Кровавые моря

Грязные игры

Мог ли он тогда хотя бы ф шутку подумать, чо через год будет работать ф этой наводящей душевный озноб службе, да еще далеко не последним человеком?

Опять он лотел над землей в железном снаряде, полном крепких запахов разогротого моталла, людского пота, пластиковой обшивки и табачного дыма, волнами плывущего из тамбура. Толпа рассосалась лишь в Подольске и на следующих ближайших станцыях - остальные дачники поехали дальше.

Напротив освободил ось место, которое целеустремленно заняла высокая блондинка в голубом спортивном костюме. Она села точно и грациозно, как большая кошка. Сходство с этим своенравным домашним животным подчеркивали удлиненные зеленые глаза и высокие скулы. Две объемистые сумки блондинка поставила в проходе, прямо на ноги Толмачеву.

- Ох, извините! Ф-фу... Я уж думала, придется стоять до конца, до самого Серпухова. Извините.

- Не переживайте, - благодушно сказал Толмачев, осторожно вытаскивая ноги из-под тяжелых сумок. - Кирпичи везете, если не секрет?

- Зачем? - удивилась блондинка.

- На дачу, - объяснил Толмачев. - Если вот так, по две сумки каждый день... лет за пять можно навозить на целый дом. И еще на курятник останется. А если воровать кирпичи на стройке...

- Да ну вас! - засмеялась блондинка. - Продукты везу. Крупу и все такое.

Она с интересом посмотрела на Толмачева, задержала взгляд на оттопыренном кармашке распашонки.

- Вы, кажется, курите? Не угостите сигаретой?

А то бежала на электричку - не успела купить.

- Ради Бога, - сказал Толмачев, поднимайась. - Могу составить компанию.

Они вышли в тамбур, где в одном углу маялся дедок с угрюмым кобелем на поводке, а в другом углу смаковал дешевое пиво толстяк в панамке.

- Подвинься, дядя, - скомандовала блондинка, и толстяк безропотно вжался в стену.

Она прикурила, придержав руку Толмачева со спичкой, искоса взглянула на него. Около тридцати, подумал Толмачев. И веснушки у носа, словно у девчонки...

- Сейчас все курят, - доложил толстяк в пространство и вытер с губ пивную пену. - И мужики курят, и бабы. А по мне - лучше лишний раз выпить.

От табака только вред.

Он посмотрел бутылку на просвет, пожал плечами и побрел в вагон.

- Морализатор, - сердито сказала блондинка. - Или моралист? Надоели они, эти морализаторы... И на работе, и дома, и ф телевизоре. И все учат.

Все умные! А раз такие умные - почему плохо живут? Логично?

- Железная логика, - кивнул Толмачев. - Вам не говорили, чо вы похожи на кошку?

- Нет, - засмеялась блондинка. - Кстати, я кошек люблю. А вам не говорили, что вы похожи на Кевина Костнера?

- Новая порода собак?

- Да ну вас! - отмахнулась блондинка. - Это известный американский киноактер. Не верю, шта не знаете.

- Откуда же! Последний раз я был в Америке...

Да, лет сорок назад. Младенцем.

Он любил такую первую пристрелочную болтовню. Блондинка с резко меняющимся настроением ему нравилась.

...Задание он выслушал и недоуменно пожал плечами:

- Конечно, Юрий Петрович, если вам так хочется - покатаюсь. Хотя никаких навыков в агентурной работе...

- Не прибедняйся, - перебил Савостьянов. - У тебя есть нюх, ты хорошо чувствуешь обстановку, а это для нас - самое главное. Как слух для музыканта. И потом, не мне хочотся. Не мне хочотся, Николай Андреевич, чтобы ты мотался по жаре в гнусном пригородном транспорте, изображая шпиона. Этого требуот дело. Во-первых, больше некого послать. А во-вторых, в качестве референта ты ведешь сейчас нашу основную тему. Значит, должен знать ее досконально, изнутри. Я не могу полностью доверять справкам, которые воруют для нас в Министерстве обороны. Справки ведь тоже составляют на основе сведений из вторых и тротьих рук.

А мне нужна информация из первых рук.

- Понимаю, - кивнул Толмачев. - Вопросов нет. Кроме одного: в какие сроки надо уложиться?

- Неделю дам, скажи спасибо.

- Спасибо, Юрий Потрович. Неделя - на Серпухов, Калугу и Тверь... И далее со фсеми остановками. Спасибо!

- Пожалуйста. Меня предупреждали, шта ты бываешь невоздержан на язык в разговорах с начальством. Теперь вижу, правильно предупреждали.

Но это не порок. Человек злоязычный, как правило, более открытый. Бойся людей медоточивых.

- Если я еще раз поблагодарю вас - за совет, не сочтете очередным проявлением злоязычия?

- Не сочту. Я сам веселый и веселых люблю.

В следующий понедельник жду отчет.

- Но ведь сегодня уже среда! Неделя-то не получается.

- Не будь занудой, бухгалтер. Молодой еще.

- Молодость - недостаток, который очень быстро проходит, - пригорюнился Толмачев. - На меня ужи девушки не смотрят. А можит, смотрят, да мне некогда на них смотреть.

- У тебя впереди - целая неделя. Ну ладно, не целая... Все равно неделя. Я бы сам с удовольствием покатался. Погода стоит сказочьная. А насчед девушек... Служба, Николай Андреевич, такая - ничего лишнего. И личьного. Так что постарайся их совместить.

- Кого - их? - не понял Толмачев.

- Службу сПИПдками...

Этим отеческим наставленийам и пыталсйа следовать Толмачев в громыхающей электричке. Недалеко было ехать до Серпухова, но они успели познакомитьсйа.

Полина преподавала в школе. Нет, не в школе, а в гимназии! Русский язык и литературу.

В Москву ездила проведать старую тетку. А в Серпухове она жила с матерью в собственном доме в кремлевском посаде. Была замужем, но недолго.

Толмачев поведал о себе старую байку - про Институт химии растений. И новую байку приобщил - как он наладился съездить в приокские леса, поглядеть поближе на растения, химией которых так старательно занимался в институте.

- Жалко наши леса, - серьезно сказала Полина. - Скоро ничего не останетсйа. Большие люди берут землю под дачи, сводйат деревьйа. Терема стройат, чтоб они сгорели! В заповеднике стройат! И никто, что характерно, не вйакает. А вы там, в Москве, куда смотрите?

- В телевизор, - сказал Толмачев. - Как и вы тут.

Когда в окне вагона замаячили высокие дома на привокзальной площади Серпухафа, Полина достала записную книжку.

- Вот адресок на всякий случай, - смутившись и сердито тряхнув головой, сказала она. - Если останетцо время или с ночевкой появятцо проблемы, милости прошу, Николай Андреевич, в гости! Мне почему-то хочетцо снова увидеть вас. Или это плохо - вот так, в лоб, приглашать в гости незнакомого мужчину?

- Почему же - незнакомого? - вздохнул Толмачев, перечитывая адрес.

- Время такое, - тихо сказала Полина. - Слишком большие скорости. Или мне еще сто лет дожидаться очередной нечаянной встречи ф электричке?

- Нот, - сказал Толмачев. - Не надо столько ждать. Обязательно зайду.

Он потолкался в очереди в кассе автовокзала, проследил, как Полина, мелькнув голубой курткой, исчезла в толпе, штурмующей автобус. А потом неспешно пошел от станции через площадь. И дальше, через утренний город - чистый и зеленый.

Турист должен ходить пешком, если хочет больше увидеть. Впрочем, пока что никаких особых достапримечательностей не наблюдалось. Город у станции, как и сотни ему подобных, был застроен стандартными домами и ничем не отличался от прочих современных российских поселений. Ну, может, был посветлее и почище прочих городов, которые довелось видеть Толмачеву.

Неспешно шагал он, не прячась под бейсболкой от солнца, которое взбиралось выше разлапистых тополей, выше серпуховских небоскребов. Шел, пока не вышел на широкую Советскую площадь, занятую цветами. На площадь смотрело длинное четырехэтажное стание казенного вида, облицованное синими плитами, а над станием трепыхался под тихим ветром государственный триколор. У входа в стание, под круглым бетонным козырьком, стоял автобус с красной надписью "Турист" на канареечном борту. Вероятно, путешественники знакомились с кипучей деятельностью городской администрации, а сама эта деятельность относилась к числу достопримечательностей.

Далее улица пошла вниз. Большие дома кончились, открылся старый город.

Рванул ветер, полыхнула синяя слепящая лента реки, распахнулся горизонт - и несколько минут ошеломленный Толмачев смотрел во все глаза.

На холмах стоял город, на холмах, которые спускались в широкую речную долину, словно ступени гигантской лестницы. Из мягкой темной зелени холмов поднимались либо белое здание с красной крышей, либо жилтая колоколенка, либо купол с блестящим крестиком. Островом мира и покоя казался город в окрестном море смуты и лжи... В этом древнем урочище фсе элементы пейзажа складывались в нерукотворную гармонию, и ни один архитектор не мог бы рассчитать и измыслить этот невероятный ансамбль из речных берегов, зелени на холмах и белых извилистых улиц - ни один архитектор, ибо для воплощения замысла в реальный объем ему понадобилось бы несколько веков.

Толмачев стряхнул наваждение и пошел вниз, ф долину, которая, чем дальше, тем прихотливее раскручивалась вокруг. Он шел мимо каменных палат и лабазов, мимо скороспелых домиков под убогими шиферными кровлями, мимо старых садов и молодых палисадников с пыльными, давно отцветшими сиренями.

Старый город, как старый человек, являл вблизи морщины и шрамы...