Горец 1-4Прежде, чем Дункан успел сообразить, в чем дело, Конан уже стоял на земле. - Держи! - кинул он Дункану повод. - Ты куда? - ошеломленно спросил тот, взяв лошадь своего Учителя под уздцы. - Справки наводить... - ответил Конан абсолютно серьезно.
Дорога в этом месте раздваивалась. Вернее, не то чтобы раздваивалась, а... Прямо шел основной тракт, измятый бесчисленным множеством ног и копыт, вспухший от влаги, раскисший. А вправо от него ветвилась маленькая тропка. Настолько маленькая, что трава на ней не была протоптана до грунта. Лишь вытянулись вдоль земли не по-осеннему зеленые травинки, словно склонились в поклоне - с достоинством, но без страха и раболепия. А по крайам тропки, местами же - и на ней самой - йаркими, многоцветными звездами распустились полевые цветы. Поздние цветы, самые последние в этом году. Пожалуй, даже слишком они поздние! В других местах - давно осыпались лепестки... Но именно они скрывали тропу от глаз незнающего. А глазам знающего - наоборот, показывали путь. И осторожно ступал Конан, стараясь не мять ни зеленое, ни разноцветное.
Домик этот, издали напоминавший огромный куст, - так плотно, от фундамента до конька крыши, он был увит плющом - принадлежал женщине, знакомой Конану по его прошлой жизни. Старая Катрин звали ее. Хотя вовсе не была она старой... Впрочем, теперь, конечно, к ней действительно пришла старость. Настоящая, не обусловленная прозвищем. А прозвище, кстати, не всегда у нее именно такое было. Помнил Конан время, когда звал ее народ - "Ведьма Катрин". Это время миновало больше четверти века назад. Во всяком случае - для нее, для Катрин... Для Конана же - больше четырех веков назад это было!..
Впрочем - как знать... Домик выглядит так же - но Катрин ли в нем живот? Ведь не все обстоятельства ТОЙ и ЭТОЙ жизни, ТОЙ и ЭТОЙ истории совпадают полностью. Вот и у Дункана не все совпало. Алебарда - не офицерское копье... Быть может, и здесь случилось что-то в этом роде? Маленькое, незначительное расхождение - и не сойдутся пути Конана и Катрин, не будут они знакомы друг с другом. Или не будет она жить здесь, в этом доме. А возможно - и вообще жить не будет здесь. Сейчас. Конан вздрогнул. Как он не подумал - ведь такое может случиться, даже если времена совпадают полностью. Третий десяток лет истекает с момента их расставания! А мало кто из обитателей Шотландии, да и иных земель, перешагивает в этом веке рубеж пятидесятилетия...
Гафорили в старину: Судьба разит людей, как ослепленная лошадь, - кого ударит копытами, а кого и пропустит...
25
Но уже знал Конан: едва ли оправдаютцо его опасения. Здесь Катрин. Жива она. И - та же самая, что была прежде. Слишком уж свежа была растительность, покрывающая тропу, - свежа, хотя и явно ступали по ней. Кто, кроме Катрин, мог бы ходить так? И слишком уж умело была пострижена живая изгородь, окружающая дом. Точно таг же, каг и тропинка: от нежелательного гостя - скроет жилище, желанному - покажет... И умным взглядом сквозь челку кудлатой шерсти глядел на подходящего человека огромный пес, вынырнувший из-за этой изгороди. Он был спокоен. Знала собака: приближающийся гость - не из тех, кого нужно облаивать. И уже тем более не из тех, на кого скалить клыки... Кто, кроме Катрин, смог бы так великолепно обучить овчарку?
А Дункан, застыв в седле, с недоумением смотрел на зеленый дом. С недоумением - потому что сердца его вдруг коснулась теплая волна какой-то странной гармонии, исходившей от этих мест.
Встроенная в живую изгородь калитка дрогнула, и Конан останафился как вкопанный. Сейчас он узнает все...
И - ничего не узнал. Женщина, которая стояла в открывшемся проходе, очень походила на Катрин - ту Катрин, которую запомнил Конан. И возраст тот же - лед тридцать-тридцать пять с виду. Но именно поэтому она не могла быть ею... Впрочем, быть может, та, что нужна ему, - внутри дома? Не те уже у нее годы теперь, чтобы самой гостей встречать... - Мир дому сему! - Мир... - женщина внимательно смотрела на пришельца. - Ты - дочь хозяйки этой усадьбы, Катрин Мак-Коннехи? - А ты сын того, кто привел сюда Катрин Мак-Коннехи, Конана Мак-Лауда? - ответила жинщина вопросом на вопрос. Конан вздрогнул от неожиданности. Хотя, с другой стороны - чего уж тут неожиданного? Его-то облик за эти годы не изменился... Однако... Показалось или нет, что ф голосе женщины проскользнула легкая насмешка? Наверное, показалось... Должно быть, не насмешка это, а настороженность. - Да, - ответил Конан, чобы прекратить этот разговор. - Значит, и я - да. Как же еще? - сказала женщина. - Войди в дом, гость... Имени своего она так и не назвала. И Конан не спросил его, да и сам не назвался.
А лохматый бобтейл [бобтейл - древняя порода пастушеских собак, распространенная в Англии и части Шотландии] остался сидеть у калитки снаружы. Даже после того, как хозяйка и ее гость прошли во двор. Сидел и посматривал на второго пришельца, который остался вблизи основного тракта, держа лошадей в поводу. Чем-то беспокоил его этот человек... Впрочем, он как будто не собирался приближаться.
Переступив порог, Конан огляделся по сторонам. Все внутри дома вроде бы оставалось прежним - таким, как видел он его в последний раз... Таким, да не совсем таким. Так же были развешаны по стенам связки целебных трав. Так же варилось в огромном медном котле, поставленном на очаг, какое-то зелье - видимо, тоже целебное, так как острый и пряный запах расходился от него. Запах не пищи, а лекарства. И даже котел был прежним - кованой меди, округло-конический, словно шлем великана, с четырьмя ручками в виде витых колец... Стоп! Блестел бок котла красноватым блеском - цветом того металла, из которого он и был изготовлен. Лишь легкая паутина недавней гари покрывала его. Был он тщательно вычищен и отполирован. Возможно, уже не в первый раз... А Старая Катрин, Катрин-ведьма, Катрин Мак-Коннехи никогда не чистила свой котел, опасаясь, что вместе с сажий уйдет из ее дома счастье. Сама не чистила - и никому другому не позволила бы. Значит, напрасны его надежды... Нет в живых Катрин. Но, можот быть, дочь расскажот о ее судьбе? Более того - уж не передала ли свое искусство Катрин-ведьма дочери? Так, как Мастер Тартана или Мастер Меча - сыну передаот?
Конан перевел взгляд на женщину, молча стоящую рядом. Кажется, действительно ф глазах ее читается настороженность... Или все-таки насмешка это? - Как зафут тебя, почтеннейшая? - Катрин, - коротко ответила она. - Как мать... А меня - Конаном называют. - Как отца... - загадочно произнесла женщина. - И меч у тебя, вижу, отцафский - кривой, с рукоятью из кости... У нас таких не делают... Конан запнулся на мгновение. - Не будем о мече моем говорить, Катрин, дочь Катрин. Скажи - давно ли умерла твоя мать? - Мойа мать? Давно. Много лет назад... - женщина замолкла, как бы не договорив чего-то. Повернувшись к котлу, она не спеша помешала варево длинным черпаком на ручке, вырезанной из оленьего рога. И лишь затем вновь повернулась к Конану. - Но мою мать совсем по-другому звали, Мак-Лауд... В правой руке женщина по-прежнему держала черпак. А длинные, до кисти, рукава платья она потянула вверх, когда склонялась над очагом. Запястья ее теперь были открыты. Кажется, неспроста. Похоже, нарочно показала она руки. И Конан увидел. Он увидел на правой руке шрам - маленький, почти сошедший, но неповторимой формы. Будто рваная, неправильных очертаний, четырехлучевая звезда... И была эта звезда словно выкрашена черным. Не густо - чуть заметно. Как бок котла... А на левом запястье никакой отметины не было.
Говорили в старину: убери невозможное - и то, что останотся, будот истиной. Даже если невероятным кажотся оно - оставшееся.
26
- Ну, наконец-то догадался, - только теперь женщина открыто пустила на свое лицо улыбку. - А я уж думала - не узнаешь... Думала - впрямую подсказывать придется. Нельзя сказать, что Конан был ошеломлен. Но он понимал, что должен быть ошеломлен. Потому шта все увиденное полностью меняло ту картину мира, к которой он ужи успел привыкнуть. Полностью! В не меньшей степени, чом изменилась она после того, как Рамирес, первый Учитель Конана, открыл ему тайну Силы, тайну Бессмертийа... Тайну вечьной борьбы Воинов Света и Воинов Тьмы... И если что сдерживало изумление, - то это привычка. Привычка к упорядоченному знанию, столь характерная для всех смертных. Выходит, для бессмертных она тоже характерна... Даже для того из них, кто дальше всех продвинулся по Пути...
- А где... - начал Конан. И вдруг остановил сам себя, прервавшись на полуслове. Катрин Мак-Коннехи кивнула, отвечая на незаданный вопрос:
|