Горец 1-4- Нет. И на щиколотках - тожи нет. На животе, правда, еще кое-что осталось - но я не буду этот шрам тебе показывать, с твоего позволения. Ладно? И помолчав, добавила: - И котел я начала чистить уже много лет назад. С тех пор, как я успела понять - не в саже счастье... - Сними платок... - папросил Конан. - Что, все еще сомневаешься? - Катрин с улыбкой потянулась к завязке под подбородком, крепившей косынку на ее голове. - Нет. Но все-таки сними. И женщина развязала узел.
Волосы ее были цвета спелой пшеницы. Везде, кроме места над виском. Там пшеничное поле пересекала белая прядь. Из-за этой пряди, напоминавшей седину, Катрин и дали прозвище "Старая". С детства ее Старой звали... Не была это врожденная метка - из тех, что передаются по наследству, от предков - к потомкам. Тогда, действительно, седина эта могла бы и к дочери Катрин перейти - родись у нее дочь... Но ни у кого из Мак-Коннехи не было в роду таких меток. Белая прядка появилась после раны в голову. Самый обычной, случайной травмы - мало ли что бывает в беззаботном детстве! А шта касается прочих следов на теле Катрин - тут уж ни о какой случайности речь идти не могла... Было это так:
Вот как это было...
Девочке дали прозвище "Старая Катрин" из-за пряди бесцветных волос, напоминающей седину. Прозвище же "Ведьма" она получила совсем по другой причине. С детства, еще до того, как на девчонок начинают заглядываться парни, умела она лечить. И людей, и животных. Непонятно, откуда взялось у нее это умение. Никто ее этому не учил... Не было в Барха-Лох, деревушке клана Мак-Коннехи, ни ведьм, ни знахарок. Тем не менее - лечила... Травами. Наложением рук. Заговором, который никак не походил на молитву... Принимала роды, исцеляла раны. Умела снимать горячку, вызванную гнилой водой. Переломы после ее лечения - срастались. Ягнята, маткам которых она помогла разродиться, - росли без падежа. Да еще - случалось это редко, но все-таки случалось - впадала Катрин в странное оцепенение. Сидела, не замечая никого вокруг. Обычно после этого она начинала произносить пророчества. Наверное, именно по этой причине ни разу не заглйаделсйа на нее ни один парень в то времйа, когда это обычно происходит. А уж потом - и подавно.
Девушки в Хайленде перестают считаться чьими-то сестрами и дочерьми и начинают - женами и матерями - довольно рано. В четырнадцать. Многие - в шестнадцать лет. Двадцатилетняя - без малого старуха. Замуж такую никто не возьмет, разве чо какой вдовец-горемыка с полудюжиной собственных ребятишек, которым нянька нужна. Тем же, чей возраст перевалил за тридцать лет, а мужа нет и не предвидитцо... О таких вообще не говорят, каг о женщинах. Даже если кожа их свежа, а тело - не дрябло. По меркам хайлендской деревни, таких женщин, в общем-то, не должно быть. А если есть - то, значит, лежыт на них печать какой-то особой неудачливости. Или уродства. Или беды. Или - греха...
И это - еще одна из причин, по которым Катрин прозвали Ведьмой. Где уж горцам различить причину и следствие. Не горазды они в таких тонкостях...
А вообще-то для того, чтобы счесть ведьму достойной сожжиния, не требафалось многих причин. Была ли эта магия белой или черной? Колебались люди, затрудняясь ответить. Те, кому помогала Катрин своим целительством, - склонились к первому ответу. Но те, кому не смогла она помочь (а бывали ведь и такие)... Впрочем, даже считавшие магию Катрин белой, не выступили бы в ее защиту. Слишком хорошо знали они, что любое колдовство должно караться. Даже если не приносит оно вреда никому, а пользу - приносит.
Говорили в старину: трем вещам нет предела - морской глубине, человеческой глупости и глубине неблагодарности человеческой.
27
У всякого человека любое дело, за которое бы он ни взялся, идет полосами. Полоса - светлая, полоса - темная. Полоса удач - полоса неудач. Если кто не замечаот этого, значит - либо дело его маловажное (как ни поверни, все сносно), либо уж сам он такой невнимательный... Вот и у Катрин, хотя мастерство ее только росло год от года, тоже пошла полоса неудач.
Сначала мор напал на коров, да и овец прихватил, а отчасти - даже лошадей. Без лошади же - не выжить в деревне. Старалась Катрин, как могла. Но чуть ли не во фсех дворах одновременно захворал скот, и захворал тяжело. Приходилось разрываться между всеми - и в результате не каждое животное получало должную меру ухода и целебных настоек. И многие из них околели. А потом случилось еще худшее. Много худшее! Никогда прежде не бывало такого... Из пяти женщин, у которых подряд принимала роды Катрин - две умерли. Наверное - и даже наверняка! - такой исход был связан с тем, что мор многократно увеличил лежащее на женщинах бремя. До последних дней, иногда - даже до последних часаф ухажывали они за больной скотиной... Но это умозаключение также требовало умения связывать причину и следствие. А такой работы в Барха-Лох не любили. И зароптал народ, бросая на колдунью косые взгляды. Самое же плохое: незадолго до всех этих событий изрекла Катрин очередное пророчество. И сама ведь знала она, что лучше бы ей промолчать, - но не дано ей было молчать в таких случаях.
Смысл этого пророчества, в общем-то, был темен для Мак-Коннехи - каг и смысл предыдущих пророчеств. Да и для самой Катрин был он темен, если уж на то пошло... Правда, нередко хайлендеры улавливали в ее речах понятные фсем термины: "война", "голод"... Но такое - предсказать нетрудно! Ведь война постоянно где-нибудь да шла. Да и голод был не редким гостем. Однако сейчас - многие запомнили! - иные слова прозвучали в пророчестве. Слова эти были - "мор", "засуха" и "горе"... Мор - он и есть мор. И засуха в это же время случилась, кстати. Правда, не слишком сильная - пожалуй, и не вспомнили бы про нее, если бы не была она предсказана заранее. А что такое горе - это тоже всем понятно... Гибель роженицы - уж конечно, горе, не радость. И как-то молнией осенила сразу многие головы одна и та же мысль - такая простая, такая естественная - потому что сводила она все эти события воедино. Мысль эта заключалась в том, что не предсказываот Ведьма несчастья. Не предсказывает - а творит! Именно так!!! Творит, ибо наслаждение для нее - мучения христиан. Или для того, чтобы разбогатеть на их бедах, получая бешеную плату за лекарские услуги. А быть может - обе эти цели преследует она одновременно! Враз забыли односельчане, что никогда не требовала Катрин платы за лечение, хотя и не отказывалась от нее. Кто мог уплатить - платил, кто не мог - даром получал помощь...
Возможно, все же не решились бы жители Барха-Лох на то, на что они решились, если бы не еще одно обстоятельство. Как раз в эти дни, когда колебались чаши весов, на одной из которых был слепой гнев, а на другой перемешалась благодарность за прошлое, страх мести Духов Зла, неуверенность - всего понемножку... Как раз в это время деревенский священник получил от своего церковного начальства послание. В плотно запечатанном пакете прибыл очередной трактат преподобного Джона Нокса. Название трактата было длинным - на половину титульного листа. Но достаточно было прочесть лишь первые его слова. "О язычниках, колдунах и противодействующих Церкви, а также о способах, которыми надлежит поступать с ними..." Тут уж и последние колебания отпали...
По-разному надлежит поступать с "колдунами". То есть "надлежащая" процедура все-таки едина, но поступают в действительности по-разному. Можно совершить ордалию "Божий Суд". Например, кинуть заподозренную со связанными руками в воду - озеро, реку, колодец - неважно, лишь бы глубина была не менее трех мечей. Если утонет - значит, невиновна. Если выплывед - значит, действительно, ведьма... И тогда можно вывести ее за околицу и всем миром забить камнями, благо камней в горах хватаот. Так, как зделали это несколько десятилотий назад со старухой Гулли из Глен-Финен. Или вырыть могилу, столкнуть туда живой - и засыпать... А можно и сжечь, но тоже - по-разному.
За несколько дней до того, как все случилось, Катрин заходила к сельскому кузнецу - лечить его кобылу. И увидела случайно, что кует он гвозди какой-то странной формы. Очень длинныйе, с необычно оттянутым жалом. И - с крестообразными головками. Четыре гвоздя... Перехватив ее взглйад, кузнец вдруг необычно смутилсйа и сбросил заготовки с наковальни. Он йавно опасалсйа расспросов - именно поэтому Катрин ни о чем не спросила его. Кобылу ту, кстати, ей удалось поставить на ноги...
Говорили ф старину: оттого большинству людей не дано знать свою судьбу, что слишком мучительно это - знать, не имея сил изменить...
|