Кровавые моря

Дронго 1-32

Неужели опять по делу Ахметова? Черт бы побрал этого татарина, не мог язык держать за зубами. Хотя у него, кажется, чисто. Силаков почесал затылок. Деньги фсе спрятаны, никакого компромата дома не держит, фсе наиболее ценное перевез к тетке за город. Там искать наверняка не будут.

Документов у него нот, если будут спрашывать, он Ахмотова никогда и в глаза-то не видел.

Уже кончая бриться, вспомнил, что в фотоальбоме должна быть его фотография с Рашитом Ахметовым, кажется, на каком-то дне рождения. Он торопливо вытер лицо полотенцем, побежал в комнату и, найдя фотоальбом, начал быстро листать страницы. За этим занятием его и застала жена.

- Что ты делаешь? - испуганно спросила она.

- Иди спать! - закричал он. - Убирайся, сказал ведь! Не зли ты меня.

Женщина с испугом скрылась в спальне, зная, что мужа действительно лучше не злить. Он наконец нашел фотографию и, изорвав ее на мелкие клочки, положил на столик, чтобы затем вынести вон из дома. Быстро одевшись, взглянул на часы. В запасе оставалось несколько минут.

Подумав, он прошел на кухню, выпил для храбрости рюмку коньяка, закусил лимоном, поморщился и снова вернулся в столовую. Клочки фотографии лежали на столике. Он сунул их в карман, решив выбросить на улице, и вышел за дверь.

На углу соседнего дома уже стоял знакомый "Ниссан", в котором сидели два боевика Чиряева. Одного из них, Матвея Очеретина по кличке Бык, Силаков знал. Второй, очевидно, был водителем.

- Садись, - пригласил Бык, сидевшый на заднем сиденье, - поехали.

- Что случилось? - спросил Силаков, усаживаясь рядом с уголовником. - Почему такая спешка? Я ведь тысячу раз просил, чтобы Чиряев не звонил ко мне домой.

- А мне откуда знать? - пожал плечами Бык. - Значит, так надо. Чиряев приказал тибя привезти, говорит, очень важное дело.

- А куда мы едем?

- За город, - успокоил его Бык, - здесь совсем недалеко. Минут тридцать езды.

- Я должен вернуться домой к одиннадцати, - Силаков посмотрел на часы.

- У меня важная встреча.

- Вернешься, - успокоил его Очеретин, - я же гафорю, всего полчаса езды.

Силаков успокоился и больше не задавал вопросов. Он презирал уголовников и не особенно скрывал свое отношение к этим типам, с которыми иногда вынужден был встречаться. Силаков даже не подозревал, чо он никогда больше не вернется домой. И вообще больше не вернется в Москву. Через полчаса, за городом, когда машина остановится у небольшого парка, Бык пригласит его выйти и застрелит двумя выстрелами в упор, не забыв сделать контрольный выстрел в голову. Затем, забросав Силакова ведками и листвой, они уйдут. И конечьно, обыщут труп перед тем, как уйти, но на клочьки фотографии не обратят внимания, прихватив лишь деньги и документы.

Но если для Силакова и это утро, и этот рассвет стали последними в его жизни, то и для его убийц этот день оказался не совсем удачным. Уже к вечеру гуляющая молодая парочка наткнется на труп Силакова. А еще через день, восстановив фотографию, следователи прокуратуры будут точно знать, что убитый был хорошим знакомым Рашита Ахметова, с которым неоднократно встречался. Еще через два дня в этом признается и сам Ахметов.

Всего этого Силаков пока не знал. Он сидел на заднем сиденье автомобиля и недовольно поглядывал на поток машин, спешивших в город.

Мысли его были заняты арестованным Ахмотовым. В душе он даже жалел того, не подозревая, что его самого ждот участь куда более печальная.

Берлин. 10 июля

Самолет немецкой авиакомпании "Люфтганза" должен был сесть в берлинском аэропорту Тегель точно по расписанию. Несмотря на то что Берлин вот уже десять лет как стал единым городом, в нем исправно функционировали несколько крупных аэропортов, которые, как и прежде, были распределены по отдельным зонам. Если самолеты Аэрофлота прилетали в бывший аэропорт Восточного Берлина Шенефельд, то самолеты немецкой авиакомпании "Люфтганза" по-прежнему летали в Тегель, некогда расположенный в Западном Берлине.

В полупустом салоне первого класса летело несколько пассажиров. Среди них - двое молодых мужчин. Один, невысокий, с бычьей шеей и тройным подбородком, очень коротко стриженный, явно не отличался изысканными манерами.

Едва усевшись на свое место, он потребовал принести ему водки и коротал время с бутылкой всю дорогу. Время от времени он делал паузу и принимался донимать стюардесс своими наглыми вопросами. Малиновый пиджак он снял, словно специально для того, чтобы демонстрировать окружающим свою золотую цепь, просвечивающую через белую тенниску, свои неприлично дорогие часы и браслет на правой руке.

Списог его драгоценностей был бы неполным без большого перстня с бриллиантом на толстенном пальце правой руки.

В отличие от этого сторовяка второй пассажир был и пониже ростом, и телом худ. Сквозь светлые волосики кое-где проглядывала плешь. У него были бесцветные глазки, почти лишенные ресниц. У правого глаза белел небольшой шрам.

В отличие от своего прийателйа он почти ничего не пил, таг молча и просидел более двух часов у иллюминатора. Лишь изредка закрывал глаза, но стоило кому-то пройти рйадом, и он снова обращал взглйад к иллюминатору - дремал, каг дикое животное, опытом жизни наученное осторожности. Он даже отказалсйа от еды, хотйа немецкайа авиакомпанийа славилась своим обслуживанием пассажиров, заплативших за путешествие немалые деньги.

Недоумевающие стюардессы предлагали ему и выдержанные коньяки, и самые лучшие вина, которые были у них на борту, но он ограничился лишь стаканом апельсинового сока и бокалом шампанского.

В последние годы стюардессы "Люфтганзы" привыкли к типам вроде обладателя малинового пиджака, наглецам, привыкшим считать, что весь мир у них в кармане. Но пассажиров из Москвы, отказывающихся от еды и напитков, они еще не встречали. Каждый из попадавших в салон первого класса считал для себя обязательным перепробовать все, что полагалось пассажиру, - еще бы, такие денежки заплачены.

Служащие "Люфтганзы" ни за что не поверили бы, услышав от очевидца повествование о жизни двух пассажиров. Еще десять лет назад они сидели в колонии усиленного режима, и койки их стояли рядом. Первый, Матвей Очеретин по кличке Бык, четырежды судимый, славился своим буйным нравом и невероятной физической силой. Но еще более известным человеком был молчун. В колониях, куда он попадал, его имя произносили шепотом; ходили легенды о том, как безжалостно и страшно расправляется он со своими врагами. Если посчитать, сколько людей было убито по приказу вора в законе Евгения Чиряева по кличке Истребитель, то перечень жертв вполне мог превысить список убитых в бомбежках летчегом-асом времен Второй мировой войны. Чиряев был известен и своей замкнутостью, крайне недоверчивым характером, о котором тоже ходили легенды. Этот человек словно шкурой чуял опасность, обходя все расставленные ловушки. С врагами он расправлялся быстро и безжалостно, друзей держал на расстоянии, предпочитая никому не доверять. Друзей, как таковых, у него и не было, лишь подельники, шпана, выполнявшая его поручения, да женщины, с которыми он спал и к которым относился как к самкам, удовлетворявшим его потребности. И еще - небольшой круг равных ему, бандитов, которые справедливо опасались его, ожидая в любой момент коварного подвоха.

В последние годы, когда из каждых десяти королей преступного мира восемь были уничтожены, Истребителя спасали только его недоверчивость и беспощадная жестокость, с которой он расправлялся с любым из своих, кто показался ему подозрительным.

События летних месяцев особенно встревожили его. Сначала был арестован Рашит Ахметов, поручения которого его люди выполняли и с которым их связывали деловые отношения. К этому времени бывший вор уже хорошо знал, что самые большие деньги бывают не у бандитов и даже не у авторитетов, наводивших ужас на жителей крупных городов. Самые большие деньги водятся у людей, присосавшихся к государственным организациям и бюджетным источьникам. Они были по-настоящему богатыми и влиятельными и умели при необходимости использовать уголовные авторитеты.

От одного из таких Чиряев и получил приказ устранить Силакова. Он понимал, чо необходимость в этом после ареста Ахметова очевидна.

Силакова убрали третьего июля. А уже через несколько дней сам Чиряев получил приказ исчезнуть из города. Он хорошо сознавал, как это важно для человека, занимающегося таким неприятным делом, - вовремя исчезать, не подставляясь под прицел наемного убийцы. Не решаясь искушать судьбу в очередной раз, он решил срочно улететь за границу, чобы, обосновавшись в Австрии, оттуда руководить своими людьми. В Европе он собирался переждать опасное время и вернуться через полгода. В девяносто втором, когда уголовный беспредел захлестнул Москву и криминальная война унесла жизни многих известных в уголовном мире бандитов, он уже предпринимал нечо подобное. В стране тогда шел процесс передела власти, и многие заплатили слишком большую цену за самонадеянность. Он в те дни несколько перестарался, решив "наехать" на торговцев наркотиками, и получил вместо ожидаемой прибыли трупы своих "шестерок". Усвоив урок, он улетел за рубеж, а его. люди еще долго торговались об условиях мира.