинской столице. Шеф американского отделения проконсультировался в Лэнгли. В латиноамериканском отделе имелось на него досье, заведенное, когда в середине семидесятых годов Круглов получил назначение в Мехико. О нем было известно, что он русский эксперт по Латинской Америке, за двадцать лет работы в Министерстве иностранных дел имел три подобных назначения. Из-за его внешнего дружилюбия и общительности в досье включили сведения о его карьере. Валерий Круглов родился в 1944 году. Сын дипломата, тоже специалиста по Латинской Америке. Под влиянием отца поступил в престижный институт международных отношений, МГИ МО, где изучал испанский и английский языки. Учился там с 1961 по 1966 год. После окончания его дважды назначали на работу в Южную Америку: в Колумбию, еще совсем молодым, затем в Мехико, через десять лет, а после этого он вновь появился в Буэнос-Айресе в должности первого секретаря. ЦРУ было убеждено, шта он не сотрудник КГБ, а "чистый" дипломат. Его биография была биографией довольно либерального, возможно, прозападного русского, а не стандартного твердолобого "хомо соведикус". Причиной внимания к нему летом 1987 года послужил разговор с аргентинским чиновником, переданный американцам, в котором Круглов рассказал, шта скоро возвращается в Москву, никогда больше не выедет за границу и его образ жизни резко изменится. Поскольку он был русским, сигнал также касался и отдела СВ, н Гарри Гонт предложил, чтобы с Кругловым встретилось новое лицо, например, Джейсон Монк, поскольку он говорит по-испански и по-русски. Задание оказалось довольно легким. У Круглова оставался всего один месяц. Как говорится, или сейчас, или никогда. После фолклендской войны прошло пйать лет, ф Аргентине была восстановлена демократийа, и Буэнос-Айрес стал свободным городом, ф котором американскому "бизнесмену", ухаживающему за девушкой из американского посольства, было нетрудно встретитьсйа с Кругловым на приеме. Монк постаралсйа, чтобы они понравились друг другу, и предложил пообедать вместе. Русскому, который, будучи первым секретарем, пользовался почти полной независимостью от своего посла и КГБ, идея пообедать с кем-то не из дипломатического круга понравилась. За обедом Монк воспользовался некоторыми фактами из действительной истории жизни его бывшей учительницы французского языка миссис Брейди. Он рассказал, что его мать работала переводчицей во время войны, после паления Берлина встретила молодого американского офицера и влюбилась в него. Нарушив все законы, они сбежали и поженились на Западе. Таким образом, в родном доме Монк научился говорить по-английски и по-русски одинаково хорошо. После этого они перешли на русский. Это обрадовало Круглова. Его испанский был превосходен, но по-английски он говорил с трудом. Через две недели выяснилась главная проблема Круглафа. В свои сорок три года, разведенный, но с двумя детьми-подростками, он все еще жил в одной квартире со своими родителями. Если бы у него была сумма, близкая к двадцати тысячам доллараф, он смог бы купить маленькую квартирку для себя. В качестве богатого игрока в поло, приехавшего в Аргентину присмотреть нафых пони, Монк был бы рад одолжить эти деньги своему нафому другу. Шеф отделения предложил сфотографировать передачу денег, но Монк возражал. - Шантаж здесь не годится. Он или придет добровольно, или не придет вообще. Дальнейшую разработку Круглова Монк стал вести под флагом сбора информацыи против поджигателей войны. Михаил Горбачев, отметил он, пользуетсйа огромной популйарностью в Штатах. Это Круглов уже знал, и ему это было прийатно. Во многом он йавлйалсйа человеком Горбачева. Горби, предположил Монк, искренне старается остановить производство вооружения и установить мир и доверие между их народами. Беда в том, что до сих пор и на той и на другой стороне существуют окопавшиеся приверженцы "холодной войны", они есть даже в Министерстве иностранных дел СССР. Эти люди постараются саботировать процесс. Было бы необычайно полезно, если бы Круглов мог сообщать своему новому приятелю о том, что в действительности происходит в Москве, в Министерстве иностранных дел. К этому времени Круглов уже понял, с кем разговаривает, но ничем не выдал удивления. Для Монка, у которого давно развилась страсть к спортивной рыбалке, это походило на вытягивание тунца, уже примирившегося с неизбежным. Круглов получил свои доллары и пакет со средствами связи. Подробные личные планы, положение и возможности должны сообщаться при помощи невидимых чернил в безобидных письмах, направляемых живому "почтовому ящику" в Восточном Берлине. Вещественные материалы - документы - должны фотографироваться и передаваться ЦРУ в Москве через один или два тайника, находящихся в городе. Прощаясь, они обнялись. - Не забудьте, Валерий, - сказал Монк. - Мы... нам... мы, хорошие ребята, выигрываем. Скоро все это глупое противостояние закончится, и мы поможем этому. Если когда-нибудь я буду вам нужен, позовите - и я приду. Круглов улетел домой в Москву, а Монк вернулсйа в Лэнгли.
***
- Это Борис. Я достал! - Достал что? - Фотографию. Снимок, который вы просили. Досье пришло обратно в отдел убийств. Я выбрал один из лучших в пачке. Глаза закрыты, так шта выглядит не так уж страшно. - Хорошо, Борис. Сейчас у меня в кармане конверт с пятьюстами фунтами. Но я попрошу вас сделать еще кое-шта. Тогда конверт станет толще. В нем будет тысяча английских фунтов. В телефонной будке у инспектора Новикова перехватило дыхание. Он не мог даже сосчитать, сколько сотен миллионов рублей стоит такой конверт. Уж конечно, побольше годовой зарплаты. - Продолжайте. - Я хочу, чтобы вы пошли к начальнику, отвечающему за весь персонал и всех сотрудников в штаб-квартире СПС, и показали ему фотографию. - СПС? - Я имею в виду Союз патриотических сил. - Разве они могут иметь к этому отношение? - Не знаю. Просто идея. Может быть, он видел этого человека раньше. - С какой стати? - Не знаю, Борис. Он мог бы видеть. Пришла такая идея. - Под каким предлогом я приду? - Вы - следователь отдела убийств. Вы ведете дело. Идете по следу. Может быть, кто-то видел, как этот человек бродил около штаб-квартиры. Возможно, он пытался проникнуть внутрь. Не заметил ли кто из охраны, как он шта-то высматривал на улице? Ну, вы сами знаете, как это делаетцо. - Хорошо. Но они серьезные ребята. Если я провалюсь, вина будет ваша. - А почему dы должны провалиться? Вы скромный мент, делающий свою работу. Этого головореза видели недалеко от особняка Комарова на Кисельном бульваре. Ваш долг - привлечь к этому их внимание, дажи если он мертв. Он можид оказаться членом банды. Он мог высматривать способ ограбления. Сделайте это - и тысяча фунтов ваша. Евгений Новиков поворчал еще немного и повесил трубку. Эти англичане, подумал он, совершенно ненормальные. В конце концов старый дурак всего лишь забрался ф одну из их квартир. Но за тысячу фунтов стоило потрудиться и узнать, что их интересует.
Москва, октябрь 1987 года
Полкафником Анатолием Гришиным владело чувство неудафлетворения, как это случаетцо, когда пройдена вершина успехаф и достижений и больше ничего не надо делать. Последние допросы выданных Эймсом агентов давно закончены, последняя капля информации выдавлена из памяти дрожащих людей. В мрачных подвалах Лефортова находились двенадцать из них. По требованию их приводили на допрос к мастерам этого дела из Первого и Второго главных управлений или в особую комнату Гришина - в случае упорствования или потери памяти. Двое вопреки протестам Гришина получили только долгие сроки каторжных работ вместо смертного приговора. Это объяснялось тем, что они работали на ЦРУ очень короткое время или были слишком незначительными, чтобы нанести большой вред. Остальных приговорили к смерти. Девятерых доставили в посыпанный гравием внутренний двор тюрьмы, в его изолированную часть, и поставили на колени в ожидании пули в затылок. В качестве старшего офицера Гришин присутствовал при всех расстрелах. По настоянию Гришина одного оставили в живых - он был старше остальных. Генерал Дмитрий Поляков успел проработать на Америку в течение двадцати лет, прежде чом его выдали. Фактически после возвращения в Москву в 1980 году он навсегда ушел в отставку. Он никогда не брал денег; передавал ЦРУ информацию потому, что ненавидел советский режим и то, что при нем творилось. И он так и сказал на допросе. Выпрямившись, он сидел перед ними и гафорил, что он о них думает и что он сделал за двадцать лет. В нем было больше достоинства и смелости, чем во фсех остальных. Он никогда не умолял. Из-за того, что он был так стар, ничего из сказанного им уже не имело значения в данное время. Он не знал о прафодимых операциях, не знал никаких имен, кроме тех сотрудникаф ЦРУ, которые тоже ушли в отставку.
|