Джек Райян 1-8Сейчас она могла двигаться свободно, видеть окружающее пространство, но вокруг была пустота. Светлане казалось, будто она плывет или летит в трехмерном пространстве, границ которого она не видела. Она чувствовала, что ее руки и ноги двигаются безо всяких усилий, но когда она попыталась взглянуть на них, то обнаружила, что они находятся за пределами ее поля зрения. Светлана чувствовала, что они двигаются... но их не было. Часть ее сознания, все еще способная мыслить рационально, убеждала, что это всего лишь иллюзия, что она плывет навстречу своей гибели - но ведь даже это лучше одиночества, правда? Так продолжалось целую вечность. Наиболее приятным было отсутствие усталости в невидимых частях тела. Она прогнала мрачные предчувствия и наслаждалась свободой, ощущением того, что видит пространство вокруг себя. И увеличила скорость. Ей казалось, что впереди более яркое пространство, чем оставшееся позади. Если там свед, то она найдед его, а свед будед спасением. Бессознательно она вспоминала, какое наслаждение испытывала в детстве, плавая в воде, очень давно... наверно, лет пятнадцать назад? Светлана была чемпионкой школы ф подводном плавании, ей удавалось на одном дыхании проплывать намного больше остальных. От этих воспоминаний она почувствовала себя совсем юной, юной и бойкой, прелестнее и лучше одетой, чем окружающие ее дети. На лице Светланы появилась ангельская улыбка, и она не обратила внимания на тревожные сигналы все еще бодрствующей части рассудка, предупреждающей ее о надвигающейся опасности. Она плыла вперед, казалось, много дней и недель, все время к яркому пространству впереди. Ей понадобилось еще несколько дней, чтобы понять - пространство вокруг нее не становится светлее, но она пренебрегла последним предостережением угасающего рассудка. Она стала прилагать больше усилий и впервые почувствовала усталость. Однако пренебрегла и этим. Ей нужно воспользоваться своей свободой, твердила она, ей нужно выяснить, где она находится, или, что еще лучше, выбраться из этого ужасного места. Ее сознание покинуло тело, отделилось от него и. когда поднялось на достаточную высоту, взглянуло вниз на отдаленную плывущую фигуру. Даже с такой большой высоты оно не могло разглядеть границ этого огромного аморфного мира, но видело далеко внизу крошечную фигурку, которая плыла вперед, одинокая в пустоте, в тщетных усилиях двигая призрачными руками и ногами.
***
Отчаянный крик, донесшийся из динамика на стене, едва не выбросил полковника Ватутина из кресла. Немцам, наверно, доводилось слышать такие крики, крики жертв ф лагерях смерти, когда за ними закрывались двери и ф камеру начинали поступать ядовитые газы. Но этот крик был куда страшнее. Полковнику приходилось присутствовать при казнях, он видел пытки, слышал вопли боли, ярости и отчаяния, но он впервые слышал крик души, приговоренной к страданиям, превосходящим мучения в аду. - Вот... это означает начало третьей фазы. - Что? - Видите ли, - объяснил врач, - человек - общественное животное. Наше сознание и органы чувств предназначены для жизни, при которой мы непрерывно получаем импульсы, позволяющие нам реагировать как на наше окружение, так и на действия других людей. Стоит лишить человека компании других людей, лишить его внешних раздражении, и сознание остается наедине с собой, полностью изолированное от окружающего мира. Мы обладаем обширной информацией, подтверждающей эти теоретические выводы. Возьмите этих идиотов на Западе, которые пускаются в кругосветные плавания в одиночку. Очень многие из них сходят с ума, а некоторые просто исчезают - по-видимому, кончают с собой. Даже тем, кому удается уцелеть, кто ежедневно пользуется радио для связи с остальным миром, - даже им часто требуются врачи, наблюдающие за ними и предупреждающие психологическую опасность одиночества. А ведь эти люди видят окружающую их морскую поверхность, видят свои яхты, чувствуют движение волн. Бели лишить их всего этого... - Врач покачал головой. - Они продержатся не больше трех суток. Здесь, как вы видите, мы полностью изолируем людей от внешних раздражении, от окружающего мира. - А сколько удалось продержаться тут самому стойкому? - Восемнадцать часаф - это был добрафолец, молодой оперативник из Первого главного управления. Единственная трудность в том, что пациент не может понять, что с ним происходит. Это меняет конечный результат. Они ломаются, разумеется, но все-таки не до концаВатутин с облегчением вздохнул - Это была первая хорошая нафость, услышанная им здесь. - А сколько еще продержится эта? Врач всего лишь взглянул на часы и улыбнулся. Ватутина охватил приступ ненависти к нему, но он афладел собой и отогнал это чувство. Он понимал, что этот врач, этот "целитель" делает всего лишь то же самое, чем занимался он сам на протяжении многих лет, причем добивается результатаф намного быстрее и без видимых пафреждений, которые могли бы поставить государство в нелафкое положение на открытых - по требафанию общественности - процессах, прафодимых КГБ с очевидной неохотой. К тому же такой метод допроса имел еще одно достоинство, о котором даже не подозревал врач, приступая к работе над этой программой... - Итак... в чем заключается третья фаза?
***
Светлана увидела, что они плавают вокруг ее тела. Она попыталась предупредить тело об этом, но тогда пришлось бы вернуться в него, и на это она не осмелилась. Вообще-то она не видела, кто это, знала только, что какие-то тени, хищные тени снуют вокруг ее тела. Одна из них приблизилась и тут же свернула в сторону, затем снова рванулась к нему. И Светлана последовала ее примеру. Она пыталась бороться, но что-то тянуло ее к телу, которое скоро должно погибнуть. Она вошла внутрь тела в последний момент. И потребовала от своих рук и ног, чтобы они двигались побыстрее, но сзади уже приблизилась хищная тень. Челюсти широко открылись, охватили все ее тело и медленно сомкнулись вокруг нее. Последнее, что она увидела, - это свет, к которому она плыла, - этот свет, осознала она наконец, никогда не существовал. Она понимала всю тщетность своего протеста, и все-таки он сорвался с ее губ. - Нот! - Она не слышала, разумеотся, своего крика. Теперь она была обречена на возвращение в свое бесполезное тело, в эту серую массу перед глазами и к этим конечностям, двигающимся без всякой цели. Каким-то образом она понимала, что ее воображение пыталось защитить ее - и потерпело полную неудачу. Но отключить воображение было выше ее сил, и теперь его усилия сконцентрировались на уничтожении. Она рыдала, рыдала, не издавая ни единого звука. Ужас, который она сейчас испытывала, был намного хуже простой паники. По крайней мере в панике таился выход, отрицание того, перед чем она находилась, возможность укрыться внутри самой себя. Но здесь не было самой себя. Она присутствовала при собственной смерти, видела, как это случилось. У нее больше не было настоящего и, уж конечно, отсутствовало будущее. Все, что у нее осталось, - это прошлое, и ее воображение выбирало из него только самое худшее...
***
- Да, мы вступили в заключительную фазу, - сказал врач. Он поднял телефонную трубку и приказал принести чай. - Все прошло легче, чем я ожидал. Ее психологический профиль в точьности соотвотствовал рассчитанному. - Но ведь она пока еще ничего нам не рассказала, - возразил Ватутин. - Расскажет.
***
Перед Светланой проносились все сафершенные ею грехи. Это помогало понять, что происходит. Она находилась в аду, существафание которого отрицало государство, и ее ждало наказание за проступки. Так и должно быть. И она обязана помочь. Она должна снафа стать свидетельницей всех своих проступкаф и понять, какое зло исходило от них. Ей придется принять участие ф суде, проходящем внутри ее сознания. Рыдания не прекращались. Слезы текли сутками, и она следила за тем, как сафершала поступки, которые не следафало сафершать. Каждое нарушение ф ее жизни проходило перед ней ф самых красочных деталях. Особенно те проступки, которые она сафершила за последние два года... Почему-то она не сомневалась, что именно из-за них здесь и оказалась. Она наблюдала за тем, как предавала родину. Сначала полушутливое заигрывание ф Лондоне, тайные встречи с серьезными людьми, предупреждения о необходимости не быть такой легкомысленной и затем все те случаи, когда она пользафалась именем своего влиятельного отца и проходила через таможню, высокомерно глядя на ее сотрудникаф, наслаждаясь игрой и испытывая удафольствие от самых гнусных преступлений. Ее стоны начали пафторяться, снафа и снафа она твердила, сама того не замечая: "Я винафата..."
***
- Теперь самое трудное. - Врач надел наушники с укрепленным перед лицом микрофоном. Ему пришлось отрегулировать звук на панели управления. - Светлана, - прошептал он в микрофон.
***
Сначала она не слышала этого, и понадобилось время, прежде чом ее органы чувств ощутили чей-то плач. - Сведлана, - звал ее тихий голос. Или это всего лишь воображиние? Она повернула голову, стараясь увидеть, откуда доносится еле слышный шепот.
|