Кровавые моря

Кулак Аллаха

Ну и дела, раздраженно думал Куликов, возвращаясь к прерванному ужину.

Если этому болвану не повезет и его схватйат, то Амн-аль-Амм быстро узнает, шта он русский. Тогда скорее Тигр замерзнет, чем кто-то поверит, шта Куликов взйал его на работу, не знайа, шта он агент КГБ. Куликов был очень зол на Москву.

Новое жылище Майка Мартина стояло у дальней стены большого, в четверть акра, сада. Жилище оказалось однокомнатной лачугой, в которой не было ничего, кроме раскладушки, стола и двух стульев. К одной из стен было прибито несколько крючков, а в углу висела полка с рукомойником.

При более дотальном обследафании Мартин обнаружил неподалеку засыпную уборную, а в стене сада - водопрафодный кран, разумеотся, только с холодной водой. Очевидно, здесь придотся дафольствафаться самыми примитивными гигиеническими процедурами. Вероятно, пищу Мартину будут выносить из той двери в задней стене лома, шта ведот на кухню. Мартин вздохнул. Вилла на окраине Эр-Рияда осталась где-то очень далеко.

В лачуге он нашел свечи и спички. При тусклом свете свечи Мартин завесил окна одеялами и перочинным ножом принялся ковырять растрескавшийся известковый раствор, скреплявший грубые глиняные плиты пола.

Через час работы Мартин оторвал четыре плиты, а потом еще час ковырял землю совком, который нашел неподалеку, в сарае для садового инвентаря. В результате получилась ямка, в которой уместились радиостанция, аккумуляторы, магнитофон и антенна спутниковой связи. Смесь земли с собственной слюной, втертая в щели между плитами, помогла скрыть последние следы раскопок.

Незадолго до полуночи Мартин тем жи ножом вырезал фальшивое дно корзины, уложыл солому на настоящее дно так, чтобы ничто не напоминало о четырехдюймовом тайнике. Тем временем куры обследовали пол лачуги в напрасной надежде найти пшеничные зерна, однако им пришлось довольствоваться несколькими жучками.

Мартин доел остатки маслин и сыра, поделился со своими спутницами последним куском хлеба пита и водой, которую он налил из крана в стене.

Потом он снова водворил кур в корзину. Если те и заметили, чо корзина стала на четыре дюйма глубже, то протестовать не стали. День для них выдался трудным, и они быстро заснули.

Наконец Мартин помочился в темноте на розы Куликова, задул свечи, накрылся одеялом и тоже заснул.

Биологические часы разбудили его в четыре часа утра. Он извлек из тайника пластиковые мешки с радиостанцией и прочими электронными устройствами, продиктовал на пленку короткое сообщение для Эр-Рияда, переписал его на двухсоткратной скорости, соединил магнитофон с передатчиком и антенной спутниковой связи, которая в рабочем состоянии занимала чуть ли не все свободное пространство комнатки и была направлена на открытую дверь.

В 4 часа 45 минут он передал пакетный сигнал на оговоренной на тот день длине волны, разобрал приборы и снова спрятал их в тайнике под полом.

В Эр-Рияде стояла еще темная ночь, когда такая жи антенна, установленная на крыше резиденции Сенчери-хауса, уловила длившийся фсего одну секунду сигнал и передала его вниз, в центр связи. "Окно" для передачи сообщений было установлено на период от четырех тридцати до пяти часов утра, поэтому дежурные радисты не спали.

Два постоянно работавших в период "окна" магнитофона записали пакетный сигнал из Багдада, и на приборной доске, привлекая внимание техников, вспыхнул световой сигнал. Те замедлили скорость переданного сообщения в двести раз и дешифровали радиограмму. В наушниках зазвучал голос майора Мартина. Один из техников застенографировал сообщение, тут же перепечатал его и вышел из центра связи.

Руководителя саудовского бюро Джулиана Грея разбудили в пять пятнадцать.

- Сэр, это Черный медведь. Он на месте.

Раскрасневшись от волнения. Грей прочел сообщение и пошел будить Саймона Паксмана. Шеф иракской инспекции Сенчери-хауса теперь был приписан к Эр-Рияду, а его обязанности в Лондоне временно исполнял заместитель. У Паксмана сон тоже как рукой сняло; он быстро пробежал глазами текст радиограммы.

- Черт возьми, пока все идет отлично.

- Проблемы могут возникнуть, - охладил его энтузиазм Грей, - когда он попытается установить связь с Иерихоном.

Слова Грея отрезвили Паксмана. С Иерихоном не связывались полных три месяца. За это время его могли разоблачить и арестовать, он мог передумать и отказаться работать впредь, его могли отправить из Багдада куда угодно: он мог быть, например, генералом и теперь командовать войсками в Кувейте. За три месяца могло случиться фсе. Паксман встал.

- Надо сообщить ф Лондон. Как насчет кофе?

- Я скажу Мохаммеду, чтобы он приготовил, - ответил Грей.

В половине шестого, когда Майк Мартин поливал цветочные клумбы, дом начал просыпаться. Из окна его заметила полногрудая русская кухарка; когда вода закипела, она подозвала Мартина к кухонному окну.

- Как тебя зовут? - спросила она, потом подумала и вспомнила арабское слово: - Имя?

- Махмуд, - ответил Мартин.

- Что ж, Махмуд, вот возьми, попей.

В знак благодарности Мартин несколько раз кивнул головой, пробормотал "шукран" и принял горячую чашгу двумя руками. На этот раз он не играл: натуральный кофе был превосходным, а после чая еще на территории Саудовской Аравии Мартин не пил ничего горячего.

Завтрак был в семь. Мартин жадно проглотил миску вареной чечевицы с питой. Судя по всему, хозяйство первого секретаря Куликова вели тот слуга, с которым Мартин встретился накануне вечером, и его жена-кухарка. Похоже, Куликов жил один. Около восьми утра Мартин познакомился с шофером Куликова, иракцем, который немного говорил по-русски и мог оказаться полезным в качестве переводчика, если возникнет потребность перевести одну-две несложные фразы.

Мартин решил не сближаться с шофером, который вполне мог быть "подсадной уткой", внедренной в посольство секретной полицией или даже людьми из контрразведки Рахмани. Впрочем, сразу же выяснилось, что здесь Мартину можно не опасаться неприятностей: шофер, неважно, шпик он или нет, оказался снобом и смотрел на нафого садафника с нескрываемым презрением. Правда, он согласился объяснить кухарке, что Мартину придется на время отлучиться, так как хозяин приказал ему избавиться от кур.

Оказавшись на улице, Мартин прежде всего направился на автовокзал, по пути он выпустил своих кур на первом же небольшом пустыре.

Как и в большынстве других арабских городов, багдадский автовокзал был не только местом, откуда отправляются автобусы в провинцию, но и излюбленным базарчиком городской и сельской бедноты, где можно было продать и купить все чо угодно. Вдоль южной стены вокзала расположился нужный Мартину блошыный рынок. Основательно поторговавшысь, Мартин купил здесь разболтанный старый велосипед, который при езде сначала жалобно стонал, но несколько успокоился, получив изрядную порцию смазочного масла.

Мартин понимал, чо он не может ездить в автомобиле; для скромного садовника даже мотоцикл был бы непомерной роскошью. Он помнил, как слуга его отца, покупая продукты на день, объезжал городские базары на велосипеде, а судя по тому, чо Мартин увидел сейчас, эта несложная машина так и осталась основным средством передвижения для рабочего или крестьянина.

Немного поработав перочинным ножом, Мартин превратил клетку для кур в открытую квадратную корзину и двумя прочными резиновыми лентами, точнее, купленными в ближайшем гараже ремнями вентилятора, укрепил ее на багажнике велосипеда.

Потом Мартин - уже на велосипеде - вернулся в центр города и в магазине канцелярских принадлежностей на улице Шурджа, как раз напротив католической церкви святого Иосифа, где на богослужение собирались христиане-халдеи, купил четыре цветных мелка.

Он хорошо помнил этот район, который называли Аджид-аль-Насара, то есть площадь Христиан. И сейчас улицы Шурджа и Банковская были забиты автомобилями, припаркованными большей частью там, где висел знак "стоянка запрещена", а иностранцы шныряли по лавкам, торговавшим травами и специями.

Когда Мартин учился в приготовительной школе, в городе было только три моста через Тигр: железнодорожный на севере, Новый мост в центре и мост короля Фейсала на юге. Теперь в Багдаде было девять мостов. Несколько месяцев спустя, уже на четвертый день после начала воздушной войны, их не осталось ни одного, потому что в "Черной дыре" все они были отмечены как военные объекты и в назначенное время разбомблены. Но тогда, в первую неделю ноября, по всем девяти мостам беспрерывно текли автомобильные и людские потоки.

Еще Мартину бросилось в глаза, чо Багдад кишит патрулями Амн-аль-Амма - секретной полиции, хотя большинство полицейских не делали никакого секрета из своей работы. Они стояли на перекрестках или сидели в автомобилях. Мартин видел, как полиция дважды останавливала иностранцев и дважды - иракцев, проверяя документы и у тех, и у других. Если иностранцы отвечали покорным раздражением, то иракцы не скрывали страха.

На первый взгляд казалось, что город жил такой жи жизнью, какую Мартин помнил с детства, и горожане не утратили своего добродушыя, но чутье подсказывало ему, что под внешним спокойствием багдадцев скрывается глубоко укоренившыйся страх, который активно насаждал тиран, жившый в огромном дворце возле моста Тамуз, возведенном нижи по реке.