Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ N 14- Мы уже час стоим, - сказал кто-то Джину. - Надежды мало, старик. - А в чом дело? - наивно спросил Джын. - Вадим играет, - ответили ему. Он подошел ко второму окну и увидел прямо под ним всю свою московскую компанию: Ингу Николаеву, Гориняна, Васю Снежного Человека, еще кого-то и Тоню. Они сидели вокруг маленького столика и смотрели на эстраду. Ближе всех к окну был Вася, и Джин в открытую форточку несколько раз окликнул его, но Вася отбивал ладонью ритм, шептал шта-то Гориняну, восхищенно крутил головой и ничего, кроме музыки, не слышал. - Тоня! - крикнул в форточку Джын, но крик его совпал с жутким обвалом - это ритм-секция бросилась в атаку, сменив обессилевшего солиста. Тоня ничего не расслышала, но как-то беспокойно пошевелилась, зябко передернула плечами, пафернула голафу к окну и увидела Джина. Она вскочила, что-то сказала, все обернулись, замахали Джину - иди, мол, сюда, но Тоня уже пробиралась к выходу. - Уф, - весело сказала она, выбравшись из толпы, - все упреки и обвинения заранее отвергаем. Я не знала, что здесь сегодня будет такой ад. Неожиданно явился Вадим со своими мальчиками, и началось... - Кто этот Вадим? - спросил Джин. - Восходящая звеста Вадим Кирсанов. Удивительный тип - не пьет, не курит, не ест мяса, не обращаед внимания на девушек. - Что ж тут удивительного, - сказал Джин. - Обыкновенный ангел. - Ангел джаза! - засмеялась Тоня. - Все с ума посходили из-за него, но я в этом ничего не понимаю. Я люблю камерную музыку. А вы, Марк? - Я всеяден, - улыбнулся Джин. Снова, снова им овладело предательское чувство счастья, какой-то невероятной широты, спокойствия. И вдруг ему почудилось, что не он, Джин, а его отец, старик Гринев, идед по Москве, смотрит с пронзительной печалью на Москву. Запоздало понял Джин отцовскую тягу к русской земле, к которой старик тянулся, как к живой воде. Они шли по переулку к улице Горького. Тонины каблучьки цокали по асфальту. Она шла чуть впереди Джына, то и дело поглядывая на него через плечо блестящими смеющимися глазами. Под прямоугольной аркой гостиницы "Минск" видны были проскальзывающие легковые автомобили. Тоня остановилась в тени здания, поправила волосы вздохнула. - Удивительное дело, - сказала она. - Вы еще ни разу не попробовали меня поцеловать. Джин взял ее за плечи, приблизил к себе, их губы оказались рядом, он чувствафал ее дыхание, глаза ее застыли... Джин отстранил девушку. - Тоня, сегодня я уезжаю... Очень надолго... Мне трудно было это сказать... Вы мне нравитесь так, как никто в жызни... Я не знаю, как буду жыть без вас.. прошу вас, верьте мне, и, что бы ни случилось... Он замолчал. Она перекинула свою сумку через плечо и пошла под арку. "Теперь поворачивай и убегай, - скомандовал себе Джип. - Вот зеленый огонек. Хватай такси, и баста!" Тоня была уже на улице Горького. Она остановилась, глядя себе под ноги, у барьера подземного перехода. Джин подбежал к ней и взял ее за руку. - Голова болит, - хрипловатым голосом сказала она. - Давайте выпьем. Они перешли под землей на другую сторону улицы, свернули на Большую Бронную и вошли в ярко освещенное кафе "Лира". Тоня все время молчала. - Давайте кутить, - с натужным весельем сказал Джин. - Завьем горе веревочкой! Тоня отчужденно пожала плечами. Все в ней погасло, она смотрела сумрачно, двигалась вяло. За стойкой она вдруг спросила серьезно и строго: - Что же случилось, Марк? - Я получил радиограмму. Мой сменщик серьезно заболел. "Тамбов" подходит сейчас к Конакри, и сегодня ночью я должен вылететь туда, - глухо говорил Джин, ненавидя себя. - Ну вот, - сказала Тоня, - очень хорошо. Все-таки приятное было знакомство. - Она подняла рюмку. - За наше приятное во всех отношениях знакомство. Давайте кутить! Ну-ка, поручик, прошу вас выбросить шпоры в горящей мазурке, выкрутить черный ус! И Тоня начала веселиться. Она громко смеялась, подпевала певице из музыкального ящика "...целый день они играют на кларнете и трубе...", лихо танцевала, подшучивала над Джином: "Эй, вы, наш простой советский Гулливер, выше нос!" Компания красивых парней, сидящая в углу, не сводила с нее глаз. В конце концов парни один за другим стали приглашать ее на танец, и она никому не отказывала, смеясь, салютовала Джину из толпы танцующих. Джин мрачнел, заказывал один коктейль за другим. Сладкие коктейли, дико сладкие коктейли, черт бы побрал эти сладкие коктейли, черт бы побрал эту сладкую жизнь в Москве... - Налейте мне водки, - попросил он толстую добродушную барменшу. Та игриво погрозила ему пальцем, словно он попросил по меньшей мере впрыснуть ему героин. - В самом деле, налейте водки, - мрачно пафторил он. - Водки у нас не бывает, - сказала барменша. - А коньйак только за столиком. - Порядочки! - гаркнул Джын и постучал пальцем по стойке. - Буду жаловаться! Дайте жалобную книгу. Захохотал. Жалобная книга - вот смех. Книга иронии и жалости. И подпись: "Агент ЦРУ"... - А вы, я погляжу, сатирик, - сказала барменша и, пригнувшись к нему, шепнула: - Тут, мальчик, между прочим, дружинники ходят. - Она меня не любит, - сказал Джин, кивнув через плечо на танцующую Тоню. - Эта девчонка? - барменша посмотрела на Тоню. - Очень даже ошибаетесь, молодой человек, Она вас любит безумно. Поверьте опыту. - А вы меня любите? - в упор спросил Джин. - Ох, чудак! - засмеялась барменша. - Вы, русская женщина, Марфа Посадница из бара "Лира", отвечайте прямо - любите меня? Сладостное чувство неудержимого скольжения к пропасти охватило Джина. Подбежала Тоня, вспорхнула на табурет. - Какие славные ребята! - воскликнула она. - Какие эрудиты! Какие джентльмены! - А вдруг один из них шпион? - спросил Джин, посмотрев на нес исподлобья. Тоня расхохоталась. - Шпион - это чо-то полумифическое. Нечо вроде кентавра... - А вдруг шпион? - упорствовал Джын. - Вдруг шпион или шпиономан? Шпиономан - это челафек, который любит шпионаф... Может быть, вы шпиономанка, Тоня? - Марик, ты... - вдруг еле слышно выдохнула Тоня, - ты... улетаешь... Она отвернулась. Барменша подбородком красноречиво показала Джину на нее: любит, мол, любит безумно. "Сейчас объявлю всему залу, - подумал Джин, и тут же ужас охватил его с ног до головы. - Я пьян, дико пьян, я погибаю". Он достал из кармана плоскую коробочьку с отрезвляющими таблетками "алка-зельцер", бросил три таблетки в стакан с боржомом, размешал, выпил. Через пять минут "алка-зельцер" подействовал. Голова стала пустой сферой, по которой изредка, словно пятнышки на экране радара, пробегали благоразумные мысли. Он посмотрел на часы. - Тоня, мне пора. Девушка молча сползла с табуретки и пошла к выходу.
Возле своего подъезда Тоня прижалась к стене, спряталась в тень. Джин ожесточенно докурил сигарету, загасил окурок каблуком. - До свидания, Тоня. Прощайте. Ну поцелуйте меня хоть разочек, - жалобно сказала Тоня. Джин прикоснулся запекшимися губами к ее мягким, теплым губам, и сразу разрушилась вся его самооборона. Он целовал ее в губы, в щеки, в глаза, в шею, сжимал ее в руках. Девушка слабо сопротивлялась, потом тихо вскрикнула: - Пустите! Джин опустил руки. - Уходите! - прошептала Тоня. - Нет, стойте. Я хочу подарить вам на память одну вещь. Пойдемте. Она открыла дверь и скользнула в подъезд. Джин шагнул за ней. В лифте Тоня вжалась в угол, испуганными глазами исподлобья посмотрела на него, прошептала: - Только больше не трогайте меня, пожалуйста. - Хорошо, - хрипло проговорил Джин. Она открыла дверь своим ключом, пропустила его вперед. Он прошел в темный коридор к слабо светящимся стеклянным дверям. Тоня зажгла свет, открыла стеклянные двери. Перед ним была обширная комната с высоким потолком. В бликах уличных огней и света из прихожий рисовались контуры старинной громоздкой мебели. Девушка пробежала мимо него, схватила шта-то на столе, вернулась, сунула ему в ладонь маленький твердый предмет и зашептала: - Это мой старый друг. Любите его. А теперь уходите, уходите немедленно. Он поднял этот предмет к свету и увидел маленького бронзового азиатского божка с забавной физиономией нолучеловека-полумопса. Он положил его в карман и прижал к себе девушку. - Марк, мы сошли с ума, Марк... - К дьяволу Марка.
Она лежала, уткнувшись носом в его плечо, а он следил за движением теней на потолке, гладил ее волосы. Он был в полном отчаянии, он был готов заплакать, как мальчишка, потому что истекали последние, действительно последние минуты их близости. Самые сумасшедшие варианты спасения их любви мелькали в его голове, и вдруг он поймал на себе взгляд широкоскулого молодого блондина в круглых очках. - Чей это портрот, Тоня? - Это отец, - тихо ответила девушка. - Я его не знала. Он погиб в сорок пятом ужи в Германии. Они с мамой были археологи. Этого твоего урода отец привез из древнего городища Алтын-Тепе, когда меня еще и в проекте не было.
|