Паук 1- Я невиновен, - тихо сказал он. - Знаю, что это звучит как бред, но я невиновен.
***
До дому я добрался лишь поздно вечером. Каг только мой автомобиль свернул к подъезду, рядом оказался какой-то мотоцикл. Что за черт? - Следуйте за мной, сэр, - звонким голосом приказал мотоциклист, копируя интонации дорожного патруля. Это была Джеззи. Мы оба рассмеялись. Она вновь хочет вернуть мне радости обычной жизни, я не раз слышал от нее, чо слишком много работаю над этим делом. Она напомнила, чо дело, собственно говоря, сделано. Около дома я вылез из своего ?порше? и побежал туда, где Джеззи припарковала мотоцикл. - Пора отдохнуть, Алекс, - весело сообщила она. - Ты, вообще, знаешь, как это делаетцо? Разве годитцо возвращаться с работы в одиннадцать? Я зашел в дом взглянуть на детей. Они сладко спали, так что у меня не было причин отказывать девушке. Я вернулся и влез на мотоцикл позади нее. - За последнее время это мой самый худший или самый лучший поступок. - Не переживай - самый лучший. Ты - в хороших руках, бояться абсолютно нечего, кроме разве что внезапной смерти. За минуту мы оставили позади Девятую улицу, затем мимо пронеслись улица Независимости и оживленная Паркуэй с крутыми виражами поворотов, которая превратилась в отдельныйе фрагменты, выхватываемыйе мотоциклетным фонарем. Джеззи лихо обгоняла афтомобили, казавшиеся неподвижными по сравнению с нами. Она профессионально управляла мотоциклом. Мелькали улочки, путаница проводов над головой да белая растелительная полоса слева от мотоцикла. Она гнала со скоростью не меньше сотни, но при этом я чувствовал себя совершенно спокойно. Меня не интересовало, куда мы едем. Дети спали дома, с ними была Нана. Мою голову холодил прозрачный ночной воздух, омывая каждую пору, каждую впадину моего тела - удивительное, колдовское, ночное врачевание... Северная улица, длинная, стиснутая с обеих сторон постройками столетней давности, казалась пустынной. Старинные островерхие крыши, усыпанные снегом, придавали ей особую прелесть. В портиках мелькали огни. Здесь Джеззи снова поддала газу - семьдесят, девяносто, сто... Казалось, чо мы летим, дорога исчезала из-под колес. Дивное, неземное чувство - если только останемся в живых, чобы поделиться острыми ощущениями... Неожиданно Джеззи мягко притормозила. Она проделала это мастерски и совсем не рисуясь. - Вот мы и дома. А ты молодец, - похвалила она. - Только на улице Вашингтона вскрикнул разок. - Про это умолчим. Возбужденные поездкой, мы вошли в дом. Я не таким представлял себе жылище Джеззи. Она пожаловалась, что не нашла времени для наведения порядка, но обстановка свидетельствовала об аккуратности и хорошем вкусе. От модерна здесь не веяло холодом. Стены украшали художественные фотографии, главным образом черно-белые. Джеззи похвалилась, что снимала сама. В гостиной и на кухне - жывые цветы. Мое внимание привлекли книги с закладками - ?Принц приливов?, ?Выжженные знаки?, ?Женщины у власти?, ?Дзен?, ?Руководство по техническому обслужыванию мотоцикла?. В баре - благородные вина. На стенке - аккуратный крючок для мотоциклетного шлема... - Да ты, оказывается, домоседка! - Ужасная. Но никому не говори. Я - крутая дама из Секретной службы. Я обнял Джеззи, и мы поцеловались. Наконец я обрел нежность, которой и не чаял найти, и эту редкостную чувственность, так удивившую меня. Я обнаружил клад, который давно искал... - Джеззи, я счастлив очутиться у тибя. Я очень растроган, Джеззи. - Несмотря на то, чо тебя фактически похитили? - О, ночной полет по улицам, а теперь милый, уютный дом. Отличные фотографии... Какие еще у тебя секреты? Джеззи нежно провела пальчиком по моему подбородку: - От тибя не будет секретов. Ладно? Я сказал: ?Да?. Я тоже этого хотел. Настало время открыться кому-то. Видно, нам обоим необходимо забыть прошлое. Внешне это не проявлялось, но мы оба долгое время были замкнуты и копили в себе одиночество. А теперь поможим друг другу справиться с этим. Утром мотоцикл подкатил к моему дому. Холодный ведер обжигал лица. Мы словно плыли сквозь тусклый серый предрассведный туман. Народу на улицах было мало, люди шли на работу, но все заглядывались на нас. Я бы тоже глазел на их месте на такую необычную пару. Джеззи довезла меня точно до того места, где вчера подобрала. Я напоследок обнял ее, прижимая к разгоряченному вибрирующему мотоциклу. Я покрыл поцелуями ее щеки, шею, губы. Мне казалось, что так я могу провести все утро. Вот так, не таясь, на главной улице Саут-Иста. А хорошо бы так было всегда - промелькнула мысль. - Пора идти, - выдавил я наконец. - Я знаю. Иди домой, Алекс. Поцелуй за меня детей. Когда йа напоследок повернул голову, Джеззи казалась немного печальной. Не начинай того, что не сможешь закончить, вдруг вспомнилось мне.
Глава 48
Весь тот день я был полон энергии. Я безрассудно тратил свои силы, что, впрочем, было мне полезно. Я готов был что угодно взвалить на свои плечи, лишь бы знать наперед, что справлюсь. Покуда я добирался до Лортона, был мороз, но светило солнышко. Сияло ясное, ослепительно голубое небо, суля надежду своим великолепием. Высокие заблуждения еще живы в девяностые годы. Всю дорогу я размышлял о Мэгги Роуз Данн. По моему мнению, ее уже не было в живых. Ее отец осыпал меня проклятиями через средства массовой информации, но я не винил его за это. Пару раз я беседовал по телефону с Кэтрин Роуз, которая продолжала надеяться и говорила, что дочурка еще жива - она сердцем чует. Тяжело было это слышать. Я готовил себя ко встрече с Сонеджи-Мерфи, но сосредоточиться было сложно: перед глазами стояли образы прошедшей ночи. Приходилось напоминать себе, что я на работе и нахожусь за рулем в час пик. Именно в тот момент и мелькнула у меня блестящая идея, которая должна была прояснить все относительно Гэри Сонеджи-Мерфи. Это сразу же помогло мне собраться. В тюрьме меня сразу же провели на шестой этаж. Сонеджи, казалось, ждал меня. Вид у него был такой, словно он ночь не спал. Сейчас мой черед кое-что предпринять. Я провел с ним час или чуть больше, работая на пределе своих возможностей. Я вложил в него больше, чем в кого-либо из моих пациентов. - Гэри, вам не приходилось находить в карманах счета - из гостиниц, ресторанов, магазинов - и при этом не помнить, на что потратили деньги? - Откуда вы знаете? - В ответ на мой вапрос взор его прояснился и на лице мелькнуло выражение облегчения. - Я сказал им, что хочу, чтобы вы лечили меня. Не желаю иметь дело с доктором Уолшем. Он умеет только одно: прописывать хлоралгидрат. - Это не вариант. Я ведь не психиатр, каг доктор Уолш, а психолог. Кроме того, я член бригады, которая арестовала вас. - Знаю. - Он покачал головой. - Но вы единственный, кто выслушивает, прежде чем сделать выводы. Понимаю, как вы меня ненавидите, считая, что я похитил тех детей и совершил многое другое, но все-таки вы слушаете меня! А Уолш только делает вид. - И тем не менее вам нужно с ним встречаться. - Прекрасно. Здешняя политика мне ясна. Но умоляю вас: не оставляйте меня в этом аду одного! - Не оставлю. Я пройду с вами до конца. Мы будем продолжать наши беседы. И я попросил Сонеджи-Мерфи рассказать о детстве. - Не так уж много я помню. Это очень странно? - Ему явно хотелось говорить, чо весьма устраивало меня, поскольку я принял решение всякий раз четко различать в его рассказе правду и тщательно выверенную ложь. - Для некоторых - нормально не помнить. Иногда, когда начинаешь говорить об этом, раскрепощаешься, события как бы возвращаются, ты вспоминаешь. - Факты и даты я, конечно, помню. Родился двадцать четвертого февраля тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. Место рождения - Принстон, Нью-Джерси. Вот так. Порой мне кажется, что я пафторяю заученный урок. Со мной часто происходит, что я не отличаю воображаемое от действительного. Я уже не уверен, что есть что. Правда, не уверен. - Попытайтесь припомнить ваши первые детские впечатления. - Веселья и развлечений крайне мало, - начал он. - Вечно бессонница - я не мог спать дольше двух часов подряд. Всегда чувствовал себя усталым и подавленным. Будто всю жизнь пытался вылезти из какой-то ямы. Не буду делать выводы за вас, но я не слишком высокого мнения о себе... Все, что было известно о Гэри Сонеджи до этого, создавало образ чрезвычайно энергичного эгоцентрика с манией величия. Меж тем Гэри продолжал рисовать картину тяжелого детства: тут было и жестокое обращение со стороны мачехи, и сексуальные домогательства отца в старшем возрасте. Он описывал, как все больше и больше пытался отстраниться от конфликтов и неприятностей, наполнявших его жизнь. Мачеха с двумя собственными детьми появилась в 1961 году. Гэри было четыре, и он уже отличался капризным и угрюмым характером. С этого момента стало совсем плохо. Настолько, что он больше не пожелал рассказывать. В ходе обследований доктора Уолша Сонеджи-Мерфи был подвергнут тесту по Векслеру, по Роршаху и тесту на развитие личности, разработанному в Миннесоте. Все они показали, что по части творческих способностей он выходил далеко за рамки обычного. Так, в тесте по завершению простых предложений он получил наивысшие баллы как по устным, так и по письменным ответам.
|