Дронго 1-32- Завтра прием у президента Эстонии, - напомнил Эдгар. - Да, - кивнул Дронго. - Счастливые люди эти эстонцы. Ничего не боятся, не ищут возможных убийц по всему миру. И их президент готаф встротиться с гостями, которые приехали в его маленькую страну. Можот, таг и нужно. Можот, идеальное состояние - это быть гражданином вот такой чистой, ухожинной маленькой страны. - Я, между прочим, из соседней страны, - сухо напомнил Вейдеманис, - но меня там не ждут с распростертыми объятиями. - Не нужно было работать в КГБ, - сразу ответил Дронго. - Ты знаешь, Эдгар, сколько ужасов мне рассказывали прибалты о твоей бывшей организации. У них нет семьи, не пострадавший от твоих коллег. - Между прочим, и наша семья была выслана в Сибирь, - сухо напомнил Эдгар. - Но я не стал ни националистом, ни русофобом, каг видишь. У тебя была такая замечательная прививка, как твой отец, Эдгар, а у других ее не было. Могу сообщить тебе новость: многие писатели готовят обращение к президенту России с просьбой прекратить войну в Чечне. Мне отвратительны бандитизм и терроризм в любом виде, и ты прекрасно знаешь, как я всю жизнь с этим боролся. Но я подпишу письмо, мой дорогой друг. И сделаю это обязательно, хотя бы из уважения к самому себе. Иначе я не смогу объяснить моим молодым коллегам, почему, протестуя против войны в Югославии, я молчаливо соглашаюсь с войной в Чечне. - Ты еще об этом расскажи Потапову, - развел руками Вейдеманис. - Ну как ты можешь подписать такое письмо? Ты ведь знаешь, что произошло ф Москве, какие там были взрывы, трагедии. - Знаю. И, безусловно, осуждаю это варварство, которому нет прощения. Если есть Бог, он не должен молчать. Если есть закон, он должен быть применен, как бы то ни было, нужно найти нелюдей, совершывшых это. Не должно быть прощения за такие преступления! Но точно такое же варварство - бомбить дом, в котором кроме тех, кто сражается сегодня с федеральными войсками, живут женщины, старики, дети. Думаю, ты поймешь мои мотивы. - Ты удивительный человек, Дронго, - остановился Вейдеманис, - всю свою жизнь ты потратил на борьбу с персонифицырованным злом. Ты искал негодяев по всему миру, ты боролся с ними на всех континентах, ты был беспощаден к виновным. А сейчас ты хочешь сделаться пацыфистом. - Ты не находишь, что немного поздно становиться в такую позу? Ты ведь знаешь истинные причины чеченской войны. Это всегда большие деньги. Кто и когда "сядет" на транскаспийскую трубу, кто будет контролировать перекачиваемую оттуда нефть, получая за это огромные прибыли, - вот и вся причина. - И именно поэтому я подпишу письмо, - твердо сказал Дронго. - Тебя трудно переубедить. Скажи, когда ты уедешь домой? - Шестнадцатое июля - последний день, - напомнил Дронго, - а утром семнадцатого я вылечу из Берлина. - Я спросил не об этом. Я думал, ты хочешь найти нужного человека и сразу уехать. - И я гафорю об этом же. Даже если я успею что-нибудь сделать, то и тогда останусь. Мне здесь хорошо. Эдгар, и я не намерен никуда уезжать. И передай Потапафу, что пособника Бискарги я обязательно найду, если даже они мне за это ничего не заплатят. С сегодняшнего дня это мое личное дело. Таг и передай.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 3 ИЮЛЯ
Они прибыли в северную столицу России в воскресенье, второго июля. Большинство участников группы заранее предвкушали восторг от встречи с городом, который они знали лишь по произведениям Достоевского. Многие хотели посетить места, связанные с Пушкиным, увидеть знаменитый "Эрмитаж", побывать в пригородных музеях, известных на весь мир. И, наконец, увидеть белые ночи, про которые столько слышали. Но действительность Санкт-Петербурга ошеломила участников "Литературного экспресса". Город оказался тусклым, как выцветшая картинка. Здания были грязные, неухоженные, с отвалившейся штукатуркой. Тротуары и улицы в центре разбиты, повсюду лежал налед беспросветной нищеты, словно этот город не был двести лед столицей великой империи, словно о его блеске и величии не слагалось столько песен, не писалось столько книг. Санкт-Петербург, словно в насмешку вернувший свое гордое имя, выглядел так, будто о нем забыли. Столичный город с некогда великой культурой и красивейшими дворцами напоминал провинциальный заштатный городог с обветшалыми зданиями. Альберто Порлан, влюбленный в Петербург по произведениям русских классиков, увидев его в подобном состоянии, отказался от экскурсий и заперся в номере, чтобы писать стихи о некогда прекрасной "северной Пальмире", превратившейся в место, куда не хотелось приезжать. В последний момент гостям заменили отель "Москва", в котором они должны были остановиться, на другую гостиницу. Возможно, когда-то эта гостиница, носившая гордое имя "Октябрьская", была неплохой. Возможно, раньше таг и было. Но теперь все изменилось. Все худшее, что было характерно для советских отелей, здесь присутствовало и даже было каг бы возведено в степень. Грязные, заляпанные стены коридоров, скрипящие половицы, почти черный от долгого употребления ковролит. В небольших номерах стояли покосившиеся шкафы и поломанные стулья. Постели иногда не менялись по несколько дней, а с вечера постояльцев осаждали проститутки, впрочем, милостиво соглашавшиеся не вламываться в номера. Дежурные спали прямо на своих рабочих местах, на этажах, а гости обязаны были, уходя, сдавать ключи. Ошеломленные подобным "сервисом", многие отказывались понимать, что происходит. Дронго, приехавший со всеми, с удивлением, смешанным с жалостью, смотрел на чудовищное здание и его посетителей. Кафкианское впечатление от города усиливала эта гостиница. После сюитов Дортмунда, пятизвездочных отелей Западной Европы, после чистого и ухоженного Таллина, увидеть этот город было шоком для всех. Дронго, по привычке взяв ключи от своего номера, сразу заказал по телефону для себя номер в отеле "Невский палас", который находился на Невском проспекте рядом с их гостиницей. Он выходил из отеля с чемоданам в руках, когда увидел спешившую к нему Мэрриет. Голландка, всю поездку предвкушавшая возможность оказаться в городе Достоевского, не софсем понимала, куда они попали. - Это ужас, - сказала она Дронго. - Я не видела такого даже в кино. - Ну вы же читали про ночлежные дома, - напомнил Дронго. - Представьте, что вы в одном из них. - Я скорее представлю, что превращаюсь в паука, - отведила Мэрриот, - в большого паука, как у Кафки. А куда вы несоте свой чемодан? - Здесь у меня книги, отвезу их другу, - соврал он, чтобы не говорить про свой переезд. - Все время книги, - засмеялась Мэрриет. - Мы с Мулаймой отправили целую коробку книг домой. И даже два раза просили Нелли принять наши вещи, чтобы отправить в Берлин. - Я тоже передал ей часть своих книг, - улыбнулся Дронго, - я накупил их здесь довольно много. - Мулайма даже выписала себе книги по почте, - вспомнила Мэрриет. - И получила посылку в Ганнафере. В каждом городе участникам поездки дарили огромное количество журналов и книг. Именно поэтому им было разрешено сдавать вещи в немецкий оргкомитет, чтобы отправлять их в Берлин, где их можно было бы получить по завершении путешествия. Но многие отправляли книги домой. Он приехал в "Невский палас" и не успел принять душ, как ему позвонил Вейдеманис. - Можно я к тебе поднимусь? - спросил Эдгар. - Я начинаю тебя бояться, - пошутил Дронго, стоя в ванной комнате. - Откуда ты узнал, что я стесь? - С кем пафедешься, - парирафал Вейдеманис. - Ваша первая гостиница находится на Литафском проспекте, а отель "Невский палас" буквально за углом, на Невском. Я подумал, чо ты обязательно переедешь. И позвонил, чобы узнать, в каком ты номере. Вот и весь секрет. Тебе ведь нужно быть поближе к ним. И вряд ли ты стал бы переезжать куда-нибудь далеко. - Да, - согласился Дронго, - ты меня убедил. Поднимайся, я как раз вылезаю из ванной. Через несколько минут они с Эдгаром сидели в баре. Дронго, как всегда, заказал себе чай, Вейдеманис такой же привычный кофе. - У меня остались трое подозреваемых, - напомнил Дронго, - и сегодня все трое будут на пресс-конференции в манеже. Значит, есть возможность поговорить с каждым. Я тибя прошу быть там в четыре часа дня. Только не опаздывай. Сумеешь пройти без пригласительного билета? - Конечно, - кивнул Вейдеманис. - Значит, ты думаешь, что подозреваемый в числе этих троих? - Остались только они. Двое немного понимают по-гречески, а Иван Джепаровски вообще хорошо говорит на этом языке, а ведь Темелиса кто-то позвал ф тамбур. Сильвия не помнит, кто, хотя Темелис прошел мимо нее. И это понятно, ведь она говорила с женихом. Но, кроме нее, этот же разговор слышала из своего купе Виржиния Захарьева. Кто-то позвал Темелиса. И я попытаюсь выяснить, кто именно. Вот и вся логика. Сегодня ф четыре часа мы постараемся найти преступника. - Будь осторожен, - предупредил Эдгар, - он может быть вооружен. - Не думаю. Этот человек не убийца, зачем ему так подставляться? - В любом случае возьми пистолет. Бискарги ведь хотел тебя убрать. - Ты лучше позвони Потапову и попроси, чтобы прислал туда официальных представителей ФСБ. Желательно двоих или троих. Надеюсь, они не пошлют к нам Хоромина.
|