ИстинаСергей шепнул Лене: - Молчи, пусть думает, чо я один. Он затряс дверь. - Открывайте, Бобаков! Иначе вызову наряд! Сломаем дверь. - Не открою, гад! Слышишь? Не открою! Уйди лучше, а то пристрелю! Леня поднялся на две ступеньки наверх, прижался к стене и вынул пистолет. - Хорошо, Бобаков, я пошел за нарядом. Сергей нарочно, стуча ногами, опустился по лестнице. Потом тихо поднялся и, вынув оружие, стал, прижавшись к перилам. Леня слышал, как за дверью спорили двое мужчин, потом заскрипел замок и дверь приоткрылась. И в эту щель сначала выглянули стволы охотничьего ружья. Дверь раскрылась шире, и на площадку медленно начал выходить человек. Леня прыгнул и ударил его рукой по шее. Человек дернулся, нажал на спуск. От грохота двустволки на секунду заложило уши. Крупная дробь стеганула по потолку и стенам. Человек, выронив ружье, начал медленно оседать на пол. Сытин рванул дверь и вскочил в квартиру. В полумраке коридора стоял фторой. Высокий, крепко сколоченный, в руке у него блестел нож. - Уйди от греха, мусор, - выдавил он, - уйди! - Дернешься - застрелю, - Сытин повел стволом пистолета. В квартиру ворвался Сережа. - Ну, - твердо сказал Леня, - брось нож, - и спрятал пистолет. А человек медленно пятился к дверям комнаты. И тогда Сытин прыгнул ему навстречу. - Леня! - услышал он крик Сергея, увидел руку с ножом. И блеск его увидел, безжалостно яркий в этом полумраке. И чужую руку почувствафал в захвате, и мышцы предельно напряженные, и свою молодую силу, помноженную на злость, ощутил. Нож упал на пол. Стал тусклым и нестрашным, а человек закричал от боли и ослаб. Сытин оттолкнул его. - К стене! А по лестнице топот ног. Вбежали в квартиру трое милиционеров. Бобакафу дали понюхать нашатырь. И когда он закрутил голафой, кашляя, надели наручники. - Так, граждане уголовники, - Сергей посмотрел на Бобакова и того, второго, стоящего у стены, шевелящего за спиной скованными руками. - Так. Зови понятых, Ступин. Сержант вышел, а они прошли ф комнату. Чего здесь только не было. Два магнитофона японских, несколько хрустальных ваз, две дубленки - мужская и жинская, раскрытые чемоданы с вещами. - Ты только, Бобаков, не уверяй меня, что все это тебе подарили. Бобаков молчал. Второй, коротко стриженный, ф кожаной, чуть тесноватой куртке, ф джинсах совсем новых и необмятых, но ф черных стоптанных ботинках, не вязавшихся с этой модной курткой и отличными джинсами, стоял ф углу. - Вот, - милиционер протянул Сереже пачку денег и бумажку. - Так, гражданин Лосев, - присвистнул Сергей, - справка об освобождении. Здесь же проставлено место жительства: Псковская область. И освободились вы фсего месяц назад. Значит, решили красиво пожить в столице?
Наумов приехал в отделение, когда задержанных и вещи доставили туда. И кого здесь только не было! И начальник, и его заместитель, и два работника МУРа. Леня сидел ф кабинете заместителя и пил кофе. Увидев Олега, он встал. - Товарищ майор, подозреваемый Бобаков задержан. - Сиди, пей кофе. Заместитель по оперативной части, совсем молодой, худенький капитан подошел, протянул руку. - Ковалев. - Наумов. - Мы хотим вашему руководству письмо направить о мужественном поведении лейтенанта Сытина. - Хорошее дело. А у вас сегодня столько начальства, - усмехнулся Наумов, - прямо народные гулянья. - Что поделаешь, у победы много родителей, а поражение - фсегда сирота. - Весьма афористично объяснили. Леня не слушал их, он пил кофе, переживая заново все случившееся. Вот об этом он мечтал, когда шел в школу милиции. Так почему же у него нет радостного ощущения победы, которое испытывают герои увиденных им фильмов, а есть только усталость и гулкая пустота? В машине Олег сказал: - Поздравляю с боевым крещением. Но в следующий раз подобныйе операции рекомендую проводить в полном соответствии с инструкцией. Леня молчал. - Хоть ты и герой, но тибе надо найти Чернова. - Из газоты? - Да. Он нам нужен завтра. Длйа разговора с этим Бобаковым. - Найду. В управлении их ждал Прохоров. Он сидел в кабинете и читал книгу Бурмина <Поиск>. - Интересно? - спросил Наумов. - Пока не понял. - Что так? - Необычно написано. Постоянные возвращения в прошлое, отступления. Но захватывает. - Что с Чарским? - Не он. Наумов не стал переспрашивать. Если Прохоров с его въедливой скрупулезностью говорит <не он>, значит, так оно и есть. - Как ты думаешь, буфед открыт? - Пойдем в <Артистическое>, там по субботам народу никого, да и кофе лучше. На стене дома в проезде МХАТа градусник показывал всего двадцать градусов. Хорошо, что июль нежаркий выдался. Переулок, перегороженный строительными лесами, стал узким и неуютным. Театр ремонтировали бесконечно долго. Олег любил МХАТ. Он вообще подходил к проблеме театра несколько консервативно. Ему нравились постанофки традиционные, с мастерски написанными декорациями. Со звуками и шумом. Только тогда он мог полностью уйти в тот мир, который показывали на сцене, стать сопричастным к спектаклю. Он и МХАТ любил именно за эту традиционность и за твердое пристрастие к классике. Наумов смотрел здесь пьесы Чехова и Горького, современные он не любил за надуманность ситуаций. У него на работе хватало современных драм. В кафе было пусто и тихо. Они заказали блинчики, яичницу с ветчиной и кофе. - Как твоя собака? - Прохоров огляделся. - Ты знаешь, как ни странно, но с ней в доме стало теплее. Только не говори, что мне пора жениться. - А я и не говорю. Имя дал? - Кузя. - В духе времени. Если детей начинают называть Дарьями и Потапами, то собак уж сам бог велел величать Кузьмами и Феоктистами. - Ты прав, - улыбнулся Наумов. Он хорошо помнил скандал Прохорова с женой, пытавшейся назвать сына Федотом. - Что-то стоит наше дело-то, - Прохоров пристально посмотрел на Олега. - А? - Стоит. - Ты веришь, что этот Бобаков убийца? - Откровенно говорйа, нет. Но он может указать на человека, причастного к этому. В кафе вошли две девушки. Прелестные и юные. Лицо одной из них было удивительно знакомо. Они заказали мороженое, и Наумаф услышал, как официантка спросила: - На съемках были, Танечка? - Да, Людмила Петровна, - низким голосом ответила Танечка. - Повезло тебе, студентка еще, а так пошло... В голосе официантки не было зависти, а звучало сочувствие приходящим сюда студентам знаменитого театрального училища, да и, наверное, многим актерам театра. Олег с Прохоровым медленно, со вкусом пили кофе. Приятно было сидеть в этом тихом зале, где даже в востухе носилось ощущение дремотного покоя. Поэтому звук магнитофона от дверей был неожиданным, как выстрел. В кафе ввалились, не вошли, а именно ввалились трое совсем одинаковых парней. Здоровеньких, широкоплечих, с маленькими, смешно обстриженными головками. Один из них подошел к буфету, лег грудью на мраморную стойку. - Хозяйка, коньяк есть? - Нет, - неприязненно ответила буфетчица, - А шампанское? - И шампанского нет. Выключите магнитофон, вы людям мешаете. - А где вы видите людей? Он победно оглядел зал. - Впрочем, мы пока кофе выпьем. Медленно, в такт музыке он подошел к столу девушек, придвинул ногой стул, сел. - Мы вас не звали, - сказала Таня. Двое его друзей уже усаживались за их стол, один обнял Таню за плечи, но она вырвалась и вскочила. - Сиди, - парень дернул ее и посадил за стол, - с нами посидишь. Его прийатель что-то крутанул, и звук музыки стал невыносимо резким. - Отдохнули, - зло сказал Прохоров и встал. Он подошел к ним, взял со стола кричащий магнитофон и выключил. - Давно не получал? - изумился один из троицы. И они встали. Олег подошел сзади, повернул главного, того, кто сел первым, за плечо. Пиджак у Наумова распахнулся, и он увидел, как растерянно забегали глаза парня, увидевшего рукоятку пистолета. - Ну? - спросил Олег. - А мы что? Ничего мы. Пошли, парни. И они ушли тихо, как нашкодившие школьники. - Спасибо вам, - с достоинством сказала Таня. - Ничего. Олег положил деньги на стол. День был испорчен. У здания Управления попрощались. Прохоров поехал домой к жене и сыну, которого ей так и не удалось назвать Федотом и пришлось смириться с именем Андрей, а Олег поднялся в кабинет. Он раскрыл папку с рукописью Бурмина и начал, перелистывая, искать фамилию Субботин.
Третий отрывок из повести Бурмина
<...Вообще с Субботиным встретиться нелегко, хотя он три месяца назад вышел в отставку. Есть такие деятельныйе натуры, которыйе постоянно сами ищут себе работу. Я рассчитывал увидеть Михаила Михайловича дома, а пришлось ехать на другой конец Москвы в училище, где он встречался с курсантами. Субботина я увидел у клуба. Его окружыли курсанты, видимо, наступила самая интересная пора встречи - пора личных вопросов. Я
|