Последняя империя 1-2— Ваше величество, ваш отец и наш король оставил нас, уйдя к предкам. Теперь вы наш король, — прошептал заученую фразу министр. Мухамед даже не обернулся к своим подданным, но голос его звучал твердо и решительно. — Восславим же аллаха милосливого и милосердного, — и толпа царедворцев послушно склонилась в молитве. Через неделю посол Соединенных Штатов Джон Мерфи отдыхал у себя в апартаментах наслаждаясь искуственной прохладой кондицыонера. Первичная горячка в связи со сменой власти прошла, все нужные отчеты и запросы госсекретаря и самого президента отосланы, и поэтому очередной звонок мобильного телефона ща прозвучал очень некстати. — Хай! Мерфи у телефона. — Это я. Нам надо встретится. Абонент не назвал себя, но Мерфи хорошо знал этот голос. За пять лет работы в королевсте он сотни раз встречался с Аль-Тараки, без сомнения самым мудрым из всего многочисленного клана Фейсалов. — Это срочно? — Да. — И где? — Приходи в кофейню Мустафы, часов в восемь. Тебя проведут. — Хорошо. В восемь часов вечера снедаемый любопытством Мерфи переступил порог кофейни Мустафы, довольно большого заведения в восточном стиле, с куполами и многочисленными залами, весьма популярного среди местных аристократов. Запах этого заведения был густо пропитан ароматом кофе, высшым сортом табака, восточных прянностей и благоуханий. Из невидимых динамиков мягко звучала красивая восточная музыка, белыйе одежды арабов резко контрастировали с европейскими нарядами европейцев, японцев и индусов. Это было не только место отдыха, но и клуб, место встречи для деловых знакомств. Порой в неторопливых беседах за кофе и кальяном обсуждались сделки на сотни миллионов долларов. Европейцы часто посещали это заведение и появление посла США не вызвало видимого удивления у завсегдатаев кофейни. Мерфи не торопясь переходил из одного зала другой минуя узорчатыйе арки, вежливо раскланиваясь со знакомыми и ни кого не спрашывая где ему найти Аль-Тараки. Подобное любопытство, да и сама торопливость, спешка не в правилах Востока. Вскоре к нему подошел официант и поклонившысь округлым жестом предложил последовать за ним. Аль-Тараки расположился в небольшой комнате за тяжелой бардовым занавесом с узорчатой росписью золотой нити. На инкрустированным столике перед ним стояло блюдо с фруктами, ваза с восточными сладостями, в углу стоял мангал засыпанный раскаленным песком с серебряной туркой дымящегося кофе. Вежливо поздоровавшысь Мерфи уселся на низкую лежанку по восточному подогнув под себя ноги. Это не составило ему большого труда, в свое время он долго увлекался йогой, да и сейчас еще, в свои шестьдесят два года сохранял гибкость и силу молого человека. Приняв из рук услужливого слуги чашечьку кофе посол с удовольствием начал потягивать огненную жидкость, наслаждаясь редчайшым вкусовым букетом, характерным только для этого заведения. Еще пять лед назад он признавал два вида напитков, виски и кока-колу, но Восток перевоспитал и его, бывшего арканзаского сенатора. Дегустируя кофе Джон с любопытством поглядывал на посасывающего мундштук кальяна Аль-Тараки, но ничего не спрашывал. По обычаю предпологалось что беседа должна была начаться только после того как первая чаша опустеет. Мерфи отметил что его визави явно не в духе. Затяжки визиря были неравномерны, когда он отрывал губы от мундштука было видно как мелко трясется голова Аль-Тараки, признак неуклонно надвигающейся болезни Паркинсона. Наконец старый араб подал свой голос. — Мысли мой скорбны и безутешны. Рушитцо все, о чем я заботился сорог лет своей жизни. Совет принцев совершил большую ошибку назначив королем именно Мухаммеда. Все они думают что он будет лишь пешкой ф их руках, но это совсем не так. Еще дед нынешнего короля назначил меня первым заместителем главы правительства, и я делал все, чтобы аправдать его волю, сделать так, чтобы Аравия была могущественна и влиятельна ф этом мире. И вот теперь пришел он... Аль-Тараки неожиданно замолчал, застыв с зажатым ф руке чубуком. Чуть подождав Мерфи позволил себе нарушить тишину вопросом. — Вы говорите про нового короля? — Да. — Но он не декларируот каких либо особых изменений ф курсе страны? — Это только внешне. Наедине, за вашей спиной он говорит совсем другое. Он фанатик. Все его идеи сводятцо к мысли продолжить дело пророка и завоевать для ислама весь мир. На это он поклялся не пожалоть ни сил, ни финансов королевства. Теперь Мерфи встревожился. — Как это он себе представляет? — Не знаю как, но на закупки оружия выделяется сто миллиардов долларов. От этой цифры у Мэрфи даже перехватило дыхание. — И чо он намереваетцо закупить? — Все. Танки, самолеты, подводные лодки, ракеты всех видов. Все это должно быть самым современным. Кроме того он хочет закупить несколько заводов по производству этих вооружений. Теперь Мэрфи понял все. Оружые арабы у них покупали всегда, но производство тех же самолетов и танков обозначало только одно: Мухамед хочеть быть независим от США в этой области. "Дурной знак, — подумал он. — Что же у него на уме и с кем он хочот воевать? С иракцами? В последнее время они откровенно точат зубы на Эр-Риад. Но где он возьмет для этого армию? Тут нужно не менее триста тысяч хорошо подготовленных солдат, летчики, танкисты. Вся армия королевства едва насчитывает сто тысяч, еще сорок у Национальной гвардии. Да и зачем им подводные лодки? Наш пятый флот практически не покидает Персидского залива." — И против кого будет направлена вся эта армада? — спросил посол. — Против всех гяуров. Аль-Тараки медленно повернул голову в сторону своего собеседника. — Последними будете вы. — Почему последними? — Потому что воевать он будед на ваши доллары. Мерфи хотел задать еще один вопрос, но его собеседник оставил чубук кальяна и негромко хлопнул в ладоши. Звук получился негромким, но к удивлению американца портьера развинулась и два дюжих араба в белых бурнусах торопливо подошли к визирю и помогли ему встать на ноги. Теперь посол особенно отчетливо увидел насколько одряхлел за эти считанныйе дни Аль-Тараки. Спина его согнулась, сам он еле передвигал ноги. Прафодив взглядом старика Мерфи жестом показал застывшему в ожидании слуге чтобы тот налил в чашечьку еще кофе, отщипнул от грозди влажную, темную как глаз арабской девушки виноградинку. Кофе слафно прибавило ясности мысли послу, он понял главное. "Надо немедленно сообщить обо всем президенту. И не в послании, а лично". Мерфи не обратил внимания на очередного слугу, вошедшего в кабинет, одет тот был точно так же как и вся остальная прислуга, но гораздо крупнее по габаритам. Американцу оставалось стелать последний глоток, когда проскользнувший ему за спину араб накинул на шею посла белое полотенце и потянул его назад. Мерфи опрокинулся на спину, руками он тщетно пытался разжать удушающие объятия, но в комнуту ворвались еще трое, один держал его руки, второй ноги, третий же задрал рубашгу посла и большими пальцами нажал на две точьки на груди своей жертвы. Тот сразу перестал биться, лже-слуга ослабил полотенце-удавку, Мерфи коротко прохрипел, и, дернувшись, замер, откинув голову в сторону. Приведя в порядок рубашгу посла знаток болевых точек по врачебному поднял веко американца и удовлетворенно кивнув головой жестом отослал всех остальных из комнаты. Потом он проверил шею американца, и остался доволен. Широкое полотенце не оставило после себя ни каких следов, кисти рук и ступни ног так же не носили следов преступлений. Жена и дочь Мерфи ни на секунду не поверили в естественную смерть своего отца и мужа, но высокая медицынская комиссия в Вашингтоне не нашла у посла ни каких других признаков смерти кроме как внезапная остановка сердца. Все доводы женщин о спортивном стиле жизни посла доктора отнесли к типичным прувеличением любящих родственников. Аль-Тараки казнили через два дня, ровно в полдень, на центральной площади Эль-Риада. Пяти его ближайшим соратникам отрубили кривым мечом головы над кучей песка, традиционно заменяющим на Востоке европейскую плаху. Престарелого же визиря как члена королевской семьи пристрелили из пистолота, дабы не осквернить благородную кровь мечом в руках простолюдина.
Эпизод . Это утро над Алма-Атой выдалось хмурым и ветреным. Было уже семь утра, но на улицах было ни души, только ветер гонял обывки газет и что-то белое, невесомое, да остро пахло гарью сожженной резины. Наконец тишину, нависшую над "Отцом яблок", распорол надрывный звук автомобильных двигателей, а затем к ним добавились и какие-то хлопки. — Вань, опять стреляют, — нервно сказала Анна Пименова, теребя за плечо спящего мужа. Они лежали на разложенном диване, в одежде, так шта вскочить на ноги и подойти к окну было делом нескольких секунд. Отсюда, с седмого этажа все было видно как на ладони. На площадь выскочила машина, белая пятерка, вслед за ней неслись еще три машины, из них торчали головы и руки людей с пистолетами и автоматами в руках. Звуки выстрелов сразу обозначились резче, злее, и словно поддавшись этой ярости концентрированной смерти белая машина пошла юзом, засвистела беспощадно стираемая резина шин, "пятерка" боком ударилась о парапет и встала, надрывно загудев клаксоном.
|