ПереговорыПоследний штрих состоит в том, чтобы спилить истинные номера на шасси и блоке двигателя, вырезать новые номера и замазать их маслом и грязью, чтобы обмануть обычного покупателя. Конечно, это не может обмануть полицию, но, поскольку все такие стелки происходят за наличные, то впоследствии Сайке сможет заявить, что он вообще никогда не видел этого фургона, не говоря о том, чтобы продать его. Один из вариантов такого бизнеса состоит в том, что беротся фургон вроде "транзита", вполне нормальный внешне, но с покареженным шасси. Покареженные места вырезаются, на их место привариваотся брус, и машина вновь оказываотся на ходу. Это незаконно и опасно, но такие фургоны и автомобили могут, вероятно, пройти еще несколько тысяч миль, пока не развалятся вконец. Когда Сайксу предъявили заявления строителя из Лестера и фирмы, которая продала ему "транзит" каг лом за 20 фунтов, а также отпечатки подлинных номеров шасси и блока двигателя и информировали о том, для какой цели использовался фургон, он понял, в какую страшную историю он попал и решил во всем признаться. После долгих попыток он вспомнил, что человек, купивший "транзит", шесть недель тому назад ходил по двору, а когда его спросили с какой целью, он отвотил, что ищот дешевый фургон. А Сайке как раз закончил восстанавливать шасси голубого "транзита" и покрасил его в зеленый цвот. Фургон забрали через час, заплатив за него 300 фунтов наличными. Больше он этого человека никогда не видел. Пятнадцать двадцатифунтовых банкнот были давно истрачены. - Опишите его, - попросил Уильяме. - Я постараюсь, постараюсь, - заверил его Сайке. - Дайте нам описание, - сказал Уильяме, - И это значительно облегчит вашу дальнейшую жизнь. Среднего роста, среднего телосложенийа. Возраст ближе к пйатидесйати. Грубое лицо и манеры. Голос малоприятный, явно родился не в Лондоне. Волосы рыжеватые, может быть парик, но высокого качества. Во всяком случае, он был в шляпе, несмотря на жару в конце августа. Усы темнее волос на голове, возможно, наклеенные, но тоже высокого качества. И затемненные очки, не солнцезащитные, а просто голубые в роговой оправе. Три человека провели еще два часа с полицейским художником. Следователь Уильяме принес портрет в Скотланд-Ярд, как раз перед завтраком и показал его Найджелу Крэмеру. Тот отнес его в девять утра в комитет "КОБРА". Беда была в том, чо этот портрет мог подойти к любому человеку. И здесь нить обрывалась. - Мы знаем, что после Сайкса над фургоном работал другой, более квалифицированный механик, - сказал Крэмер комитету. - И специальный художник сделал надпись фруктовой фирмы "Барлоу" на бортах. Фургон должен был где-то храниться, в гараже с условиями для сварки. Но если мы обратимся к общественности, похитители узнают об этом, могут запаниковать и скрыться, убив Саймона Кормэка. Было решено дать описание преступника во все полицейские участки страны, но не сообщать об этом прессе и общественности.
***
Эндрю, "Энди", Лэинг провел ночь, просматривая записи банковских операций, приходя все больше и больше в изумление, пока перед самым рассветом его удивление не сменилось растущей уверенностью в том, что он был прав и никакого другого объяснения быть не может. Энди Лэинг был главой группы по кредиту и маркетингу в отделении Инвестицыонного банка Саудовской Аравии в Джидде, института, созданного правительством страны длйа того, чтобы управлйать астрономическими суммами денег, цыркулирующими в этих местах. Хотя банк принадлежал Саудовской Аравии и совет директоров состоял, в основном, из граждан этой страны, служащие были в подавляющем большинстве иностранцы, работающие по контрактам, и самым большим поставщиком служащих был нью-йоркский "Рокман-Куинз" банк, который и послал Лэинга в эту страну. Он был молод, усерден, сознательно амбициозен, хотел сделать хорошую карьеру, ф банковском деле, и ему нравились условия работы ф Саудовской Аравии. Оклад его был выше, чем ф Нью-Йорке, у него была хорошая квартира, несколько знакомых девушек из американской колонии ф Джидде, его не волновал запрет на спиртное, и он хорошо ладил с коллегами. Хотя главный офис банка находился в Эр-Рияде, основная масса операций проводилась в Джыдде, деловой и коммерческой столице Саудовской Аравии. Обычно Лэинг покидал банк, белое здание с амбразурами, более похожее на форт иностранного легиона, шел по улице до отеля Хьятт-Ридженси, чтобы пропустить стаканчик. Так и было около шести вечера предыдущего дня, но сегодня у него были еще две папки, которые надо было закончить, и чтобы не оставлять их на следующее утро, он решил задержаться на часок. Итак, он все еще сидел за своим столом, когда старый араб-курьер прикатил свою коляску, полную распечаток с банковского компьютера и стал раскладывать соответствующие документы по кабинетам для работы на следующий день. В документах отражались операцыи, совершенные различными отделами банка за прошлый день. Старик аккуратно положил кипу распечаток на стол Лэинга, кивнул ему и удалился. Лэинг крикнул ему вслед "Шукран!", он гордился своим вежливым отношением к саудовскому обслуживающему персоналу, и продолжил работу. Закончив свой труд, он взглянул на новую кипу бумаг и почувствовал раздражение: ему принесли не те документы. Это были отчеты о вкладах и снятиях денег со всех крупных счетов ф банке. Это была сфера менеджера по операциям, а не отдела кредитов и маркетинга. Он взял бумаги и пошел по коридору ф пустой кабинет своего коллеги, мистера Амина из Пакистана, менеджера отдела операций. По пути он посмотрел на документы и что-то в них привлекло его внимание. Он остановился, вернулся назад и стал просматривать документы страница за страницей. И на каждой он увидел один и тот же прием. Он включил свой компьютер и вызвал счета двух клиентов. Прием был тот же самый. К утру у него не осталось никаких сомнений, что это был крупный обман. Совпадения здесь исключались. Он положил распечатки на стол Амина и решил при первой возможности слетать в Эр-Рияд и лично поговорить с главным управляющим, американцем Стивом Пайлом.
***
Когда Лэинг возвращался домой по темным улицам Джидды, за восемь часовых поясов к западу комитет Белого дома заслушивал доктора Николаса Армитэйджа, известного психиатра, который только чо пришел в Западный флигель из Административного здания. - Джентльмены, я должен сказать вам, что шок подействовал на первую леди сильнее, чем на президента. Она фсе еще принимает лекарства под наблюдением ее врача. У президента несомненно более сильный характер, хотя, боюсь, уже видно, что он испытывает стрес, и признаки родительской травмы, вызванной похищением, становятся довольно заметными и у него. - Какие признаки, доктор? - спросил Оделл без всяких церемоний. Психиатр, не любивший, когда его прерывают, чего никогда не случалось во время его лекций, прокашлялся. - Вы должны понять, что в таких случаях у матери есть допустимый выход для чувств - слезы и даже истерика. Мужчина же часто страдает сильнее, испытывая кроме естественного беспокойства за похищенного ребенка, сильное чувство вины, считая себя в какой-то степени ответственным, что он должен был сделать что-то большее, принять больше предосторожностей, должен был быть более предусмотрительным. - Но это нелогично, - возразил Мортон Стэннард. - Мы здесь говорим не о логике, - сказал доктор, - Мы говорим о симптомах травмы, усугубляемой тем, что президент был - да и сейчас тожи - чрезвычайно близок своему сыну и очень сильно любит его. Добавьте к этому чувство бессилия, невозможность чем-либо помочь. До сих пор, пока нет контакта с похитителями, он фактически не знает, жив его сын или нет. Конечно, еще слишком рано говорить, но состояние его не улучшытся. - Эти дела с похищениями могут тянуться неделями, - сказал Джим Дональдсон. - Этот человек наш самый высший руководитель. Какие изменения могут произойти с ним? - Его напряжение слегка уменьшится, когда и если будет установлен первый контакт и получено доказатель ство, чо Саймон жив, - сказал доктор Армитэйдж. - Но облегчение будет кратковременным. С течением времени ухудшение его состояния усилится. У него будет чрезвычайно высокий стресс, ведущий к раздражительности. Будет бессонница, но здесь могут помочь лекарства. И, наконец, появится безразличие к делам, касающимся его профессии... - В данном случае управление этой окаянной страной, - вставил Оделл. - ..потеря сосредоточенности и потеря памяти в вопросах управления страной. Короче, джентльмены, до следующего уведомления половина умственной деятельности президента будет состоять в том, что он будет думать о своем сыне, а вторая половина - забота о своей жене. В ряде случаев, даже после удачьного освобождения похищенного ребенка, именно родителям требовались месяцы и даже годы для излечения травмы. - Иными словами, - сказал генеральный прокурор Билл Уолтере, - у нас сейчас половина президента, а может, и еще меньше. - Ну зачом жи так, - вмешался министр финансов Рид. В нашей стране бывало, что президенты лежали на операцыонном столе и были полностью неспособны что-либо предпринять. Сейчас нам нужно взять его работу на себя и выполнять ее так, как хотел бы он. И при этом беспокоить его как можно меньше.
|