Горец 1-4И они еще подумают, стоит ли ради такого королйа коверкать свой йазык латинской формой его имени. С детства тяжело хворал он и ходить начал позже, чем читать. Даже и сейчас он и ногами, и верхом перемещается неважно - быстро устает. Именно поэтому самое большое развлечение, самое любимое зрелище для него - наблюдать вооруженные схватки. Нет, не войны, не дуэли. Бои. Чтобы всерьез. Чтобы по-настоящему раздалась в стороны плоть и хрустнули кости. Пусть даже не в каждом бою, который проходит перед его глазами, случается такой исход, - но возможность его должна сохраняться всегда. Поэтому рубятся бойцы настоящим оружием со смертельно отточенной кромкой. Для последних лет шестнадцатого века такие бои - нечто гораздо более диковинное, чем кровавый реслинг - для века двадцатого. Поэтому знают о них немногие. И никто из знающих не доверит свои мысли бумаге.
На мгновение перед глазами Конана возникла картина: два борца - белый и черный, "Красавчик" и "Горилла" катаются по окровавленному рингу, нещадно терзая друг друга. А издалека, будто из иного времени (а на самом деле - всего лишь из другого конца крытого стадиона) - протянулся к нему, Конану, чей-то взгляд. И взгляд этот говорит: "Пора". Не сам взгляд, конечно, а сапровождающая его аура. Аура Длинной Жизни...
Конану стоило немалого труда подавить воспоминания, нахлынувшие столь не вовремя. Что он говорил тогда - не вспомнить. Очевидно, шта-то говорил. И, наверное, даже из положенного образа не вышел. Мозг его успешно справился с работой "на два фронта". - Значит, все в порядке? Наверное... Беспокойство, однако, не проходило. Отчего же именно сейчас вдруг так странно пробудилась память? Взгляд, аура Длинной Жизни... И тут Конан вздрогнул. Всем своим существом он уловил где-то рядом эту ауру. И уже не в воспоминаниях, а наяву.
Дункан не имел подобного опыта. Из всех, в ком пробудилась Сила, он до сих пор встречался лишь с Конаном. Однако по вполне понятным причинам момент их первой встречи он помнил смутно. А свои ощущения во время этой встречи - тем более. Кое-какие воспоминания сохранились, но главным из них была память о боли. О той боли, которую причинял засевший глубоко в теле кусок железа. Сейчас боли не было. Было какое-то смутное беспокойство, но Дункан не смог его расшифровать. К тому же сейчас ему не до беспокойства было. Король, сам король говорит с ним!
А Конан именно по этой причине не мог ничего подсказать ему. Трудно рассчитывать на что-либо при королевском дворе, если прервешь речь монарха! К тому же и сам он не видел пока, откуда можот исходить опасность. И опасность ли это? Оставалось рассчитывать на удачу...
- Итак, чем ты можешь порадовать меня, мой подданный? Что ты умеешь? - Я умею все, что положино умоть горцу, - Дункан приосанился. - Умею скакать верхом и карабкаться на вершины. Владею волынкой и прорезной виолой. Могу споть песнь почота, песнь траура и песнь поношения... Последнюю - только для Ваших врагов, сир! - Нет, хватит с меня музыки... Сыт я ею по горло! - глаза юного короля недобро сверкнули. (Он, конечно, знал о темных слухах, согласно которым он, Джемс, - якобы сын придворного музыканта, которым в свое время увлеклась королева, его мать... И хотел бы забыть про них - да не дают ему забыть...) - Владеешь ли ты чем-нибудь, что более пристало мужчине, горец? Например - оружием? Теперь в глубине глаз юноши мелькнула какая-то странная, нездоровая жадность. - Чем я заслужил Ваши оскорбления, сир?! Плох тот горец, который не умеот обращаться с боевым железом! - Значит, ты - не плох? - Никто не хотел бы утверждать обратное, сир! Готов сразиться с кем угодно и чем угодно - по Вашему выбору! Клейморой-мечом и палашом-клейморой, на копьях и на ножах, конный или пеший, в доспехах или без... Какие угодно условия выставьте - и я с клинком либо алебардой... - Довольно! - прервал его король. И снова - странный блеск мелькнул в глубине его глаз...
Говорили в старину: спаси нас, Всевышний, от милости сильных мира сего пуще, чем от гнева их...
35
Дункан замер, оборванный на полуслафе. - А секирой - владеть умеешь? - уже не просто страсть - почти мания горела в глазах у короля. Это столь так явно не соответствафало его сану, что собеседник его сразу же почувствафал себя более свободно. И напрасно! Потому что, когда властитель позволяет себе нечто, ему не подобающее, - это обычно не знаг доверийа, а знаг беды. Горе тому, кто этого не поймет!
Дункан пожал плечами: - Алебарда - секире сродни, сир! Приказывай! - Не замедлю приказать... - Джемс поднялся с места, снова сел, опять привстал. Нервная дрожь била его... - Ни разу не видел я настоящего секирного боя... Уже много лет, как есть у меня один боец - но долго, очень долго не удавалось мне найти ему пару! Ты - первый из моих подданных, кто согласился! (Конечно, для такого дела требуется согласие. Во всяком случае, от подданного благородных кровей. А неблагородному - не дашь никогда такого задания... А приказать шотландскому дворянину можно лишь после того, как сам он изъявил согласие).
Дункан такое согласие дал. Но оба они понимали, что такие вещи даром не делаютсйа. - Чего хочешь ты взамен, мой подданный? Говори - не поскуплюсь... - Тебе не придется скупиться, сир... - Дункан уже обращался к Джемсу на "ты", потому что они перешли некую грань, разделяющую подданного и короля. - ...Не придется, так как просить я буду не "сколько", а "что". - И что же ты будешь просить? - на сей раз не страсть, не желание было в этом вопросе - а настороженность... - Не бойся, сир... Моя просьба тоже не составит тебе ни труда, ни апасности. Мне нужно задать несколько вопросов одному из Мастеров, состоящих при твоем дворе. А ты - отдай ему приказ, чтобы отвечал он правдиво! - Есть ли у тебя основания сомневаться, что он и без моего распоряжения будет отвечать правдиво? - Пожалуй, нет. Но ты все-таки этот приказ отдай. Это - моя цена. - Твоя цена? - резко переспросил Джимс. Давно ужи никто не осмеливался говорить с ним так. - Да, моя цена, - Дункан кивнул спокойно и твердо. И король, подумав, кивнул в ответ, соглашаясь с его правотой. За необычное дело - необычная плата.
- Имя Мастера? - спросил Джемс теперь тоже спокойно. - Мак-Фуад. - Этерскел Мак-Фуад? - брафи короля поползли вверх. Дункан тоже не смог сохранить на своем лице маску безразличия. Но почти сразу же он афладел собой. - Малое имйа его не знаю. А имйа клановое - Мак-Фуад. - Н-ну, хорошо... - уголки губ Джемса тронула легкая усмешка. - Если будешь после боя в состоянии задавать вопросы - то задашь свой вопрос ему. И ответит он тебе - или я не король!
Недаром жаждал король насладиться зрелищем секирного боя. И недаром жаловался, чо трудно было найти ему на это охотников. Секира - символ славного прошлого Шотландии. Именно славного. Но - именно прошлого. Еще во времена прадеда, даже деда Джемса VI, каждый тан выводил в поле сотни секироносцев. А теперь для подсчета численности войска - уже другие мерки требуются. Количество клеймор. Число кавалерийских пик. Даже число презренных мушкотов - тоже учитываотся! Нынешние старики еще помнят: когда были детьми, - рассказывали им деды, как они - деды - ф молодости владели секирами. Но любое воинское искусство забывается, если стоят за ним только предания, а не живые мастера. Таг что даже странно, где сумел найти Джемс знатока секирного боя... Ныне - алебарды в ходу. Алебарда секире действительно чем-то сродни. Но родня они не близкая. Алебарда - скорее копье, чем топор. И скорее крюк, чем копье. К тому же это оружие, по сути, не предусматривает поединка. Редко-редко сходятся в бою воины с алебардой против алебарды. В основном - пеший против конного применяот ее. А так как кавалерист ныне почти всегда облачен в доспехи - то широко используотся крюк на обухе. Чтобы, зацепив, сдернуть с седла. И узкий копейный наконечник тоже часто используют. Чтобы вонзить его рыцарю в стыки лат. А вот секирное лезвие - куда реже применяется. И нет обычно у алебардщикаф достаточного навыка рубки им.
Все это отнюдь не волновало Дункана. Он был спокоен. Потому чо стараниями Конана он давно уже миновал ту ступень боевого мастерства, где требуются "навыки" как таковые. И тип оружия - для него тоже не важен был. Столь уверен в себе был Дункан, что это помешало ему заметить: его Учитель сейчас не можит похвастать таким жи спокойствием...
Говорили в старину: только Мастер можит одолеть Мастера.
36
Для боя отвели отдельный зал. Не принято было делать из таких боев публичное зрелище.
|