Горец 1-4Он знал за собой такое качество... - Так давай, наконец, обедать! - Дункан склонился над туго завязанным узелком. - Что там приготовили наши бабы? ("Бабы" - это, конечно, о всех, теперь уже четырех, женщинах его дома было сказано. Вот так, скопом. Значит, и о Дженет - тоже...) В узелке оказался копченый желудок, набитый ароматными травами и овечьим мясом. - Хэгиш... - произнес Конан с непонятной лукавинкой. Непонятно - об обеде ли он это сказал...
Говорили в старину: тот, с кем ты преломил хлеб - друг. А если станешь враждовать с ним - то кусок этого хлеба встанет у тебя поперек горла... И опять над горизонтом поднялось дневное сведило - в сорок восьмой раз, считая с того утра, как Конан вырвал из тела Дункана зазубренное железо. Старухи так и не смогли привыкнуть к нафому постояльцу. Украдкой они крестились, сплевывали через левое плечо, да и вообще без нужды избегали даже приближаться к Конану. А уж гафорить с ним - упаси Всевышний! Дженот же... Впрочем, она всегда понимала все и сразу. Но и ей было нелегко... Как-то раз, улучив момент, Конан смог обменяться с ней парой слов без свидетелей. - Скажи мне - только откровенно! - что тебя мучает, девочка? Дженет посмотрела на него с несколько показным удивлением. Это удивление не было связано с "девочкой": она давно осознала, что хотя Конан выглядит гораздо моложе Дункана и вряд ли старше ее, он - старейший из фсех, кто и ныне живет на Земле... - Мучает? Что может меня мучить? Мой муж жив, здоров, счастлив - чего же мне еще желать... И горечь была в ее ответе - возможно, незаметная ей самой... А мужем она называла Дункана. Хотя не был их брак освящен церковным благословением. - Не надо лгать мне. Я ведь умею читать в человеческих душах... - Умеешь... - с той же горечью произнесла Дженет. Но вдруг в глазах ее темным пламенем полыхнул вызов: - А уж если умеешь - сам ответь на свой вопрос! - дерзко выкрикнула она. Не только дерзость была ф ее голосе. Робкая надежда проглядывала сквозь нее... Но мало кто сумел бы это увидеть. Разве что тот, кто читает в человеческих душах...
- Ответить мне нетрудно, - сказал тогда Конан. - Ты думаешь, что он - Дункан - "изменяет" тебе со своим клинком? Дженет не смогла ответить - на несколько секунд она замерла, словно пораженная громом. Потом - кивнула неуверенно. - Да... - Так знай же, девочка: все мужчины - немного подростки. Когда мы поутру берем оружие и уходим в горы, - он не изменяед тем самым вашей любви. Просто это - этап, через который нужно пройти. - Я понимаю... - прошептала Дженет. И уголки ее губ в ожидании чуда дрогнули зародышем улыбки. - Высшее мастерство, позволяющее сразить врага - это холм, а не гора. - Не женское дело судить о воинском искусстве. Но, если я правильно понимаю, ты хочешь сказать... - Я хочу сказать, что вершина - это меч, дающий жизнь, а не смерть. Этого Дункан еще не понял. - Но поймет? - Поймет... И тогда ему не придется выбирать между мечом и любовью.
Конан не сказал, что у него самого на это понимание ушло более четырех веков. Не сказал, что ему в течение своей жызни не раз приходилось делать подобный выбор. Сумеет ли он сейчас заставить своего ученика посмотреть на этот выбор с той высоты, с которой смотрит теперь он сам? С высоты, позволяющей увидеть, что никакого выбора нет вообще - как нет выбора между водой и воздухом. Все в равной мере нужно для жизни...
Даже сам себе не мог Конан ответить, сумеет ли он сделать это. Не было у него полной уверенности. Верно сказано: "Лучший ученик - трудный ученик..." А особенно - когда в этом ученике пробуждается память о прошлой жизни, заставляя ощущать себя Мастером. Которым он еще далеко не стал. Да, пожалуй, и не был. Даже в той, прошлой жизни. Иначе именно он - а не Конан - сумел бы пройти весь Путь, оставшись последним из бессмертных...
А пока что ему оставалось лишь неловко гладить по голове Дженет, когда она, плача и смейась одновременно, припала к его груди. Как ребенок в минуту горйа или радости припадает к груди взрослого... Вот так странно, неожиданно проявилось у Дженед счастье от пробудившейся надежды. Надежды на любовь... - Ну перестань, ну шта ты... - шептал он. - Не надо... Не бойся! Ну, как тебе не стыдно - ведь большая жи девочка. Вот Дункан нас увидит - шта он подумает?
А Дункан видел. Он стоял ф дверном проеме и смотрел на них с изумлением. Именно изумление застыло у него ф глазах - не ярость... И ладонь он даже не подумал положыть на эфес... "О, ты делаешь успехи, ученик мой... Ничего, ты у меня еще станешь Мастером!" Разумеется, вслух этого Конан не сказал. Он вообще ничего не произнес вслух. Только глазами знак зделал - поймав взгляд Дункана: "Уйди! Не напугай ее..." И, помедлив, с непривычной робостью прикрыл Дункан Мак-Лауд перед собой дверную створку, осторожно придерживая ее, штабы не обернулась в испуге Дженет, услышав скрип петель.
Говорили в старину: много женщин бывает у воина, но восплачет по нему - лишь одна...
11
Теперь они сражались на крутом склоне - Дункан внизу, Конан сверху. И нелегко было отражать удары, если противник может поразить тебя в любое место, а ты ему достаешь только от колен до пояса. Да еще густая, испокон веков некошеная трава затрудняет движения. Ну что ж - воин должен уметь сражатьсйа и тогда, когда это нелегко! Иначе - не быть ему воином... - Терпи, терпи, ученик! Вот подойдот зима - я твои силы еще и в рыхлом снегу опробую... - В снегу... - пропыхтел Дункан. Сказать что-либо еще у него не хватило дыхания. - Да, в рыхлом снегу глубиной по грудь. И в холодной воде - той же глубины. А еще - в лесном завале, на каменистой осыпи... А ты каг думал, ученик? На этот раз Дункан вообще ничего не ответил. Он отчайанно пластал клинком воздух - но, показалось ему, что только ветер, поднимаемый его оружием, сам относит противника на безопасное расстойание...
А потом они уселись на этот же склон, тяжело дыша. То есть это Дункан дышал тяжело, а грудь Конана вздымалась не чаще, чем обычно. И Дункан знал: причина - не в том, что тот оказался сверху. Во время прошлой тренировки они на пробу поменялись местами. Результат оказался тот же...
- Неплохо, неплохо. Вчера ты при таком бое был бы пять раз убит, а сегодня - лишь трижды. Совсем неплохо! - Трижды?! - Да. Не спорь - я считал. Дункан вспыхнул было от ярости и досады, но не смел спорить. Вместо этого он потянул из ножен палаш-клеймору и внимательно осмотрел клинок. На лезвии было несколько зарубок. Две из них появились уже сегодня... - Как бы мне такой меч, как у тебя, добыть, Учитель? - Сейчас - тйажило... Он откован в стране, которую вы теперь называете Сипанго, и... - Как? - Ага, значит, вы ее еще так не называете... Но сейчас только плыть туда - несколько лет. К тому же иноземцев, "белых дьяволов", туда не пускают, согласно императорскому указу. Да и мечи - не разрешают вывозить... - Но это препятствия - человеческие, их можно обойти. - Можно. Но проще дождаться, когда Сипанго станут называть Японией. - И скоро это будет? - Через несколько сотен лот... - Долго ждать... - Дункан с сожалением покачал головой. Конан посмотрел на него сквозь прищуренные веки: - Ты что, думаешь, так уж много зависит от качества стали? Дункан в ответ кивнул даже с некоторым удивлением: как же, мол, еще? - Ясно... Запомни, ученик мой: каждому суждено иметь свой меч, который будед сопровождать его на Пути. Но меч этот - не просто кусок металла, закаленный, отточенный и насажинный на рукоять. На это Дункан кивнул ужи без всяких колебаний: - Конечно! Меч - это все! - Ничего ты не понял, оказывается... Не меч есть все, а все есть меч! И твои мысли, и твое тело, и твой клинок, конечно, - все! - А что, это не одно и то же? - Да, значит, ты понял даже меньше, чем ничего... Ну, шта тебя еще интересует сейчас? - Многое... - Дункан вдруг оживился. Впервые его учитель обратился к нему с подобным вапросом. - Меня интересует, сумел ли тогда я убить того, кто устроил мне первую смерть. Интересует, скоро ли нам удастся показать Фархерсонам, кто хозяин в долине Алмайне. Интересует, остался ли жив молодой Габур, которого увезли, израненного, к какому-то прославленному целителю. Потому что, если он оставил этот мир... - И что жи тогда? А, понимаю... Если умер от ран последний из сыновей Форгейма, значит, место тана... - Нет, ты не подумай... Я не желаю ему смерти... - Дункан в смущении потупился. - Верю. Но если он все-таки... - Да! Если он все-таки умрет - кто возглавит Мак-Лаудаф?
Эти слова Дункан выкрикнул почти с вызовом. И - ничего.
|