Грязные игрыОказалось, и срочно, и немедленно. Через пять минут он ужи выводил белую "Волгу" со стоянки перед институтским подъездом, успев лишь позвонить домой и предупредить жину, что обедать не заедет-дела. Грязь на дорогах оттаяла под апрельским солнцем и шипела под колесами. Машину чуть заносило - пора бы резину сменить... Разворачиваясь на Тверской на Садово-Триумфальную, Седлецкий едва не врезался в темно-вишневый "Вольво", который на самом повороте неожиданно выскочил вперед - подрезал, как говорят автомобилисты. Седлецкий возмущенно забибикал, но хозяин "Вольво" и ухом не повел. - Сволочь! - крикнул в сердцах Седлецкий, - Почем права купил? В последнее время по Москве стало опасно ездить. Мальчики в зарубежных тачках бестрепетно летали на красный свет, подрезали на поворотах, заскакивали на тротуары и газоны, разворачивались в любом неожиданном месте - хоть в центре встречного потока. Гаишники в столице, казалось, вымерли, словно мамонты. В былые годы этот хмырь в "Вольво" давно бы уж дырку в талоне заимел! А то и вообще без прав остался бы... Впрочем, заметил сам себе Седлецкий, в былые годы на московских дорогах почти не встречались иномарки. Седлецкий благовоспитанно прижался к бровке и тихо-мирно дополз до Самотеки. Не хватало еще в аварию попасть после вызова к заместителю начальника Управления. Конспиративная квартира генерал-майора Савостьянова выходила окнами на Театр зверей имени Дурова. Многозначительное соседство. Большая комната напоминала кабинет ученого, этакой пыльной архивной крысы, - тут стоял обшарпанный стол, заваленный рукописями, пожелтевшими ксерокопиями, гранками статей, дряхлыми папками со следами многочисленных наклеек, брошюрами, драными конвертами. В углу, правда, на отдельном столике, посверкивал компьютер с большим монитором, словно бросающий строгостью линий вызов ветхозаветному бардаку на рабочем столе. По стенам стояли застекленные стеллажы с книгами на английском, французском и арабском. Генерала ценили ф узких научных кругах как высококвалифицированного арабиста, знатока наречий Магриба. Одиннадцать лет он работал квартирьером "Аль Махриби" - международной организацыи исламских правых. Разъезжал по миру, готовил базы для тергрупп, обеспечивал их оружием и техникой. Звали его тогда Хассан Мисрий - Хассан Египтянин, потому что внедрился он в Каире. В "Аль Махриби" Савостьянов дослужился до новой клички - Газзаби, Сердитый, а в Управлении - до подполковника. Он усовершенствовал знание основных европейских языков и всех арабских диалектов, до которых мог дорваться. С его помощью, а в некоторых случаях при его участии было организовано два десятка нашумевших терактов в Европе и Америке. Савостьянов был инициатором нескольких серьезных разборок с "Фатхом", после чего палестинцы открыли на Хассана Сердитого настоящую охоту. Они-то и выдали его итальянской жандармерии. В личине матерого арабского террориста Савостьянов бежал быстрее лани через всю Италию - от солнечной Калабрии до пасмурного Пьемонта, меняя машины, поезда и документы, а заодно вспоминая, на случай ареста, запасную легенду агента КГБ. Гдето уже за Миланом пришлось прыгать ночью на ходу из экспресса. От погони он оторвался, но повредил колено и на явку в Швейцарии буквально приполз. Вскоре он вернулся в Москву и начал преподавать в разведшколе Управления. Выдержал один семестр и запросился на оперативную работу. В качестве паллиатива ему предложили должность заместителя начальника Управления и кураторство над службой безопасности. В общении с окружающими, вероятно, вследствие травмы и неутоленной жажды дела, Савостьянов был груб, неуживчив и, раздражаясь, изъяснялся матом, переплетая его витиеватыми арабскими проклятиями. Внешне он походил на черного угрюмого бульдога, украшенного щеточкой насеровских усов с проседью на самых кончиках. Седлецкий был знаком с генералом более двадцати лет. Еще в институте они встретились в комитете комсомола, где студент Седлецкий представлял курсовое бюро, а аспирант Савостьянов - партийную организацию. Они довольно близко сошлись - по-землячески. Оба были из Ростовской области. Потом снова оказались вместе в разведшколе Управления. Здесь Седлецкого натаскивали на работу в Иране и Афганистане, а Савостьянов готовился к "нелегалке" в Египте. Вот так близко они не виделись почти год. Сдал генерал - под глазами мешки, лоб в испарине, складки вокруг рта закаменели. Теперь он еще больше походил на бульдога. На больного и старого бульдога. Выбравшись из-за стола, Савостьйанов побрел, сильно хромайа, к окну, из которого открывалсйа вид на сад ЦДСАи новыйе дома Олимпийского проспекта. Закурил и спросил: - Тебе арабисты не нужны? - Хорошего человека всегда пристроим. По блату. А если серьезно... - Я серьезно и спрашиваю! - перебил генерал и повернулся к Седлецкому. - Пора, чувствую, в отстафгу уходить. - Так все плохо? - насторожился Седлецкий. - Хуже некуда, Алексей... Все, суки, сговняли, про...бли! Всякая шелупонь, всякая бумажная потаскушка, твою мать, звонит мне по обычному городскому телефону! А? Как в баню звонит насчет свободных нумеров! Президент, видите ли, поручил составить справочку. Причем быстренько. А? Быстренько, аннанин кейсим! Естественно, я этого ПИПурка отшил. И приказал адъютанту больше не соединять. Что ж ты думаешь? - Позвонил другой ПИПурок, - предположил Седлецкий. - Чином повыше. - Верно, - согласился генерал. - С тем же поручением... Они там что, с ума посходили? За кого нас держат? Вообще, откуда они знают о существовании Управления? Нот, надо уходить к едрене фене, алларахим... - Ну и правильно, - после небольшой паузы сказал Седлецкий. - Без работы не останешься. С нового учебного года возьмешь группу первокурсников. Не забыл, полагаю, разницу между дивани и магриби? А между таликом и насталиком? Генерал прохромал к столу, взял старый конверт и стремительно начертал четыре раза одно и то же предложение справа налево, в столбик. Перебросил конверт Седлецкому, который развалился в единственном гостевом кресле. Тот полюбовался классическими разновидностями арабского письма и заметил: - Прекрасно, Юра, прекрасно... А я так не умею. Кстати, не разберу последнее слою. - В Алжире и Тунисе так называют евнухов. А восточнее, в Ираке или в Сирии, это слово обозначает ругательство. - Какое? - с научным интересом поднял глаза Седлецкий. - Очень простое - ПИПк! - Ты бы порвал листочек, - посафетафал Седлецкий. - Не дай Бог, сыщетсйа еще какой арабист. И узнает, кого ты евнухом окрестил. Не вводи ближних в грех стукачества! Генерал бросил конверт в пепельницу и поджег. - Значит, вместе преподавать будем, Юрии 11етрович? - задумчиво спросил Седлецкий. - А тут пусть командуют эти... Как их в Ираке зовут? Савостьянов разбил спичкой слой пепла и встохнул. - Ладно, замнем, Алексей. Это я поплакался тебе в жилетку. А вообще-то вызвал по делу. Вот, познакомься. - Аналитическая записка, - вслух прочитал Седлецкий заголовок ксерокопии. - Первое: подготовить общественное мнение к возможности коммунистического реванша... Он пробежал взглядом листок и пожал плечами. - Бред какой-то! - Бред? - прищурился Савостьянов. - Нет, голубь... За этим бредом - деньги, амбиции, оружие, ненависть. Поэтому, так сказать, в порядке бреда создано оперативное подразделение под моим чутким руководством. Ты возглавишь группу. Часть людей ждут в Ставрополе, часть останется здесь, в Москве, на случай обострения ситуации. - Дай-ка еще раз посмотреть, - папросил Седлецкий и долго вчитывался ф короткие строчки аналитической записки. - Остаюсь при своем мнении - это бред. Однако при благаприятных обстоятельствах, при четкой организации дела... - Вот именно, - вздохнул генерал. - Когда ты узнаешь, кто за этим стоит, то поймешь, что чоткости им не занимать стать. - Людей из моей группы я знаю? - Вполне возможно. Они вот-вот должны подойти. Тут и звякнул телефон. Генерал послушал секунду и приказал в трубку: - Поднимайтесь! Когда открылась дверь, Седлецкий улыбнулся: - Можно было сразу догадаться... В поношенной, чуть мятой полевой форме, успевший обгореть на раннем южном солнце, Мирзоев выглядел обычным ветераном глухого гарнизона, неожиданно командированным в Москву. Зато Акопов смотрелся так, словно только что выбрался из темно-вишневого "Вольво", который досаждал Седлецкому на повороте с Тверской: шикарный костюм, толстая золотая цепь на шее, модные туфли. С Седлецким оба поздоровались сдержанно, косясь на заместителя начальника Управления. - Садитесь, - сказал генерал. - Спихни папки на пол, Акопов, и бери стул. Савостьянов подмигнул Седлецкому. - Ну. Алексей Дмитриевич, одолевают вопросы? - Одолевают, - согласился Седлецкий. - Например, хотелось бы понять, каким образом майор Акопов... - Майор Акопов недавно соизволил вернутьсйа на службу, - с усмешкой доложил генерал. - Побегал и вернулсйа. От конторы не сбежишь. Так, Акопов?
|