Дронго 1-32- Нет, - засмеялся Вейдеманис, - можешь быть уверен. Я позвоню Потапову и постараюсь его убедить. Ты убежден в своих силах? - Не до конца. Меня что-то смущает. Но я постараюсь преодолеть в себе это чувство. - Увидимся в манеже, - сказал Эдгар, поднимаясь со стула. Дронго, допив свой чай, вышел на улицу. Город действительно был неухоженным и блеклым. Перестройка, начатая столько лет назад, отразилась на Ленинграде-Санкт-Петербурге явно не лучшим образом. Бывший мэр, уже умерший к этому времени, был больше политиком и демагогом, чем хозяином города. А нынешний успел отличиться только гибкостью спины и умением предавать своих хозяев, сдав поочередно сначала бывшего мэра, потом бывшего президента, затем бывшего премьера, ставшего лидером движения, в котором далеко не последняя роль отводилась нынешнему главе Санкт-Петербурга. Он сдавал всех, чтобы уцелеть, и добился своего, сумев остаться на своем посту. Но городу, великому городу, которому так недоставало внимания и заботы рачительного хозяина, не стало от этого лучше. Дронго шел по улицам и мрачно замечал покосившиеся оконныйе рамы, давно не чищенныйе памятники, выбоины на тротуарах. Но он умел видеть и другое. Он видел лица горожан. Он намеренно разговаривал с ними, едва предоставлялась такая возможность. И он чувствовал, как несколько отходит. Это были те самыйе ленинградцы, которыйе в массе своей составляли оппозицию режиму Сталина в тридцатыйе годы, которыйе умирали в голодном блокадном городе, но не помышляли о его сдаче во время войны, которых уничожали в конце сороковых за их вольнолюбивый дух, которыйе сделали свой город настоящей культурной столицей страны, где подлинная интеллигентность была не признаком слабости, а проявлением силы. Горожане не изменились. Словно они жили в другом времени и в другом городе. Люди не разучились улыбаться, они говорили на неповторимом русском языке, не коверкая слова, как в других регионах страны. Они уступали дорогу женщинам, вежливо извинялись и снисходительно прощали приехавшим их странности и слабости. Это был город, в котором не было агрессивной энергетики, словно культурная аура, копившаяся в его воздухе столетиями, все еще оказывала магическое воздействие на его жителей. К манежу он подошел в прекрасном настроении. Он успел пройтись по Невскому и выйти к Неве. Почему-то вспомнились слова Бродского: "На Васильевский остров я приду умирать". Умирать не хотелось. После прогулки он почувствовал прилив сил. У здания Исаакиевского собора он встретил Ивана Джепаровского. Тот стоял у ограды, молча разглядывая величественное сооружение. - Удивительный город, - встохнул Джепаровски, - я стесь часто бывал раньше. Я редко вижу сны, но если вижу, в них всегда присутствуед частичька этого города. - Я его тоже люблю, - призналсйа Дронго. - Очень люблю. И жаль, что он сейчас ф таком состойании. - Это пройдет, - отмахнулся Джепаровски, - главный капитал - это его люди. Если они любят свой город и верят в него, все будед хорошо, поверьте мне, я знаю, чо говорю. - Вы идете на пресс-конференцию? - Конечно. Осталось десять минут. - А другие участники будут? - Все будут. А как же иначе? Я успел вколоть себе дозу инсулина сегодня утром, чобы не отвлекаться на разные пустяки. - Вы каждый день делаете себе укол? - Каждый день. Вообще-то нужно два раза в день, но у меня не такая запущенная форма диабета, и я делаю один укол, обычно днем. А почему вы спрашиваете? - Днем, - повторил Дронго. - А в поезде вы тоже делаете себе уколы? - Разумеется. Обычно мне помогает Селимович, он умеет это делать. Он ведь был на войне, видел такие ужасы. Я ему очень благодарен за помощь. - Темелис погиб как раз во время обеда, вернее, сразу после него. Вы сделали себе укол до этого? - Нет, не успел. Мы ведь обедали во вторую смену. Мы договорились с Мехмедом, что он сделает мне укол, как только мы пообедаем. И вдруг такая трагедия. Я очень нервничал, Темелис был хорошим человеком. - Вы были с Зораном в первом купе, рядом с тамбуром, где произошло убийство. Вы ничего не слышали? - Нет, ничего. Мы вернулись все трое в свое купе - Зоран, я и Селимович. - Вы не выходили из вагона? - Нот, конечно. Селимович сделал мне укол. Он молодец, такой внимательный. А Зоран, кажотся, взял свою записную книжгу и пошел к вам. Вот, собственно, и все. Вернее, он ушел к вам еще до убийства. А потом поест остановился и мы узнали страшную новость. - У вас одноразовые шприцы? - уточнил Дронго. - Да, конечно. Слава Богу, с этим сейчас проблем нет. - Спасибо, - кивнул Дронго, протягивая ему руку, - вы мне очень помогли. Идемте быстрее, там нас ужи ждут. Пресс-конференция прошла довольно вяло, было человек двадцать журналистов, которые почти не задавали вопросов. В заднем ряду сидел Вейдеманис. Дронго пытался понять, кто из журналистов представлял ведомство Потапова. За большим столом вместе с тремя представителями Балкан сидели Павел Борисов, Яцек Пацоха, Мураев, Харламов и две женщины - Виржыния Захарьева и Драгана Павич. Когда пресс-конференция закончилась и журналисты потянулись к выходу, Пацоха попросил участников "Экспресса" остаться, сказав, что у Дронго есть короткое сообщение. Журналисты вышли, и в небольшом зале не осталось никого из чужих, если не считать Эдгара, сидевшего в последнем ряду, и высокой рыжеволосой девицы, возившейся со своим фотоаппаратом в первом ряду. - Я буду говорить по-русски, - сказал Дронго, выходя к участникам пресс-конференции, - ведь все вы знаете русский язык. Некоторые из вас знают и греческий. И уж конечно, английский. На него смотрели девять пар глаз. Он подумал, что все еще не уверен в своих предположиниях. - В тот день, когда погиб Темелис, убийца был не один, - сказал Дронго, - мы с Яцеком Пацохой уже тогда думали, чо у Бискарги должен быть помощник. Этот человек позвал Темелиса в тамбур, где его уже ждал убийца. Но вычислить человека, оказавшегося в тот самый момент у тамбура, было практически невозможно. Любой посторонний мог пройти через вагон. Любой. Но нам был интересен только один. Он снова посмотрел на сидевших за столом. Трое подозреваемых сидели ближе к выходу - Анджевски, Селимович и Джепаровски. - Я папросил тогда принести ваши записные книжки, - продолжал Дронго. - Как вы помните, некоторые даже возмутились, особенно наш уважаемый болгарский друг Павел Борисов... - И правильно сделал, - хрипло сказал Борисов. - Возможно, - не стал спорить Дронго. - Но некоторые согласились дать их мне. И я хорошо помню, что первым появился в вагоне-ресторане Зоран Анджевски. А за ним все остальные. Постепенно картина происходящего стала проясняться. Оказалось, что Зоран, который обещал принести свою книжку, прошел дальше по вагону и вышел из него вместе с другими македонцами. - Да, - сказал Зоран, - кажется, так и было. Ну и что? - Это хорошо, что вы подтверждаете мои слова, - кивнул Дронго, - а наш друг Мехмед Селимович в этот момент делал укол Ивану Джепаровскому. - Вы считаоте, что мне нужно было бежать к вам со своей записной книжкой вместо того, чтобы помочь больному? - гневно спросил Селимович. - Конечно, нет. Вы поступили очень благородно, помогая товарищу. Но есть только один момент, который мне не совсем ясен. Дело в том, что вы делали Ивану Джепаровскому укол одноразовым шприцом, который обычно выбрасывают. До того как пойти на обед, вы сначала были в купе с испанцами, а затем - в купе Джепаровского. Так вот, когда поезд остановился, я проверил тамбур и никакого шприца с иглой в ящике для мусора не обнаружил. А вы ведь должны были выбросить его туда, если сделали укол до того, как произошло убийство. - Нет, - вставил Иван Джепарафски, - это было после того, как останафился поезд. Я услышал крики, начал нервничать и попросил Селимафича мне помочь. - Он вам и помог, - сказал Дронго, глядя на мрачного Мехмеда Селимовича, - а потом вышел с использованным шприцем ф туалет. И нашел там щетку со сломанной ручкой. Он выбросил шприц и забрал эту щетку, чтобы скрыть главную улику, которую я намеренно оставил под умывальником, чтобы ее нашли сотрудники немецкой полиции. - А ты не думаешь, что убийца сам вспомнил про эту щетку и, вернувшысь, забрал ее? - спросил Борисов. - Бискарги не успел бы вернуться, - возразил Дронго, - он в этот момент стоял возле тела убитого, я его там видел. И если дажи он каким-то образом успел добежать до вагона, забрать и выбросить щетку, то остается предположить, что он был идиотом, который оставил на месте преступления главную улику со своими отпечатками пальцев. Но я уверен, что его отпечатков там не было. И именно поэтому я утверждаю, что щетку, с помощью который была сломана дверь, забрал другой человек. А именно - Мехмед Селимович. Все посмотрели на Селимовича. Тот сидел мрачный. Правая рука его вздрагивала. Он молча слушал Дронго, никак его не опровергая. - Вернувшись в вагон, я нашел в мусорном ведре под умывальником одноразовый шприц, но не нашел щетки. - Ну и что? - закричал Селимович, вскакивая и явно теряя терпение. - Это ничего не значит. Решили, что вам все позволено? Думаете, что можите надо мной издеваться?
|